Карл VI. Безумный король - Франсуаза Отран

двух разных источников. Высокочтимый советник Карла V и епископ Амьенский, Жан де Ла Гранж, теперь уже кардинал, жил при папском дворе в Авиньоне, откуда часто приезжал в Париж для встречи с королем. Во время одного из таких визитов Дофин, которому тогда было десять лет, находился рядом со своим отцом. При виде прелата принц стал, кричать отцу: "Прогони этого демона! Бегите от этого демона!" Оказалось, что некоторые люди при дворе внушили принцу, что у кардинала есть "личный демон, который сообщает ему все о прошлом и будущем". Возмущенный и недовольный, Жан де Ла Гранж попросил короля, чтобы Дофин, рассказал откуда он это взял: «Монсеньор Дофин ответил: "Все так говорят" и "Пусть Бог убережет короля от него!" Больше он ничего не хотел говорить и был строго отчитан». Не привыкший к тому что его ругают, Карл сохранил стойкую неприязнь к кардиналу Амьенскому. Несомненно, у него были и другие причины для недовольства, если верить Жувенелю дез Юрсену, который в своей Истории Карла VI (Histoire de Charles VI) пересказывает воспоминания своего отца Жана Жувенеля, близкого друга короля этого периода. Кардинал, по его словам, "при жизни его отца был очень груб с королем в различных отношениях". Став королем, Карл решил отомстить обидчику, когда Жан де Ла Гранж находился в Париже. Он позвал камергера, который был его другом, и сказал ему: "Савуази, настало время отомстить этому священнику!". Кардинал об этом узнал и  немедленно сев на коня и отправился в укромное место, "а оттуда, как только смог, в Авиньон", прихватив с собой "большую сумму денег".

Историки расценили этот случай как тревожный знак для психического здоровья ребенка. Но не стоит заблуждаться. На самом деле, как показывает финал, эта история имеет скорее политическое, чем психологическое значение. Жан де Ла Гранж, безусловно, был верным слугой государства, очень любил Карла V и был уважаемым советником Папы. Но многие и в Париже, и в Авиньоне его ненавидели. В родном городе Папы один итальянский купец не скрывал своей радости, когда однажды кардинал заболел. Купец горячо желал его смерти, потому что тогда его долги были бы списаны, и горько сожалел о выздоровлении этого несокрушимого прелата. В Париже его имя тесно связывали с налогами: "Главным, как говорят, кто посоветовал их ввести, был кардинал Амьенский, которого народ очень ненавидел и которого считал управителем королевских финансов". И если Жувенель дез Юрсен со злорадством пересказывает эту историю, то вовсе не для того, чтобы опорочить молодого короля, приписав ему детский каприз, а, наоборот, чтобы с удовлетворением показать, что он разделяет чувства своего народа.

Кристина Пизанская описала одну важную черту из детства короля. В раннем возрасте она приехала из Италии ко французскому двору, куда ее отец, Томмазо да Пидзано, врач и "астролог", был призван Карлом V, и всю свою жизнь провела в окружении короля и его семьи. Написанный ею в начале XV века панегирик Карлу V не является простым славословием королю. Проникнутый духом определенной парижской интеллектуальной среды того времени, он также является результатом тонких наблюдений этой почтенной дамы, которая была очень строга в вопросах морали. Восхваляя "добродетель целомудрия" в лице Карла V, Кристина Пизанская повествует, что король внимательно следил за воспитанием своего сына и был очень недоволен тем, что ребенок слишком рано получает много негативной информации: "Он запретил читать или приносить ко двору королевы или ее детей бесчестные книги, и чтобы (никто) не дерзал говорить его сыну Дофину о похотливых делах. Однажды королю донесли, что один молодой и красивый рыцарь его двора наставлял Дофина в любовных утехах и распутстве. Король по этой причине прогнал его и запретил являться ко двору ему, а также его жене и детям".

Мы не можем узнать больше об отношениях будущего короля со своими родителями и о том, какое влияние они могли оказать на формирование его личности. Зато мы многое знаем о его брате Людовике, сначала графе Валуа, а затем герцоге Орлеанском.

Людовик был единственным братом короля, у которого к 1380 году осталась только одна сестра — Екатерина, остальные пять дочерей Карла V и Жанны Бурбонской к тому времени уже умерли. После смерти отца двухлетняя Екатерина воспитывалась у своей бабушки, "великой мадам де Бурбон", которой дяди короля доверили ее вместе с пенсией в 200 ливров в месяц. Екатерина умерла, когда ей было всего десять лет. Восьмилетний Людовик оставался с королем.

Таким образом, оба мальчика воспитывались вместе. Все мероприятия, проводившиеся в то время, касались не только нового короля, но и его брата. Оба жили в тесной близости и получили одинаковое образование. Мельчайшие детали свидетельствуют о полной идентичности повседневной жизни братьев. На Сретение одна свеча ставилась королю, а другая — "монсеньору де Валуа". Для короля и его брата покупались гребни, ножи и музыкальные инструменты. В 1387 году восемнадцатилетний Карл и пятнадцатилетний Людовик носили одинаковую одежду. Все покупки шерстяной, золотой или шелковой ткани делались "для короля и монсеньора Валуа". Из одного и того же отреза алого брюссельского или коричнево-зеленого руанского сукна шили два платья или два "теплых плаща для верховой езды". Их плащи и куртки украшались одинаковыми узорами на левом рукаве: веточками дрока или словом Espérance, вышитым золотой нитью на зеленом бархате. Разница лишь в том, что однажды на Пасху король получил длинную мантию с опушкой из горностая, которую он носил в общем без удовольствия.

Общее воспитание и детство объединяли двух людей, чьи судьбы были так непохожи. Карл стал королем. Что касается Людовика, то он был одновременно и всем и ничем. Будучи наследником престола, он мог стать королем, если его брат умрет, не оставив сына-наследника. В противном случае он стал бы первым советником брата, принимал бы активное участие в государственных делах, как это всегда делали три брата Карла V. Но его дяди были принцами королевства, с обширными апанажами и большими доходами, в то время как ему от отца досталось лишь небольшое графство Валуа. Если бы у него когда-нибудь и появилось свое княжество — ведь в 1392 году он стал герцогом Орлеанским, — то он получил бы его только благодаря щедрости своего брата. Таким образом, Людовик полностью зависел от Карла. С другой стороны, если бы он стал могущественным принцем, преданным интересам короля, то монархия была бы укреплена. Взаимопонимания между королем и его младшим братом могло в будущем стать значительным элементом успешной государственной политики. Братья Карла V прекрасно это понимали и хотели заставить Карла и Людовика жить как братья, а не как короля и его подданного.

Но эта общая юность могла породить не привязанность, а соперничество, когда разница в статусе сопровождалась резким контрастом характеров. Карл был высоким и сильным, Людовик — низкорослым. Об этом говорят не хронисты, а портные. Если для пошива королевской мантии требовалось тысяча меховых шкурок тонкой выделки, то для его брата достаточно семисот пятидесяти. Если