Театр одной актрисы (СИ) - Зимина Анна

— Женечка, я в тебе даже не сомневался! Никогда! Эй, все там, сюда, шампанское давай!

Ну, я же говорила.

Народу надо расслабиться — от этой постановки многое зависело. Мы уверенно шли на крупные площадки, и сегодняшний день — переломный. Вроде бы все прошло отлично, но напряжение, конечно, сбросить надо.

И, конечно, все скоро скатится в банальную пьянку. Ну, или не очень банальную. У творческой интеллигенции свои приколы.

Помню, как еще курсе на третьем моего театрального института наша гордость и надежда в лице активистов и ударников творческого тыла чудили так, что их вся округа знала.

Первый раз, помню, группа из шести человек (включая меня, конечно) так убедительно сыграла сутенера и его «девочек» в ближайшем баре, что вечер закончился в милицейском участке. Ох, что тогда было… Потом было нашествие зомби на библиотеку Пушкина (мы даже воняли для пущей убедительности), шаманский обряд в новогоднюю ночь на центральной площади (бурят Виталик сыграл как бог)… Да много чего было. Готовились к таким пассажам мы всегда очень ответственно. Однажды даже учили старославянский язык, сами плели лапти и искали льняные рубахи с сарафанами, я даже тогда петухов по подолу вышивать научилась. Наш выход тогда был грандиозным. Мы выперлись в центр: парни с кривыми стрижками «горшок» и лицами богатырей-идиотов в грязноватых зашарканных лаптях с онучами, девицы с косами и в сарафанах с красными петухами. У меня было в руках еще и лукошко с черникой, купленной с вечера, и рот перемазан синим. В общем, полное погружение.

О, как мы тогда оттянулись! С крайним испугом на лицах дергались от машин, трогали людей за рукава и в панике вещали что-то типа «кынязъ живота лихованъ, бысте вельми замятня». Мы, девицы, ревели в три ручья, боялись промоутеров, а потом с удивлением крутили флаеры, провождали взглядами нарядных дам и приговаривали вслед «баско, баско», и между собой говорили только на старославянском.

Кто-то, конечно, подумает, что по нам плакала психиатричка, но нам было весело. Да и подобные перфомансы наши маститые преподаватели тайно поощряли, довольно ухмыляясь и ехидничая на парах. К тому же, это бесценный опыт. Люди смотрят на тебя, но тебя — не видят. Они видят только твоего персонажа. А под это дело столько всего наворотить можно! Вспомнить приятно.

— За корабли, бороздящие просторы Большого театра!

— За корабли! За корабли!

— За корабли! — я тоже подняла бокал, поддерживая наш классический тост. Грузин среди нас не было, за все хорошее уже выпито, и когда заканчиваются поводы, мы пьем за корабли. Или за Бондарчука, но это уже в последней стадии, когда дамы на автопилоте готовят коктейль «Северное сияние» (для несведущих — водка с шампанским), а мужчины уже в абсолютном невметозе.

Я уже была тепленькая, когда осветитель Гоша возжелал увидеть меня в облике армянской бабушки Сирануш.

— Ты — чистая славянка! Из чистой молодой славянки никогда не получится чистой старой армянки! Типаж не тот, уж я-то знаю.

Конечно, осветители — они всё знают.

А вообще это он на понт берет. На слабо. Но пьяненьким гримершам много не надо. Через пару минут к моему лицу уже присосалась нашлепка на нос. А через полчаса я, кряхтя, поправляла шикарную грудь и грандиозную задницу, намеревающуюся съехать вбок. И вживалась в образ, хотя в глазах расплывались крупные ромашки на моем «бабушкином» салатовом халате. Голос пониже, чтобы еще чуть дребезжал, глазки поуже, чтобы морщины были выразительнее. О, еще на руки капнуть автозагара для пигмента и неровно размазать. И на шею. И второй подбородок еще не забыть, и тапочки «жизнь и смерть гробовщика» натянуть… Когда я обувалась, меня даже повело немножко. Надо бы последний стаканчик, и на этом остановиться. Можно, конечно, не останавливаться, но тогда вместо теплых воспоминаний о первой моей сложной роли останется только головная похмельная боль и стыд.

— Эй, ахчи, принеси бабушке вина! — я потрепала хихикающую гримершу за щечку и, ковыляя, направилась к Гоше.

— Иии, Гога, милай, Тричкэ айтарарвац э?* Гранцумэ сксвел э? *

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

(*Посадка объявлена? *Регистрация началась?)

У Гоши вполне натурально отвалилась челюсть.

— Чего-о? Ты чего, армянский знаешь?!

Я хихикнула. Армянского я, конечно, не знаю, так, вспомнила кое-чего с зари юности своей, когда летала в Ереван и застряла в аэропорту на семь часов.

— Ты, тхамард* (парень, арм.), бабушке то не дерзи, а! Бабушка старанькая, ей надо витамин попить! — и улыбнулась, демонстрируя дырки вместо трех передних зубов (гримерши зачернили, перестарались).

Помреж заржал и налил мне вина.

— Нате, бабушка Сирануш, вам витамин!

Я строго посмотрела на него из-под кустистых черных бровей. Цокнула языком. С непередаваемой старушечьей грацией приняла бокал.

Сделала глоток, перекатывая красный сухач во рту. И этот глоток был явно лишний, потому что перед глазами заметались голубые вспышки. Допилась! Неправду говорят, что алкоголь — бензин творчества. Тело неожиданно стало тяжелей, ноги — неловкими и онемевшими, лицо бросило в жар. А в следующий миг я потеряла сознание.

ЛЮБИМЫЕ МОИ ЧИТАТЕЛИ!

Выкладывать проду я буду по понедельникам и пятницам, до 19:00.

Спасибо за то, что читаете, это первый опыт в моем любимом жанре.

Мне будут очень приятны ваши комментарии, да и вообще любая обратная связь. Ведь книгу создает именно читатель)

С искренним уважением, Анна Зимина

ЕДИНСТВО ВРЕМЕНИ, МЕСТА И ДЕЙСТВИЯ (три закона драматургии)

За полчаса до рассвета из трактира двинулись наемники. Облапанные служанки, ничему не удивляясь, отправились досыпать в служицкую. Трактирщик, подсчитывая внеплановую выручку, облегченно вздохнул — такая публика могла создать проблемы.

Через несколько минут Ирдан Верден выскользнул следом, не убедившись, что рядом с трактиром может быть засада. Дилетант? Ох, очень вряд ли.

Здоровенный мужик со шрамом на лице сел на соломенной лежанке. Его обоняние, намного более острое, чем у людей, подсказывало пока не торопиться. И вскоре его терпение было вознаграждено. Невероятный для человека слух донес до оборотня, что столичный хлыщ нарвался на неприятности.

— Я действую от имени ее Величества Мавен! У меня есть дозволение!

Судя по всему, наемники в лаконичных фразах ответили, куда он может засунуть дозволение ее величества.

— Вы не имеете права! Именем королевы, вы арестованы.

Один из наемников хохотнул.

— А кто меня арестует? Уж не ты ли?

Оборотень заинтересовался, да и голос хлыща показался ему смутно знакомым. Выскользнул через черный ход трактира, как тень, незаметно и бесшумно, спрятался в тени навеса, внимательно разглядывая наемников и этого, с дозволением.

Время еще было.

— А может, его это… того? Барон сказал, что доплатит…

— А потом огрести проблем?

— А кто что докажет? Гулял мужик в болотах, вот его мавки и высосали. Косточки не останется.

Ирдан побелел — даже в предрассветном сумраке было заметно.

— В-вы н-н-не имеете п-права… Королева узнает!

— Тихо всем!

Так, а это, кажется, командир отряда.

— Вяжем, берем с собой, выполняем заказ, отвозим всех барону — пусть сам разбирается. Нам политические дрязги ни к чему.

Было принято единогласно.

Кого видели перед собой наемники? Тонкокостного, изящного молодого человека с франтскими усиками, бегающими глазками, в дорогом плаще с меховым подбивом. Испуганного до медвежьей болезни, бледного придворного. А вот оборотень видел иначе. Видел, что за внешней хрупкостью скрывается ловкость и сила, но сила не мышечная, звериная, а хитрая, быстрая сила змеи или ласки. И оборотень ждал продолжения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но Ирдан Верден его разочаровал. Он попытался дернуться в лес, но неловко запнулся о корягу, растянулся на земле и тут же оказался увязан веревками и тщательно обыскан.

— Кинжальчики занятные. И корешки отличные у тебя. Знахари золотом за них по весу платят. Я позаимствую? — дружелюбно поинтересовался один из наемников у всхлипнувшего хлыща, беззастенчиво шаря по карманам.