Петров и Васечкин в стране Эргония. Новые приключения - Владимир Алеников

– Цветов в Антарктиде не бывает, – вставил Володя Пашковский.

– Мало ли чего не бывает. Открыл же Бангер свой оазис!

– Кто это Бангер? – спросил Васечкин.

– Американский лётчик, – объяснил Федя. – В 1947 году приземлился на лёд замёрзшего озера на побережье Антарктиды, в западной части земли Уилкса. И обнаружил там настоящий оазис. Мхи, лишайники, водоросли. Это место так и называется – «Оазис Бангера».

– Вот новые минералы, я очень надеюсь, мы найдём! – мечтательно сказал Пашковский. – Розовые и зелёные кристаллы, например. Или кварц, а в нём золотая жила.

– А зачем нам золото? – спросил Петров.

– Пригодится, – тут же ответил Васечкин. – Не сомневайся!

– Не знаю насчёт золота, Володя, а вот всякого рода окаменелости, отпечатки растений и животных, не сомневаюсь, что мы увидим! – сказал папа.

– А я, Игорь Петрович, очень надеюсь открыть новую структуру льда, – продолжал Пашковский. – Представляете, новая кристаллическая модификация! Сияющий ледяной мир!

– А мне стихи вспомнились, – вдруг посуровев, сказал Владик Дружинин.

Он считал поэзию очень даже серьёзным занятием. Ну, по крайней мере, не менее серьёзным, чем биология.

– Ой, Владик, прочтите, пожалуйста! – вежливо попросила Маша. – Я давно стихов не слышала.

– Конечно, Маша! – откликнулся Владик. – С удовольствием.

И, пригладив рыжие вихры, с выражением прочитал:

Было сердце моё горячее,Чем серы поток огневой,Чем лавы поток огневой,Бегущий с горы ЭореиПод ветра полярного вой,Свергающийся с ЭореиПод бури арктической вой…

– Шикарно, – одобрил Федя Шутов. – Потрясающие стихи!

– И перевод отличный, – подтвердил Васечкин-старший.

– А чьи это стихи? – спросила Маша.

– Это Эдгар Аллан По, великий американский поэт и писатель, – ответил Владик. – Настоящий романтик. Стихи называются «Улалюм».

– Улалюм? – удивился Петров. – Почему Улалюм?

– Потому что так звали возлюбленную поэта, к могиле которой его приводит странный сон.

– Романтик, понятное дело! – сказал Васечкин, деловито расправляясь с едой. – Ты, Петров, не романтик, тебе не понять!

– Почему это не романтик? – обиделся Петров. – Очень даже и романтик!

– Да ладно, не заводись, я пошутил, – примирительно сказал Васечкин. – Мы тут все романтики, правда, пап?

– Это уж точно! – рассмеялся папа. – Иначе бы мы здесь не оказались.

– А что это за Эорея такая? – поинтересовался Васечкин.

– Ну вообще-то у Эдгара По гора называется Яник, – ответил папа. – Это переводчик, Корней Чуковский, сделал её Эореей. Не исключено, кстати, что именно арктический вулкан Эребус послужил вдохновением для По. Ведь Антарктида его очень интересовала. Действие его единственного оконченного романа – «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» – происходит именно в этих местах.

– И какие же там приключения, Игорь Петрович? – вежливо спросил Петров.

– Всевозможные, Вася! – улыбнулся Васечкин-старший. – Стоит почитать. Сэр Артур Гордон Пим путешествует к Южному полюсу. Его влечёт неведомая полярная страна. Лёд и пламень!

– Почитаем! – пообещал Петров, облизывая пустую тарелку.

– А чем кончается? – спросил Васечкин.

– Перед путешественниками, достигшими цели, в последний момент встаёт таинственная, гигантская белая фигура, – ответил папа. – Больше рассказывать ничего не буду. Сам прочтёшь!

Саша тем временем принёс из камбуза дымящиеся кружки с какао.

– Горячо, – сказал, попробовав, Федя Шутов. – Пусть остынет слегка. Я пока выйду наружу. Мне кажется, надо гусеницу поправить.

Было слышно, как хлопнула дверца в штурманском отделении.

Потом раздались звонкие удары, сотрясшие вездеход. Федя кувалдой ставил на место гусеницу. Через десять минут он вернулся.

– Холодина, ветер!

Он снял тёплую одежду, допил какао и пробрался к штурвалу. Саша убрал со стола и пошёл мыть посуду. Вскоре «Пингвин» двинулся дальше.

Вездеход стало очень трясти. «Пингвин» шёл по частым застругам – по снежным бороздам и гребням, наметённым ветром. Плато было в общем ровным, но впереди, на горизонте, виднелись тёмно-синие очертания горной гряды.

Маша вытащила записную книжку и, стараясь не обращать внимания на тряску, стала писать. Она вела дневник путешествия.

«Ни холод, ни ветер нам не страшны! – писала Маша. – В вездеходе, конечно, трясёт, но зато тут тепло. Здесь есть радио, библиотека, какао, шахматы. А главное, мы все – и взрослые, и мы с Петровым и Васечкиным, чувствуем, что мы на пороге великих открытий, что мы всё ближе приближаемся к цели!»

Понемногу скорость движения уменьшилась, начался подъём. Обнажился ледник, изрезанный трещинами.

Петров и Васечкин сидели у круглых иллюминаторов, расположенных в носовой части вездехода, смотрели вперёд.

– Смотрите, снег прямо бьёт фонтанчиками из трещин! – поразился Васечкин. – Видишь, пап?

– Это обычное явление в Антарктиде, – пояснил папа.

– А горы уже совсем близко! – заметил Петров. – Чуть-чуть осталось.

– Это тебе кажется, Вася, – улыбнулся Игорь Петрович. – Обман зрения. В действительности добираться до них ещё довольно долго. Давайте-ка определим координаты.

Альтиметр показал высоту в 2544 метра, температура за бортом была минус 39 градусов по Цельсию. Ветер немного упал.

В следующую смену машину вёл Саша. Прошли ещё сорок километров вверх по леднику и остановились у горной цепи.

– Здесь мы и заночуем! – объявил старший Васечкин. – Надо как следует отдохнуть. Завтра нам предстоит очень важный день.

И все стали готовиться к ночлегу.

14. Бездна

Наутро, после завтрака, все тепло оделись и вылезли наружу. Среди голубого льда возвышались огромные гранитные скалы. Они были безупречно отшлифованы ледником.

– Такие округлые формы! – восхитился Федя Шутов.

– В каком смысле? – уточнил въедливый Васечкин.

– В смысле, женственные, – объяснил Федя. – Теперь понятно?

– Понятно, – ответил за друга Петров. – А вон там другие, совсем даже не округлые.

И вправду, к западу виднелись острые, чуть ли не иглообразные вершины. К леднику сбегались валуны.

– Они из мрамора и конгломерата, – определил Пашковский.

– А что такое конгломерат? – тут же спросила Маша. – Я такого слова не знаю.

– Конгломерат – это осадочная горная порода, – с удовольствием стал объяснять Володя. – Состоит из трёх элементов. Во-первых, это галька или окатыши, потом обломки с более тонким заполняющим веществом, с алевритом.

– С чем? – не понял Петров. – Что это ещё за алеврит такой? Вы нас не путайте, пожалуйста!

– Да вовсе я не путаю! – рассмеялся Пашковский. – Алеврит немного напоминает песок или глину. Состоит из минеральных зёрен. Кварц, слюда..

– А третий элемент? – придирчиво уточнил Васечкин.

– Третий – это связывающее вещество. Цемент.

– Ну откуда тут цемент, Володя? – вмешался Федя Шутов. – Сам подумай!

– Ну не в прямом смысле цемент, – нисколько не смутился Пашковский. – В качестве цемента могут выступать карбонаты, мергели, оксиды железа.

Петров с Васечкиным переглянулись. Васечкин вздохнул и пожал плечами. Петров слегка развёл руками. Эта пантомима означала, что для обоих весь разговор звучал как иностранная речь.

Впрочем, это их нисколько не огорчало. Было на что посмотреть вокруг. Поражало сочетание холодных тонов – голубой лёд, поблёскивающий белый снег, серые, чёрные, бурые камни.

– Как в фантастическом фильме, да? – восторженно прошептал Васечкин. – Скажи, Петров!

– Несомненно! – подтвердил Петров. – Будто мы на какой-то другой планете!

Полярники приступили к работе. Нужно было сделать множество разных измерений – метеорологических, гляциологических. Гляциология, как объяснил друзьям Васечкин-старший, это была наука о природных льдах во всех их разновидностях – и на поверхности земли, и даже в космосе.

К счастью, работать было не тяжело – почти безветрие. К разреженному холодному воздуху все привыкли и чувствовали себя вполне хорошо.

Измерения произвели в нескольких точках. Время от времени партия возвращалась в вездеход – обогреться, подкрепиться, отдохнуть. Путешественники перебрасывались короткими фразами, распоряжения профессора Васечкина выполнялись точно и быстро.

До обеда оставался час. Игорь Петрович предложил пройти вперёд и вверх к юго-западу, на расстояние полкилометра от вездехода. Здесь лежал плотный снег, но профессор призвал к осторожности – под снегом могли таиться трещины.

– Дрожащий, гибельный мосток!.. – с пафосом провозгласил Владик Дружинин.

– В смысле? – спросил идущий вслед за ним Петров.

– В смысле «Евгений Онегин». Не читал?

– Ну почему не читал? – обиделся Петров. – Я книги люблю. Просто мы ещё этого «Онегина» не проходили.