Unknown - Кирилл

— Мне тысяча лет, Билли.

Его настроение меняется по какой-то причине, которую я не могу себе даже представить, он кажется грустным и отдаленным. Я стараюсь разрядить атмосферу.

— Ты вампир или может быть кто-нибудь еще?

— Нет, но я по любому слишком стар для тебя.

— Тебе не дашь больше тридцати.

Он смеется, звук получается каким-то грустным с привкусом горечи.

— Мне тридцать два, но такие люди как я, мы словно метеориты. Мы не долговечны. Мы светлые, очень яркие, мы можем зажечь небо от своего огня, но также сжигаем и причиняем боль людям, находящимся рядом с нами. Но я не собираюсь причинять тебе вред, по крайней мере, я долго еще просуществую рядом с тобой, прежде чем сделаю.

Мне не нравится, как это звучит, по какой-то странной причине меня это пугает. Я напоминаю себе, что мы просто трахаемся и у него есть девушка. Я ничего о нем не знаю, и я просто собираюсь играть роль его любовницы. И до сих пор все идет хорошо. Я не позволю ему испортить этот вечер разговорами о вещах, которые находятся вне поле моей досягаемости.

— Какого черта ты хочешь сказать, Джерон?

Кажется, для него тоже достаточно этого странного разговора.

— Больше никаких разговоров, Билли дорогая.

Слова Билли и дорогая в одном предложении слетают с его губ. Мне странно это слышать, очевидно, он оговорился.

— Больше никаких разговоров, Билли Блэк, — поправляет он сам себя.

Он приносит меня в абсолютно белую спальню, в ней виден кусочек неба, а с кровати можно увидеть даже облака. Я мгновенно понимаю, что это не его спальня. Он бросает меня на белую кровать. Шелковые одеяла чувствуются прохладными на моей коже. Я быстро приподнимаюсь на локтях, он смотрит на меня сверху-вниз полуприкрытыми глазами.

— Это ведь не твоя спальня, правда ведь?

— Нет.

— Это место, куда ты приводишь девочек... так?

— Нет.

— Тогда почему ты привел меня сюда?

— Знаешь, ты задаешь слишком много вопросов, мисс Блэк?

— Почему каждая чертова вещь, о которой я не спрошу должна быть такой секретной? Почему ты не можешь просто сказать мне?

— Я не должен тебе, и ты не должна мне. Зачем притворяться?

Я сажусь и скрещиваю руки на животе.

— Давай проясним — я не собираюсь за тебя замуж или что-нибудь в этом духе. Я вполне счастлива думать о тебе, как самом огромном члене, который я счастлива встретить за всю свою жизнь. Так что перестань быть таким чертовски скрытным. Это раздражает.

Словно я взмахнула волшебной палочкой, и вдруг стал появляться другой Джерон. Просто невероятно. Я смотрю на него с восхищением. Надо же, каков он? Многоликий. Он медленно оглядывает меня сверху-вниз, и мои соски начинают покалывать.

— Как мне нравится на тебя смотреть, когда ты сердишься, детка, — говорит он очень тихо.

Наклоняется и целует меня, но его поцелуй совершенно другой — не сексуальный, долгий, очень затяжной и почти отчаянной. Он напоминает мне, моего дедушку, когда он схватил меня за руку, когда понял, что умирает, словно клешнями. Даже когда он умер, его рука уже мертвая все еще сжимала мою. Я была так потрясена, что боялась пошелохнуться. Пришла мама и разжала его тонкую руку.

— Куда он ушел? — спросила я.

— На небеса, — ответила мать.

— Это ужасное место? — опять поинтересовалась я.

— Конечно, нет. Это замечательное место. Ну туда можно попасть, только лишь совершая праведные дела.

— Так почему он не хотел тогда умирать?

Моя мать не имела ответа на мой вопрос, почему мы боимся умирать, если небо нас так ждет и там так хорошо?

Джерон смотрит на меня с каким-то безумным выражением, и мои губы сами собой трепетно произносят его имя:

— Джерон?

— Я хочу, чтобы ты взяла все от меня, — говорит он грубо.

— Хорошо, — шепчу я. Идея неожиданная и волнующая.

— Задницу вверх, — говорит он, и кладет меня лицом вниз на кровать, подвигая две подушки мне под бедра. Мысль, что я нахожусь к нему спиной, лицом вниз и мою задница задрана высоко вверх, и я абсолютно беспомощна в ожидании мужчины, готово войти в меня, мне кажется по крайней мере, запретной и ошеломляющей.

Он мастер нашего удовольствия. Его сильные руки скользят по моей спине и ягодицам вниз на внутреннюю сторону моего бедра, расставляя шире мои ноги. Одно грубое действие является самой эротичной вещью, которая когда-либо случалась со мной.

Вдруг я еще шире развожу ноги для своего удовольствия. Возможно, если бы он не был таким Халком или бы таким жестоким накаченным мужчиной, он не вызвал бы ощущение полного бессилия во мне.

Я такая мокрая и возбужденная от всего этого, что у меня вырывается стон, когда он входит в меня. Я медленно выдыхаю, полностью наслаждаясь запретным удовольствием — иметь мужской член внутри себя, в женщине, которая раньше презирала любые члены. Возможно, он чувствует мое возбуждение, я настолько близка к оргазму. Мои внутренние мышцы начинают сжиматься.

— Да, — кричу я.

Оргазм накрывает меня неожиданно и мощно, но он длится лишь короткое время. Мои бедра дергаются и дрожат, но он говорит, чтобы я не двигалась и берет меня снова и снова. Его толчки настолько мощные, что он хрипит, а кровать трясется и изголовьем бьется о стену. Его руки крепко удерживают мои бедра, пальцы с болью впиваются в плоть, и я трясусь от его толчков, словно какая-то тряпичная кукла, но понимаю, что хочу еще жестче, чтобы он насиловал меня еще больше, клеймил меня. Я открываю рот, чтобы попросить.

Он не испугается. Его толчки возрастают еще с большей скоростью, как отбойный молоток внутри меня. Все тело начинает дрожать, и тогда оргазм сочится, вырываясь наружу. Это такое чувство, в котором действительно, знающие толк в этом, оценят, оно подобно смерти. Оно разрывает тебя в клочья, ты полностью обнажена в своих ощущениях. Парящая. Из тела. Все оттенки. Эмоций. Я рыдаю, в прямом смысле, рыдаю, когда возвращаюсь назад, и он крепко прижимает меня к себе.

— Что случилось? — спрашивает он.

Отрицательно качаю головой, не в состоянии вымолвить слова.

— Я сделал тебе больно?

Я опять отрицательно мотаю головой, но пытаюсь успокоить его, схватив за руку. Он все равно меня не понимает, и никогда не поймет. Он никогда не узнает, что я испытала.

Он гладит меня по волосам.

— Прости, — шепчет.

— Нет, — говорю я ему. — Это было потрясающе.

— Правда? — он кажется ошеломленным.

— Это было безумным.

— Безумным?

— Из другого мира, — говорю я ему.

Он усмехается.

— Ты кончил? — запоздало спрашиваю я.

— Да. Ты даже не почувствовала?

— Прости. Я была слишком потеряна в своих сексуальных высотах.

Он до сих пор находится внутри меня, и я чувствую, как его член дергается. Я знаю, что это значит.

— Можем мы немного передохнуть? — спрашиваю я.

— Да, — говорит он и мягко кладет меня, но он остается внутри в полустоячем состоянии. Я знаю, что ночь еще не закончилась и за это я безумно благодарна.

— У тебя есть тайные сексуальные фантазии?

— Да, — отвечаю я.

— Такие, которые было бы стыдно разделить с кем-нибудь еще?

Кровь приливает к моим щекам.

— Да.

Его глаза сияют как драгоценности. Бриллианты. Красивые. Полные тайн. Люди убивали за них.

— Какие?

Мне не удобно смотреть ему прямо в глаза, особенно видеть эффект от своих слов, поэтому я приподнимаю голову и шепчу ему на ухо.

8.

Меня будет незнакомый металлический звук. Обычно мне нужна полицейская сирена, причем гремящая у меня в голове, чтобы разбудить меня, но находясь в чужой постели с мужчиной рядом с собой, я становлюсь очень чувствительной к окружающей обстановки. Я открываю глаза и нечетким взглядом скольжу по белым стенам, белому ковру, белым шкафам. На долю безумной секунду я растерялась. Где я, черт побери? Поворачиваю голову, и мои глаза вдруг фокусируются на рядом лежащем Джероне, повернувшимся ко мне лицом, я наблюдаю за ним, а он внимательно смотрит на меня.

Я чувствую себя очень неловко.

— У тебя звонит телефон.

— Доброе утро.

— Разве ты не собираешься взять его?

— Нет.

Я тут же подозреваю, что это Эбени, и сажусь, спустив ноги с кровати. Он ловит меня за руку и тянет к себе, я падаю на него.

— Куда ты собралась?

— Домой.

— Это не Эбени, — тихо говорит он совершенно хриплым голосом. — Ты можешь посмотреть кто это, если хочешь.

— Нет, спасибо, — отвечаю я, пытаясь придать своему лицу безразличное выражение, поэтому он не может точно сказать, как я реагирую на его эрекцию. Я пытаюсь переместиться, но становится только хуже.

Он хихикает — звук теплый и сексуальный.

— Я люблю тебя такой. Такой сонной, растрепанной и непонятливой.

— Почему ты не сказал мне, что собираешься принести «копченую колбаску» (табу. – пенис) в постель с собой?

Один уголок его рта поднимается в прекрасной еле заметной полуулыбке, на которую падает солнечный свет, проникающий через открытые окна.