Остров любви - Сергей Алексеевич Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Маша, оставь, возьму! — закричал я.
Мы подхватили мешок и направились к берегу. Одновременно с нами подплыла к берегу и Маша, буксируя рюкзак и весло.
Оказалось, это фуражка Походилова. Сам он, мокрый, стоял невдалеке. Его лодку тянули бечевой. Лопнул канат, и в эту же минуту с берега рухнуло подмытое дерево. Погибли теодолит и личные вещи Походилова, — они были в чемодане.
Неподалеку от лодки Походилова шла лодка Маши. Когда рухнуло дерево, то походиловская лодка толкнула в борт Машину лодку, и в ту же минуту корма поднялась и лодка наполовину ушла в воду, вылетев на быстрину. И там перевернулась. И как только всплыли вещи, Маша кинулась вплавь их спасать. Сейчас она стоит мокрая, озябшая, но возбужденно и громко смеется: «Смешно на Походилова, как заяц запрыгал…» Походилов ходит мрачный. У него вспух левый глаз.
— Это дерево ударило?
— Нет, какая-то дрянь укусила.
И смех и грех. Забираем что удалось спасти и плывем на другой берег. Там виднеется дымок.
Стоянка. Рабочие радостно ставят палатки. Вот где-то уже жарят лепешки.
27 июля. Пасмурно. Все кажется серым. На соседней сопке, в гуще деревьев, кричат грачи, — это похоже на лай собак. Пасмурно и холодно. Поеживаясь, выбираются из палатки рабочие. Грачи лают неумолчно. И есть от чего. Высоко в небе кружат два больших коршуна. Вдруг один из них падает, исчезает в гуще деревьев и опять плавно опоясывает невидимыми нитями и лес, и сопку. Дует ветер. Рабочие жмутся. Ходят, как-то неестественно переставляя ноги, будто несут хрупкую вещь, — ступи не так, и сломается. Но никакой вещи нет. Просто у рабочих чирьи. Весь день в воде. Чирьи и нас не щадят.
Отплыли не больше пятисот метров, а времени потратили больше часу. Проводник знал путь только до устья Роговицы. Вот она, Роговица. Она ничем не отличается от любой протоки.
— Дальше моя не ходи.
И с этого часа мы едем на ощупь, куда вывезет кривая. Послали вперед Леманова. Проходит время, его все нет, и тогда трогаемся по его следам. На воде следов нет, но берег, кусты могут о многом сказать. Вот здесь даже лист не сорван, значит, шли на веслах. Здесь обломанные ветви, истыканный шестом берег, следы ног. Чем ближе подходим к Амгуни, тем неукротимее течение в протоке. У самого выхода вода высоко вздымает брызги и пену, ворочаясь в завале. Пристали к берегу, влезли на завал, и тут стало ясно, почему Леманов к нам не вернулся. Подбитая под груду наноса, выставив корму, торчала его лодка. Рядом с ней лежала груда вещей и стояли люди. Отсюда до выхода на Амгунь было не более пятидесяти метров, но все это расстояние покрыто такими бурунами и всплесками, что нечего и думать преодолеть его. Леманов рисковал и за это был наказан. Но нам ничего не остается делать, как тоже рискнуть.
По пояс в воде, сдерживая лодки, мы толкаем их вверх. Нужно подняться метров на сто, чтобы спокойно, конечно, относительно спокойно, переправиться на тот берег. А там уже можно и на веслах.
Темнеет. Опять накрапывает дождь. Ставим палатки. Я записываю дневные события, глаза слипаются. Ребята спят. Тихо. Слышны только гудение комаров, вздохи ребят да редкие удары капель дождя о крышу палатки.
28 июля. Странно — дни мелькают неуловимо. Не успеешь встать, как уже вечер и пора ложиться спать. Объяснений этому два: либо интересная работа и время проходит незаметно, либо однообразие, когда каждый час похож на прошедший. У нас и не то и не другое. Каждый день похож на любой день в пути. Та же вода, быстрая, неукротимая, тот же лес, зеленый, захламленный, те же кусты и те же люди, палатки, лодки. Внешне однообразно. Но каждый день приносит много нового, и это уже разнообразие. Смешно и странно: однообразие в разнообразии. Сегодняшний день прошел спокойно. Это значит — аварий не было. Не было ничего, что могло бы запасть в память. Такие дни называют выпавшими из жизни.
29 июля. Идем по следам К. В. Вчера ночевали на его стоянке. Сегодня ехали наобум святых, по протоке. Привлекла она нас какой-то тихой задумчивостью. По сравнению с ней Амгунь казалась разъяренной медведицей. Плыли долго. Береговой кустарник сменялся горелым лесом, лес — редколесьем, редколесье — кустарниками. Лодки плавно шли по изгибам протоки. Я все время везу заряженным ружье, но дичи нет. Почему? Прекрасные глухие места и пустые. Протока неожиданно разбилась на массу рукавчиков. Где плыть? Какой выбрать? Направились по крайнему. Где на веслах, где на шестах, а где и проталкивая лодку, бредя по грудь в воде. Рукав то терялся в зарослях ивняка, то расширялся. Оба берега его в наносах. Во время половодья все было затоплено, вода ушла, и теперь на берегах лежат громадные, метров по тридцать, и толщиной в два обхвата гигантские дерева. Особенно нам досталось на выходе в Амгунь. Но радовало, что протока не «слепая».
Вечером, проходя мимо палатки рабочих, услыхал недовольный голос.
— На лепешках далеко не уедешь. Мяса нет, к черту с такой работой!..
30 июля. Выходной. День солнечный, жаркий. Остановились на островке. Спереди — Амгунь, сзади — масса ручьев. Наверно, устье какой-то реки. Лодки вытащены на берег. Воздух наполнен стуком. Ремонт. Все стараются. Никому не хочется, чтобы помимо груза в лодке была еще и вода.
31 июля. Розовое утро. Легкие облака и большой круг солнца.
Выехали в семь. День разгорался, стало жарко. Разделись, загораем. Нет ни мошкары, ни комаров. Теперь уже идем больше на бечеве, иногда бросаемся в воду и тащим лодку волоком. Чем выше поднимаемся, тем капризнее становится Амгунь.
1 августа. Едем. Вдали виднеется синеватая сопка со снежной вершиной. Ниже, словно отделяя зелень от снега, проходят дымчатые облака.
Наша лодка вырвалась вперед. И в ожидании каравана мы лакомимся малиной. Ароматная, спелая, как она вкусна!
На одной из стоянок Забулис обнаружил в мелкой бухте множество хариусов
