Посвященный. Книга I. Маарон и отравленные земли - Александр Кравец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что, если вы ошибаетесь?
От этих слов Таал замер на месте. Его глаза слепо смотрели в лицо гостю.
В комнате стало тихо, в голову к гостю снова пришли мысли о дурном запахе, который исходил из него же. От этого не деться, как и от этих людей, пока что. Он сразу пообещал себе «Как только у меня появятся силы стоять на ногах, я покину это место». В этом у него не было сомнений.
– Вам нужно отдохнуть, – Это все, что сказал ему Таал. После этих слов он поспешно удалился.
«Я снова проиграл битву с судьбой – подумал гость, – меня нельзя назвать героем, еще сложнее назвать избранным».
Он посмотрел на свою руку. На левую, слабую… ту, которую проклятье избранного не превратило в руку убийцы, руку, которой нужен меч. Без клинка его пальцы иссохнут, а кости превратятся в прах.
И сжал ее в кулак.
«-Мне нужно поскорее выбираться од сюда, чем быстрее это произойдет… тем…….»
Тут он погрузился в сон.
Майкл содрогнулся от внезапного крика. Твердая картина его сна рассыпалась на тысячи хрупких осколков. Кричал отец:
– О господи, боже! БОЖЕ!
В одних только трусах Майкл вскочил со своей кровати и, преодолев мрак спальни, спустился вниз по ступенькам. Сердце его колотилось, бешеная боль резала правую руку (прямо как у того странника) но не было времени обращать на это внимания. Не было времени так же посмотреть себе под ноги (там он бы увидел пятна крови, которая плотным ручьем лилась из раны).
Ступени казались бесконечными. Они вели вниз-во тьму. Майкл бежал. Его дыхание учащалось с каждой секундой… секунды, минуты, часы, дни, недели, месяца, годы он потратил на этот спуск.
Но наконец, он спустился. Тысячи часов бились, вися на стенах комнаты. Телевизор был включен, по нему шла какая-то кулинарная передача… На полу в позе молитвы сидел отец, его спина, согнутая в дугу, заканчивалась ничем. Лишь кровавая лужа была на том месте, где должна была быть голова. Издалека зазвучал «Led zeppelin» со своим «Кашемиром». От чьего-то крика стало резать слух- это кричал отец Майкла. Но звук не исходил из головы. К нему кричало туловище отца. Внезапно торс его поднялся на ноги и обернулся в сторону Майкла.
Прозвучал приглушенный, пронизывающий крик. Кофта, в которую отец был одет, затрепыхалась, будто от ветра.
– по… мо… ги… – Можно было различить в этом омерзительном, булькающем вопле. Шея, от которой была отделена голова, начала бурно кровоточить, за алой кровью последовали внутренности, за ними последовала голова…
ПО-МО-ГИ!
Наконец, этот жуткий кошмар закончился. Майкл проснулся по-настоящему. Весь в холодном поту и в слезах (от чего ему еще долго было за себя стыдно).
Этот сон приснился ему через две недели после того, как он потерял тетрадь. Ему было сложно засыпать, иногда, что бы просто сесть на кровать, необходимо было приложить немало моральных усилий. Каждый такой эпизод казался ему великим лишением. Еще сложнее Майклу было осознавать, что сны исчезли из его жизни, как будто их и не было. Больше он не делал записей, (просто, в этом не было смысла, ведь ни тетради, ни снов о рыцаре больше не было) не ждал встречи с этим мрачным миром. И в этом была доля светлого. Время шло, и кое-что начало забываться. Майкл начал помалу отходить от этого.
Но мир его снов вернулся в его жизнь вновь.
Все утро он проходил, как лунатик, бродя с угла в угол, погруженный в собственные тяжкие думы. Его рассудок тонул в темноте подсознания, а реальность перед глазами размывалась, теперь ни то ни другое не существовали по-отдельности. Все это теперь было в его голове. Как и тот сон, как и второй сон. В котором был его отец…
– Ты чего не идешь с друзьями в парк? – Спросила мама, когда Майкл стоял у окна и тупым коровьим взглядом пялился на улицу, внимательно следя за тем, как поливочные аппараты орошаю дворы соседей.
Майкл неловко обернулся в ее сторону.
– Тебе ведь сегодня звонил Расти, ведь так? – Голова мамы опустилась ниже. Майкл прищурился.
– Я забыл… – сказал он честно.
Он на самом деле успел позабыть о том, что в семь утра прозвучал звонок от друга. Тот ждал его у парка (они хотели посоревноваться в точности в тире, точнее, хотел Расти).
– Ну, так чего же ты стоишь? Беги. Мне кажется, или ты опаздываешь.… О, уже пол первого! – Ее глаза словно потемнели, а взгляд стал острее обычного. – С тобой что-то не так… – констатировала она.
– Да нет, все нормально.– Взгляд Майкла снова переметнулся на улицу. Но он понимал, что если уж мать что-то заподозрила, она сделает все и даже больше, что бы выяснить, в чем именно проблема.
– Садись! – Она указала на стул, что стоял у больших старых часов, которые уже давно не ходили, но были такой-себе домашней реликвией. Теперь Майклу они напоминали тот часовой магазин, что у парка. Ему было приятно осознавать, что эти часы молчат, от этого подозрительный старик казался более далеким.
Сев на стул рядом с сыном, Милдред Брукс принялась сканировать его своим материнским взором. От этого лицо Майкла даже слегка побагровело, но спустя секунду он привес себя в порядок.
– Это что… из-за той девочки?
Майкл поднял ошарашенный взгляд на лицо своей матери. Оно было серьезным, а в глазах было столько решительности, что краска снова прильнула к щекам Майкла.
– Нет. С чего ты взяла… – Он выговаривал эти слова, как робот. Двигались лишь его уста, все остальное тело было нерушимым, как гранит.
– Просто я решила, что у тебя случилось что-то. Ты в последние дни стал таким задумчивым. – Голос Милдред стал задумчивым, легкая улыбка коснулась ее лица и в глазах что-то зажглось. Будто она сама вспоминала эпизод из своего детства. – Все дело ведь в Ребекке, ведь так? – Она коротко, но звонко засмеялась. – Можешь не отвечать, все это читается на твоем лице, в твоих глазах.
– Да нет, нет, ты… это, нет! – он весь покраснел от необъяснимого стыда. – Ничего такого, мы просто, слегка поссорились.
Мама понимающе кивнула.
– Я сейчас спрошу у тебя кое-что, ты имеешь полное право не отвечать: ты уже взрослый. Но, все же… ты чувствуешь, здесь, – она положила руку себе на область сердца, – что действительно любишь эту девочку?
– Я… – Никогда еще перед ним не повставал такой сложный и одновременно прямолинейный вопрос. Ответ на него был в таком же густом тумане, как и будущее любого подростка (и пусть те, кто думает, что все в своей жизни предугадал, попробуют возразить годика через три).
– Я не уверен, – это был самый трудный ответ на самый тяжелый вопрос в его жизни.
Милдред снова кивнула.
– Я тебя поняла, милый. Это было очень честно.
После этих слов Майкл встал. Мама сказала ему вслед:
– Мы еще поговорим об этом, Майкл Брукс. Очень скоро. Ведь, еще один год, и ты будешь слишком взрослым для таких разговоров.
Слишком…
Даже не попрощавшись, он скрылся за входной дверью.
Выбравшись на улицу, он не стал идти в сторону парка. Ему не хотелось никого видеть. Вместо этого он шагал по разваленной улице в поисках чего-то. Его слух был поглощен музыкой из наушников, а все мысли пропали куда-то. Перед глазами время-от-времени всплывал образ отца… и эта музыка… действительно жуткий сон. Теперь он все больше задумывался о его смысле. Хотел даже лесть в сонник, но передумал, так как считал все это полной чушью (или просто побоялся).
«Мы все считаем что-либо полной чушью, пока эта полная чушь не настигает нас в самый неподходящий момент». Она из многих псевдо мудростей, которые всплывали у него в голове.
Но нет, не стоит поддаваться слепому отчаянию, нужно просто включить голову и вместе с ней подтянутся нормальные, логические домыслы. В первую очередь в борьбе с такими глупыми мыслями помогает старая – добрая логика. Ведь, если подумать, живется ему не так уж и плохо, если быть до конца честным – отлично. В его жизни до этого не было больших проблем. Они были так же далеко, как и тот мир во сне, который, возможно, существует.
На самом деле, он в этом даже не сомневался.
Рука его невольно потянулась к карману. Достав из него листик и тонкой бумаги. Надпись на нем гласила «ПАЙПЛ РОАД 22. Второй этаж…»
На обратной стороне был нарисован какой-то символ. Черный значок с изображением двуглавого орла, сидящим на человеческом черепе. Примечательно, что когти птицы были воткнуты в глазные щели, а одна з голов опущена, словно орел хотел чем-то полакомиться. И этот неизменный мертвый оскал обнаженных костей… в этом была какая-то загадка. Этот знак – словно предупреждение об опасности. Или же это просто бессмысленный рисунок.
Но, если подумать, не может быть в делах столь тонких и древних, как тот старик, чего-то бессмысленного. В конечном итоге у каждой мелочи в этом мире есть своя конечная цель.