Однополчане. Спасти рядового Краюхина - Валерий Большаков

Тимофеев рухнул рядом, ссутулился.

– Никогда… так много… – хрипло выговорил он. – Не ходил.

Марлен хмыкнул только, изображая сочувствие. Говорить ему не хотелось – тут каждая минута дорога, надо успеть дать отдых натруженным мышцам.

– И долго нам еще топать? – поинтересовался Виктор.

Исаев правильно понял его вопрос и то, недосказанное, что не прозвучало, но подразумевалось, однако решил отделаться шуткой.

– Годика четыре еще – и домой!

Однако Тимофеев не принял его тон, разозлился даже.

– Ты что, реально собираешься тут воевать? Всю Вторую мировую?

– Ну, во-первых, не Вторую мировую, а Великую Отечественную, – сдержанно ответил Исаев, – а во-вторых, никто тебя сюда насильно не тащил, сам вызвался.

– Да, сам! Мы для чего сюда полезли? Чтобы найти этого чертова Михаила и вместе вернуться! А мы то куда-то наступаем, то отступаем…

– А как ты представляешь себе поиск Краюхина? Скорее всего, он где-то здесь, марширует вместе с нами. И что? Ты знаешь, сколько человек вывел Качалов? Тринадцать тысяч! Легко это, по-твоему, отыскать одного в такой толпе? Вот выйдем к своим, тогда посмотрим. 28-ю армию должны отправить в резерв Ставки Верховного главнокомандования, тогда будет полегче. Порасспрашиваем, кого надо, тех же штабных писарей. Найдем…

– А обратно как? – сумрачно спросил Тимофеев.

– Не знаю, – честно признался Исаев. – Портал-то в немецком тылу! Нам просто повезло, что мы на фрицев не наткнулись, а теперь аж два армейских корпуса вермахта пошли на соединение. Наши-то из кольца вырвались… Наши! – хмыкнул он. – Мы и вырвались…

Виктор вздохнул и понурился. И тут началось движение, долетели команды. Марлен тоже вздохнул и обулся.

– Вперед, и с песней, однополчанин!

Пятого августа было ясно и тепло. Окруженцы шагали в тени – деревья защищали и от солнца, и от глазастых пилотов люфтваффе.

Утром танки вышли к переправе через Десну, с ходу захватив мост. Уставшая пехота смяла немцев в охранении, ринулась на восточный берег реки да так и пошла вдоль шоссе Рославль – Москва.

Исаев уже не шагал, а механически переставлял ноги, тупо придерживаясь общего направления, как птица в стае. Тимофеев плелся сзади.

Когда солнце стало припекать, мимо на «тридцатьчетверке» проехал генерал Качалов. Марлен проводил его безразличным взглядом и остановился. Ему в спину уткнулся Виктор.

– Ты чего? – буркнул тот.

– Ты видел?

– Кого?

– Качалова!

– Ну.

– Что – ну? Он же вчера должен был погибнуть! Сегодня же пятое!

– А-а… – равнодушно протянул Тимофеев.

– Не отставать! – прикрикнул на них Лапин. – Скоро привал.

«Мажоры» поплелись дальше.

– Это что же получается? – бормотал Исаев. – Мы его спасли, что ли?

– Не придумывай, – буркнул Виктор.

– Да я не придумываю! Помнишь, когда он нас подобрал?

– Ну, помню…

– Ну, вот! Он тогда поехал сначала к мотострелкам, а потом к танкистам – точь-в-точь, как было бы без нас. Только мы его задержали на пять минут – и все! Тот снаряд, который должен был генерала убить, ему не достался!

– Здорово… – уныло сказал Тимофеев.

Впрочем, когда скомандовали привал, Витька сразу подобрел и перестал изображать страдальца и великомученика.

А потом и обед поспел. Тушенки мало осталось, и повара ее всю добавили в кашу. Вкусно получилось.

Быстро слопав свои порции, «мажоры» завалились спать…

… – Подъем, бойцы!

Исаев не то чтобы проснулся, а начал медленно выплывать изо сна, постепенно приноравливаться к яви. Еще не открывая глаз, он вспомнил, где находится, ощущая холодок – и какой-то намек на привыкание.

Проспали они часа два, вряд ли больше, но долго валяться нельзя было – по их следам наступали немецкие танки. Но все равно сон здорово освежил молодые организмы, хоть и шатались они, эти организмы, не принимая такой мучительно краткий отдых.

Пошлепав босиком по воде близкого ручейка, Марлен вытер ноги запасными портянками, обулся, затянул расслабленный ремень и нахлобучил на голову пилотку. А когда омыл лицо холодной водой, то почти что пришел в себя. Проснулся, по крайней мере.

– Возду-ух!

Исаев мигом сориентировался, толкнув Тимофеева в сторону глубокой борозды – хоть какое-то укрытие. Оба бросились в борозду, а сверху уже накатывал гул авиамоторов. «Ю-88».

Шли они низко, метрах в четырехстах от земли.

Гулкие взрывы бомб больно били по ушам – сверкнет огненный столб, вздыбится сноп земли, а осколки во все стороны брызжут раскаленным исковерканным металлом, срезая ветки, впиваясь в деревья или в человеческие тела.

И вдруг между Марленом и Викой с каким-то воющим свистом врезалась, вспучив песок, бомба. И не разорвалась!

Переглянувшись, Исаев с Тимофеевым вскочили, будто кто их пружиной подбросил, и скатились в дымившуюся воронку.

– Она не взорвалась… – бормотал Виктор.

Он выглядел бледным, руки тряслись. У Марлена у самого руки дрожали, а веко дергало тиком.

На краю воронки, стоя на карачках, замер Марьин.

– Фартовые вы! – выдохнул он, круглыми глазами поглядывая на лоснившийся бок бомбы.

Неподалеку из кустов выполз пожилой грузин, все его звали Вано, а он почти не говорил по-русски.

Поглядев на Марлена, он поцокал языком, поднялся на колени и стал повествовать:

– Лэйтенант, вперед! Нэту. Лэйтенант, вперед! Вашу мать… Нэту…

Рядом оказался хмурый Якушев.

– Убило ихнего лейтенанта.

– Лебедева? – вскинул голову Марьин.

– Его. Сперва осколком ногу оторвало, все быстренько за санитаром, и тут – ба-бах! Голову – вжик! – и нету…

– Нэту… – завздыхал Вано. – Нэту…

– Если б она рванула, – пробормотал Тимофеев, – от нас вообще бы ничего не осталось…

– Да уж… Пошли, Витька, пора.

И снова в поход, и снова – «шагом марш!»

Долго ли, коротко ли, но дошли до сборного пункта. Тимофеев сразу спать завалился, а Исаев выдержал характер, сходил-таки в палаточную баню, отмылся, натянул новое исподнее и гимнастерку. Шаровар новых не нашлось, как и сапог, но это было не критично.

И Марлен составил компанию Виктору.

Опергруппа генерала Качалова расположилась и в самой деревне Амур, и за околицей, в палатках и землянках. Вот в такую-то землянку, с нарами в два яруса, и заселились «мажоры».

Первые два дня все только отсыпались да отъедались, хотя особых разносолов на фронте не предлагали. Но когда Марлен выхлебал миску борща, то сразу понял – ничего вкуснее он в жизни не едал.

Исаев, знакомясь с историей 28-й армии, помнил, что ее начали расформировывать 10 августа. Однако уже и 15-е минуло, и 16-е.

Не стали армию расформировывать – видимо, геройский рейд опергруппы и тот факт, что командующий армией остался жив-здоров, изменили планы Ставки.

28-я вошла в состав Резервного фронта и стала готовиться к Ельнинской операции. Части армии были сильно потрепаны, поэтому ее усилили 316-й стрелковой дивизией под командованием генерал-майора Панфилова[6].

Якушева, Марьина, Макеева, Тимофеева и Исаева приписали к этой самой дивизии, к 9-й роте 3-го батальона 1073-го стрелкового полка.

Полк набирали в основном во Фрунзе и Алма-Ате, но среди казахов и киргизов было много русских – интернационал.

Взводом, куда попали Марлен с Викой, командовал лейтенант Абанин – небольшого роста, но кряжистый, он казался квадратным.

Туда же, под командование Абанина, явился нести службу красноармеец Краюхин.

Глава 8

Три минус один

Тимофеев с Исаевым переглянулись: нашли!

Минут двадцать они изнывали, терпя построение, но вот лейтенант махнул рукой – «Вольно! Разойдись!» – и Марлен с Виктором приблизились к Краюхину.

– Здоров, пропажа! – ухмыльнулся Исаев.

Михаил подозрительно нахмурился.

– Не понял… – затянул он.

– Всё ты понял! Я деду твоему обещал помочь, потому и сунулся за тобой в прошлое.

– Так вы… – Михаил побледнел.

– Из будущего! – кивнул Виктор, сияя.

Наконец-то! Наконец-то кончается его затянувшееся приключение! Слишком грязно оказалось на войне, слишком страшно. Когда рядом с ним хлопнулась эта дурацкая бомба, Вика заледенел.

Говорят, в такие моменты вся жизнь проносится перед тобой, но только не перед ним. Он вообще ни о чем не думал, пустота была в голове и звон. И холод взаправду могильный.

Даже будто бы запахом сырой земли повеяло. Ну, это-то понятно – чугунная тушка авиабомбы здорово почву взрыхлила. Но ему тогда иные ассоциации приходили – гробные.

– Как дед? – вымученно улыбнулся Краюхин.

– А ты как думаешь? – сердито спросил Марлен. – Переживает старый, все себя винит, родителям твоим не звонит даже. Помрет если, это будет на твоей совести!

Михаил сморщился.

– Да понимаю я все! – сказал он страдальческим голосом. – Просто тут так закрутилось все, запуталось…

– Подожди… А ты когда сюда вышел? Двадцать седьмого июля?