Ифтах и его дочь - Лион Фейхтвангер

Ифтах, словно губка, впитывал его слова.

А священник тихо, с достоинством продолжал:

— Не отказывайся от собственного величия, Ифтах! Разорви связь с чужим богом! Докажи им, выбросив из дома все, что принадлежит чужим богам знаки, изваяния и тех, кто им поклоняется!..

Как только священник снова с такой прямолинейностью высказал Ифтаху требования, волшебство его речей, нежно, как ветер с запада, обволакивавшее юношу, исчезло. Он снова вскочил.

— Я отказываюсь… — выкрикнул он. Авиам по-отечески, но резко, прервал его.

— Не торопись… Не принимай решений в гневе! Спокойно все взвесь, потом ответишь…

Ифтах взял себя в руки. Священник был прав. Не должен Ифтах уподобляться своему отцу, не должен подчиняться первому порыву. Следовало тщательно все обдумать.

Мрачным взглядом он устремился куда-то вперед. Глаза его сузились. Он размышлял… Авиам поставил его перед выбором. Выгонишь жену — возвысишься над братьями, обретешь величие в Гилеаде и во всем Израиле. Или останешься с женой — и… Да, что уж там…

Хитрый священник не угрожал ему. Этого и не требовалось. Если Авиам не защитит его, старейшины откажут ему в наследстве, а сыновья Зилпы выгонят его из дома и превратят в слугу.

Авиам ему не враг. Он сдержит слово. Но и не отступится от своих требований. Он поставит его перед ещё более жестким выбором: военачальник, но — без Ктуры, а если с Ктурой — слуга.

Ифтах поднял глаза на священника. Тот стоял, опираясь на палку, вяло, наклонившись немного вперед. Его тощее тело скрывали широкие одежды. Губы Ифтаха медленно растягивались в улыбке — дерзкой, презрительной. Интересно, на что способен человек с таким жалким телом, как у Авиама, если его поставят перед подобным выбором? Такой, как он, конечно же, должен отказаться. Но я, Ифтах, другой. Бог благословил меня силой, а бык, божок моей матери удвоил ее. Не откажусь ни от дома, ни от жены…

Авиам прочел по лицу Ифтаха, что тот ускользнул от него. И ощутил укол одиночества. Хотелось сделать Ифтаха молодым другом, сыном.

— Не торопись, Ифтах, — предостерег он юношу. — Выбор слишком труден. Даже мудрому требуется время, чтобы решиться на что-то. Я не позволю, чтобы приговор выносили в ближайшие недели… Возвращайся в Маханаим. Побудь там до полнолуния. Потом дашь ответ…

— Ты терпелив, священник Авиам, — сказал Ифтах с едва заметной усмешкой.

Он повернулся к выходу из шатра Господа, но Авиам удержал его.

— Подойди ближе, Ифтах, сын мой!

Он положил ему на голову легкую костлявую руку и проникновенно, исполненный дружеской заботы, сказал:

— Да сделает тебя Господь подобным Менаше и Эфраиму!..

VIII

В тот же день Ифтах оставил Мицпе и поскакал на север, в Маханаим. По дороге он снова и снова обдумывал беседу с Авиамом. Разум подсказывал ему, что он не ошибся в своем первом порыве. И от этого Ифтах испытывал какое-то злобное удовлетворение. Никто и никогда не заставит его прогнать жену Ктуру и дочь Яалу…

Невольно его живое воображение одну за другой рисовало картины: чего он мог достичь в союзе с умным и могущественным священником. Несомненно, тому удалось бы сделать его военачальником. И, разумеется, Ифтах собрал бы под свое знамя всех, кто по эту сторону Иордана способен носить оружие. Отец гордился, что однажды собрал войско в восемь тысяч человек. Он, Ифтах, рискнул бы выставить пятнадцатитысячную армию. И вот явятся пред ними сыны Аммона, а с ними и сыны Моава. Бесчисленной будет их орда. Кони, железные повозки… Позади — крепость Рабат-Аммон. Израильтяне будут плохо вооружены. Но он верил в свой военный гений, в свою находчивость. Он разделит стан врагов на части, разобьет и уничтожит врагов.

Глупые мечты! Священник никогда не заключит с ним союза. Не станет торговаться и никогда не сделает его военачальником, если он не выгонит свою жену.

Собственно говоря, это очень странно. Он, Ифтах, не хуже своего отца. Тот все время упрекал мать в том, что она почитает своего бога Милькома, смеялся, грозил ей пальцем, дразнил… И все равно священник предоставил ему свободу действий. А от него, Ифтаха, он требовал, чтобы тот прогнал свою жену.

Ифтаха охватил гнев. Они просчитаются — и священник, и сыновья Зилпы.

Так, наполненный сменяющими друг друга чувствами, ехал Ифтах на север. Если дорога была ровной, он скакал на своей ослице, если поднималась вверх, шел пешком. По лицу Ифтаха можно было прочитать все его мысли. Оно то становилось страстным, выражая уверенность, то — полным горечи или лукавства. Время от времени он разговаривал сам с собой вслух. Порой громко смеялся — то злобно, то радостно. А его светлокожая ослица словно соглашаясь с ним и кричала.

Порой он размышлял о том, как все должно быть. Он точно знал — что-то произойдет. Но, что надо делать, не представлял.

Так двигался он по долинам и холмам, пересек вьющуюся в ущелье зеленовато-голубую реку Ябок и достиг северного Гилеада, где вместе жили потомки этого рода и сыны Гада и Менаше.

А вот и Бамат-Эла на холме Теребинты. Отсюда, с высоты, виднелись окрестности Маханаима. Справа — принадлежащие ему загоны для скота и пашни. И если бы он даже не узнал, что там так ослепительно сверкает белизной, то все равно догадался бы — это Маханаим, его дом.

Ифтах отдохнул под деревом на холме. Он любил это место и часто бывал здесь. Дерево было старым и невысоким, но мощным, ветвистым. Настоящее Эц Ранан — одно из множества зеленых деревьев, которые боги выбирали своим пристанищем. И это тоже было священным. В его ветвях жил божок этой местности, способный наградить край плодородием или опустошить его. Под деревом стояла каменная глыба, на которой приносили богу жертвы и оставляли дары. Говорили, что теперь дерево освящено Господом. Однако ретивые приверженцы Господа требовали, чтобы Ифтах срубил его, потому что это подозрительное дерево принадлежало чужому божку. Но Ифтах противился многим его людям оно было дорого и, прежде всего, — Ктуре. Ифтах ухмыльнулся. Если он послушается Авиама, ему придется уступить и в этом, срубить дерево. Он посмотрел вверх, в гущу кроны, приветствуя божка, обитавшего там.

Ифтах поскакал с холма вниз. За час до города начинались земли, подаренные Гилеадом ему и его матери. Узкие и высокие, в форме человеческих рук и ног, возвышались межевые камни, посвященные богу Маханаима, могущественному богу плодородия. На этих старых камнях вырезались имена многих людей, которым принадлежали эти пашни. Имена прежних владельцев стирали и наносили новые. Теперь они носили имя Ифтаха. Он провел пальцем по знакам — треугольникам и клиньям. Переплетенные между собой, они свидетельствовали, что эти пашни — его имение. И вот теперь, когда наступит второе новолуние, его символы уничтожат, а на их месте будут начертаны знаки владения сыновей Зилпы.

Ифтах чуть было не задохнулся от негодования. Он покажет им, чего, в конце концов, стоит воля отца. Ведь покойный Гилеад подарил эти угодья ему и никому другому.

IX

Дорога к Маханаиму полого поднималась вверх. Ифтах мог ехать верхом, но спешился. Так будет быстрее. ещё недавно он не торопился домой. Сейчас будто кто-то подгонял его.

Кто это неожиданно вышел навстречу? Счастливый знак… Освещенные лучами заходящего солнца быстро шагали по дороге Ктура и ребенок. Они тоже увидели его, побежали, бросились на шею. Он расцеловал их обеих. Он ощущал потребность в этих поцелуях, хотя они и считались неуместными при посторонних. Он нежно целовал ребенка, свою девочку, свою дочку Яалу. Она смотрела на него влюбленными глазами, наполненными уважением и счастьем. Девочка погладила его по щеке, там, где начинала отрастать сбритая борода. Потерлась щекой о щетину и беззвучно рассмеялась — щетина щекотала кожу. Ифтах хотел посадить на ослицу жену или дочь. Завязался спор. Они уступали место друг другу. Ифтах решил, наконец, усадить на ослицу жену Ктуру. В одной руке он держал поводок ослицы, в другой сжимал маленькую руку дочери. Когда дорога становилась слишком узкой, Яала бежала впереди.

Ктуре явно не терпелось узнать, что произошло в Мицпе. Но она сдерживалась, расспрашивала его о здоровье, рассказывала о незначительных происшествиях в доме и в городе. Он незаметно наблюдал за ней. Стройная, смуглая, любимая женщина грациозно, выпрямив спину, сидела на ослице. И эту женщину он должен прогнать! Неужто Господь не явит ей свою милость?! Внезапно, не объясняя причин, он громко и радостно расхохотался.

Вот они уже в городе, дома. Сестра Кассия и eё муж Пар радостно приветствовали его. Женщины помыли Ифтаху ноги. Наступил вечер. Слуги вернулись с работ, поздоровались с хозяином с почтением, не демонстрируя особую покорность. Некоторые — шутливо. Бывало, Гилеад охотно шутил. Левана обладала веселым нравом. Дом в Маханаиме всегда был наполнен смехом и веселой болтовней.