Человек из пустыни - Елена Грушковская

— По виду он славный малый, — сказал король.

У бедного Эннкетина сердце зашлось в груди: сам король сказал о нём, что он «славный малый»!

— Так и есть, ваше величество, — улыбнулся лорд Дитмар. — Эннкетин очень толковый и расторопный парень.

— Тогда, может быть, этот расторопный парень принесёт мне бокал куоршевого сока со льдом? — сказал король. — У меня что-то в горле пересохло.

— Сию секунду, ваше величество, — прохрипел Эннкетин, бросаясь исполнять королевскую просьбу.

Эннкетин не чуял под собой ног, когда бежал к столу. Когда он наливал сок в бокал, у него тряслись руки, и он к своему ужасу уронил несколько капель на скатерть, а бросая кубики колотого льда, не с первого раза попал в бокал. Когда же он наконец поднял поднос с бокалом, у него — кошмар! — всё ещё тряслись руки. И не просто тряслись, а ходили ходуном, так что бокал на подносе подвергался опасности быть опрокинутым прямо на монаршую особу. От этой мысли Эннкетин обмер. Что делать? Он всё же понёс бокал на подносе королю, слабея с каждой секундой всё больше. Вдруг поднос в его руках перестал колыхаться: за его края взялись изящные ручки Джима.

— Дай лучше мне, а то уронишь.

Сок королю Джим поднёс сам, протянув ему бокал на подносе с изящным наклоном головы.

— О! — проговорил король изумлённо. — Что за чудеса! Ваш дворецкий ещё и умеет превращаться!

— Эннкетин немного переволновался, увидев вас, ваше величество, — ответил Джим. — Боюсь, он не донёс бы этот бокал. Кроме того, он сегодня в первый раз самостоятельно обслуживает такой большой приём, и его волнение вполне понятно.

— А, ну тогда ясно, — засмеялся король. Беря бокал, он слегка поклонился Джиму. — Вы себе не представляете, как мне приятно получить это из ваших прекрасных рук.

Джим также поклонился, но гораздо ниже и почтительнее. Король сделал глоток и сказал:

— Я всегда любил куорш во всех видах, но с сегодняшнего дня я буду любить его ещё больше, потому что он будет теперь ассоциироваться у меня с вами.

Джим улыбнулся и скромно потупил взгляд, а король смотрел на него с искренним восхищением.

— Пребывание в вашем доме опасно для моей головы, милорд, — сказал он вполголоса лорду Дитмару.

— Это отчего же, ваше величество? — удивился тот.

— Потому что я боюсь, что она вскружится, — проговорил король. — Или я вообще её потеряю. Придётся держать себя в руках!

Раданайт сказал:

— Я вижу здесь своего отца, ваше величество. С вашего позволения, я подойду к нему.

Король обвёл взглядом гостей и заметил лорда Райвенна.

— А, я тоже его вижу. Да, разумеется, подойдите к нему и, пожалуй, приведите сюда. Я тоже хочу с ним поздороваться.

Лорд Райвенн, которому минувшим летом стукнул сто сорок один год, выглядел не старше пятидесяти. Его волосы, приподнятые с висков, окутывали его фигуру серебристо-белым плащом, спускавшимся ниже пояса. Они с Альмагиром стояли у стола, угощаясь куоршевым тортом, а юный Эсгин стоял возле них, переводя взгляд с одного гостя на другого и потягивая фруктовый коктейль. Его густые и длинные русые волосы были заплетены в косы и уложены в тяжёлую, роскошную корону вокруг головы, придавая ей сходство с цветком на тонком стебельке. Казалось, головка Эсгина с трудом выдерживала тяжесть этой короны, и ему стоило больших усилий держать её прямо и гордо. Большие, задумчивые серо-голубые глаза смотрели на всё окружающее с любопытством, особенно часто они поглядывали в сторону короля, а точнее — премьер-министра Райвенна, приходившегося ему старшим братом по одному из родителей. Они никогда не были особенно близки, Раданайт не удостаивал Эсгина своего внимания и, по-видимому, относился к нему весьма холодно. Сейчас же, заметив Эсгина, он задержал на нём взгляд, как будто видел его впервые. Эсгин под его пронзительным взглядом зарделся, а на губах Раданайта чуть приметно проступила улыбка. Он смотрел на Эсгина из-под полуопущенных век, приподняв подбородок, потом что-то сказал королю и взял маркуадовую ветку. Быстрым, чётким шагом он направился к ним. Протянув ветку лорду Райвенну, он сказал:

— С Новым годом тебя, отец.

— И тебя также, сын мой, — ответил лорд Райвенн, подставляя губы для поцелуя. — Теперь я только по праздникам и вижу тебя.

— Увы, отец… Столько работы, что порой некогда даже спать, — сказал Раданайт, вздохнув и улыбнувшись. — Как твоё здоровье?

— Благодарю, сынок, пока жаловаться не на что, — ответил лорд Райвенн. И, взглянув на отчего-то засмущавшегося Эсгина, сказал ему: — Дорогой, подойди к Раданайту, не стесняйся. Поцелуйтесь, дети мои. Вы ведь всё-таки братья.

Эсгин, подойдя к Раданайту, потянулся к его щеке, но тот подставил ему губы. Поцелуй получился неловкий. Эсгин, сам не зная отчего, порозовел, а Раданайт улыбнулся. Альмагиру не понравилась его улыбка и его взгляд: что-то тёмное и порочное было в них. Но он промолчал.

— С тобой хочет поздороваться король, — сказал Раданайт лорду Райвенну. — Идём к нему. — И, подумав, добавил: — Альмагира и Эсгина тоже можешь взять с собой.

Маленького Лейлора уложили спать в библиотеке на пятом этаже: в детской тот не смог бы уснуть из-за праздничного шума, а в библиотеке он был не так слышен. Постель была устроена на диване, а рядом на надувной кровати расположился Айнен. В непривычной обстановке Лейлор долго не мог заснуть, ему мерещилось, что из-за книжных стеллажей выползает кто-то чёрный. Ему стало страшно одному лежать на диване, и он забрался под одеяло к Айнену.

— Ты что, малыш? — спросил тот спросонок.

— Я боюсь там, — прошептал Лейлор. — Обними меня… Очень-очень сильно обними.

— Надо говорить «крепко», дорогой, — пробормотал Айнен, прижимая Лейлора к себе.

В полночь раздался страшный грохот, как будто небо разрывалось на части. Лейлор в ужасе проснулся и прижался к Айнену. Того тоже разбудил грохот, но он не боялся. Гладя Лейлора по волосам, он сказал:

— Не бойся, дорогой, это только фейерверк.

Грохот раздавался снова и снова, и ему не было конца. От этих жутких ударов внутри у Лейлора всё вздрагивало. Он заплакал.

— Не надо бояться, маленький, — успокаивал его Айнен. — Пойдём лучше к окошку, посмотрим. Это красиво!

Лейлор боялся идти к окну и плакал: