Азимут бегства - Стивен Котлер

Он приезжает в Польшу и открывает там мастерскую. Ватикан ждет. Ждет, когда он успокоится, когда он перестанет ворочаться в постели до утра, не смыкая глаз, когда он перестанет класть рядом с постелью ружье. И вот к нему приходят в ночи и требуют книгу. Он не хочет отдавать. Когда прячешь ценность всю жизнь, поневоле становишься упрямым. Они говорят, что если он не отдаст книгу, то они уничтожат поселок.

— Зачем вам это делать, — изумляется он, — не настолько же вы безумны?

В центре поселка был фонтан — статуя молодой женщины, держащей трех рыбок, из ртов которых бьют струи воды. Они привязывают его к статуе и сжигают поселок дотла. Погибают три сотни человек. Все погибло. Когда уцелевшие отвязывают его от статуи, он сходит с ума от горя и через три дня топится в фонтане. Но это ничего не может изменить. Наступает зима, и люди, оставшиеся в живых после пожара, умирают от холода. Весной от поселка не остается никаких следов, и никто уже не помнит населенного пункта под названием Дренск.

Анхель знает подобные истории. Он знал финал еще до того, как Пена закончила свой рассказ. В таких историях не бывает по-другому.

Что бы ты сделал, если бы стал вдруг Папой? Стал бы ты без передышки ездить по свету, устраивая бесконечный парад благодарения? Не стало бы твое стадо таким многочисленным, что только дьявол смог бы посчитать его численность? Стал бы ты бродить по холодным итальянским улицам, ломая голову над проблемой, возникшей за двадцать столетий до твоего собственного рождения? Стал бы ты в поисках доказательств сжигать деревни?

О кортежи власти в царстве Божьем — это воры книг и лжецы.

7

Анхель стоит босиком на шершавом полу и наливает себе кофе, когда раздается телефонный звонок.

— Хочу пообщаться с тобой, Анхель. — Голос Амо звучит громко и отчетливо, словно он стоит рядом и тоже пьет кофе.

— Для виски, пожалуй, рановато, — говорит Анхель, смеясь от счастья. В голосе Амо, в том, что скоро Анхель снова его увидит после долгого перерыва, звучало нечто, от чего у Анхеля кружилась голова.

— Я закажу завтрак — яичницу и эти местные блинчики, которые делают только у Сары-героинщицы. Знаешь это место?

— Вы всегда говорите полуфразами?

— Нет, изредка.

— Я буду там через полчаса, — говорит Анхель.

— Я заеду за тобой.

— Нет, я лучше пойду пешком. Мне надо освежить голову, если вы не против.

— Надень хорошую обувь. Пена купила тебе ботинки, о которых я ей говорил?

Но Амо отключается, прежде чем Анхель успевает ответить. Он смотрит на свои озябшие ноги, жалея их за те мили, которые им придется преодолеть.

Дует сухой, высасывающий ветер. Пустыня залита солнечным светом, над вершинами гор вьется серая дымка. Амо сидит за самым дальним столом перед чудовищной горой блинчиков. В своем шерстяном пончо он похож на престарелого, вышедшего на покой пирата. Амо в знак приветствия вскидывает голову и руки, встает, чтобы похлопать Анхеля по спине и усадить его на стул. Между ними громоздится пища.

— Обошел кустарник или продрался сквозь него? — спрашивает Амо.

— Не говорите, — говорит Анхель.

— Я вот что думаю. Хочу, чтобы ты поехал в Баию вместе с Пеной, — говорит Амо, выдержав небольшую паузу.

— Вы хотите, чтобы я нашел падре Исосселеса?

— Его нетрудно найти. Он редко отлучается оттуда. Знаешь, я бы пошел сам, но падре недолюбливает меня.

— Могу себе представить.

— Он знает, что я не появлюсь без важной причины, и, к сожалению, такая причина действительно есть.

— Которая заключается в?..

— Нам надо знать, что он предпринимает.

— Для меня это вполне достаточная причина, — говорит Анхель.

— В этом ты далеко не одинок.

Через окно Амо смотрит на лениво парящую в небе птицу. Серебристая линия неслышно метнулась навстречу буре и исчезла из вида.

— Нам надо знать, не собирается ли, он в Ватикан, и если да, то мы должны оказаться там раньше.

— Мы? — спрашивает Анхель.

Амо отмахивается от вопроса.

— Смотри, я не думаю, что Исосселес жаждет кого-нибудь видеть. Если к нему приедете вы с Пеной, то это позволит нам выиграть немного времени, ненадолго выбить его из колеи. Я хочу знать, что ему известно. Список людей, имеющих подобные интересы, весьма и весьма мал.

— Подобные интересы?

— Я говорю о редких книгах. — Подчеркивая значение своих слов, Амо барабанит вилкой по столу. — Он кое-что задолжал Пене и, вероятно, не будет с ней разыгрывать комедию. Тебя он не знает, но это только одна сторона медали, о которой я могу думать, но не обольщайся, он живо тебя раскусит. — Амо улыбается своим мыслям. — Ты читал бумаги?

Анхель кивает.

— Исосселес никогда не упускает своего, он слишком большой ученый для этого. Пена пробудила и в нем любопытство, его любопытство с тех пор только возросло и само по себе уже стало любопытным. В последнее время он начал коллекционировать карты, редкие карты, а совсем недавно принялся рассылать интересные вещи по почте.

Анхель удивленно вскидывает брови и ждет объяснений.

— Он ищет специалиста — взрывника, медвежатника, ювелира, эксперта по направленным взрывам, особенно скальных пород, этот человек должен быть католиком, но не фанатиком. — Он говорит так, словно читает объявление в газете.

— Может быть, он хочет ограбить банк? — говорит Анхель.

— Может быть, и так.

— Смотрите, — продолжает Анхель, — пусть я в городке новичок, меня никто не знает, но разве это не к лучшему? Я хочу сказать: разве мы не можем проникнуть в здание, обыскать его и в течение ночи похитить то, что нам нужно? Устроить там засаду, наконец.

— Кажется, ты думаешь, что мы — большая организация с неограниченными ресурсами и связями на уровне правительства.

— И все же? — спрашивает Анхель, поднимая к потолку руки ладонями вверх.

— Отлично. Это хорошая мысль. Вот что, у нас нет таких ресурсов, и Пена не думает, что мы сможем украсть то, что нам надо, ей надо просто увидеть Исосселеса и посмотреть на его реакцию. Книга, которую мы ищем, спрятана неизвестно где уже долгое время. Мы лишь пытаемся до нее добраться. Ватикан догадывается, что мы ее ищем, и теперь она может исчезнуть, исчезнуть навсегда.

— А если Исосселес вмешается?

— Это, очевидно, может произойти. — Он откидывается на спинку стула и закуривает. — Не знаю, заметил ты это или нет, но Пена уже далеко не молода.

— Она не так уж и стара.

— Анхель, ей перевалило за двадцать в начале Второй мировой войны.

— Она не так стара, как тебе думается.

— Согласен, она не так уж и стара, но надо сказать, что не так уж и молода. Засада требует времени, тренировок и немалых усилий. Даже если мы махнем рукой на цену, то нам все равно придется сочинять фальшивые истории, а это не то же самое, что обмануть банкира в каком-нибудь захолустном городишке Среднего Запада. Там не будет никакой защиты свидетелей. Исосселеса окружают поганые парни с погаными биографиями. Для того, чтобы найти там нужного человека, потребуются годы. У нас нет в запасе такого времени. У нас в распоряжении нет даже нескольких месяцев.

Амо потягивается, словно собираясь вздохнуть, но не делает этого. Похолодало. Такое впечатление, что день так и не начался. Они смотрят на стол. Официантка подходит к столу, убирает пустые тарелки, наливает свежий кофе. Длинные волосы, свисающие ей на спину, колышутся, когда она поворачивается и уходит.

— Значит, вы хотите, чтобы я поехал туда с Пеной?

— Я хочу, чтобы ты поехал туда с Пеной, а оказавшись там, не делал слишком резких движений.

8

Телефон звонит, когда Иония входит в свою квартиру. Сначала он не слышит звонка, думая, что это завыла очередная сирена. С наступлением темноты в городе воцаряется хаос. Под покровом ночи какой-то герой решил проникнуть в арабский квартал. На дверях мечети появилось сделанное козлиной кровью изображение обнаженной женщины. Естественно, нельзя так сильно оскорблять Аллаха. На следующий день кто-то нарисовал голую женщину на дверях синагоги — на этот раз кровь оказалась человеческой. Паника, обыски кварталов, прочесывания, посты на дорогах: все хотят, чтобы виновных нашли и изловили, все хотят спокойно спать по ночам, все хотят, чтобы все это скорее кончилось. Прошла почти неделя, но сегодня наконец отменили комендантский час. В конце концов, это было не так плохо, как в тот раз, когда в страну пустили каких-то двух сумасшедших, которые, напившись, распылителем написали на дверях синагоги Arbeit macht frei.[3] Тогда дошло до того, что арабы начали избивать всех попадавшихся им на глаза туристов без разбора — шведов, поляков, англичан, французов, американцев и немцев. Это было не важно, арабы хотели показать всем, что они здесь ни при чем. Они знали границы, которые нельзя переступать.