Новые идеи в философии. Сборник номер 2 - Коллектив авторов

5. Прогрессивная эволюция физики, проведя это разделение, установила в то же время, благодаря единодушному согласию всех физиков, наряду с сферой гипотетическою, части постоянные и окончательные. Это опять-таки следствие того цельного эмпиризма, который характеризует современный дух физики. Если опыт есть собственная гарантия самого себя, если нет иного критерия истинного и объективного, помимо опыта, то ясно, что при всех изменениях физики в будущем должны все-таки сохраниться нетронутыми сырые результаты опыта (разумеется, произведенного правильно), и должны, понятно, сохраниться со всеми предосторожностями и поправками экспериментального метода и также со всеми оговорками, вытекающими из ограниченности наших экспериментальных приемов. И в этом пункте все физики согласны между собою. Экспериментальная физика – это неподвижный центр, на который не влияет никакое изменение теории, никакое видоизменение толкования. Завтрашняя физика застанет все наши опыты (правильно произведенные) и вынуждена будет строго согласоваться с ними, как и нынешняя физика.

Поэтому надо отказаться от формул, вроде: «опыт завтрашнего дня может оказаться противоречащим опыту сегодняшнего дня». Нет, на той почве, на которой желает остаться наука и на которой мы вынуждены следовать за ней, завтрашний опыт не может вступить в противоречие с сегодняшним опытом. Он может показать, что опыт был плохо произведен, но, найдя путем нового опыта причину ошибки, он не только не ослабляет значения экспериментального критерия, но, наоборот, подтверждает его. Он дает ему все необходимое для борьбы со скептицизмом. Два противоречащих друг другу опыта – это два опыта, для которых мы не знаем одного из существенных условий опыта. И их противоречие побуждает нас отыскивать его. Метод остатков есть на практике лишь постоянная иллюстрация этого замечания.

Трудно найти что-нибудь менее честное, чем критика, избирающая объектом своего нападения тот факт, что экспериментальный метод оперирует средними, что он произвольно исправляет опыты во имя мнимых ошибок опыта, что всякий опыт как бы фальсифицирован благодаря самому методу ученого. Но меж какими пределами колеблются эти поправки? Все, что можно заключить из них, это что наши инструменты и наши чувства не совершенны, что нашей технике есть еще над чем поработать, и что это изменит полученные результаты лишь крайне ничтожным образом. Разве выведенная из опыта средняя не имеет столько же значения для установления и измерения отношений двух явлений, сколько и опыт, произведенный с бесконечно более точными инструментами? Работа здесь более продолжительна и более трудна, но она имеет ту же объективность. Этот аргумент так же софистичен, как и аргумент от мнимых противоречий опыта. Нет такого физика, который усомнится – как в настоящее время, так и в будущее – в результатах методически разобранного опыта.

– 1. Проблема, вытекающая из тесной связи между теоретической и практической частями в современной физике.

– 2. Ее разрешение: методологическая концепция физической теории.

– 3. Физическая теория есть методологическое орудие в двояком смысле: в целях выражения, систематизации, и в целях открытия.

– 4. Новый вид физики, рассматриваемой под этим углом зрения.

– 5. Следствие: не следует разбирать гипотетических элементов физических теорий с точки зрения их объективности; это было бы метафизикой, а не физикой. Надо ограничиться анализом их экспериментальной роли.

– 6. Возможное недоразумение; как избежать его.

– 7. Физическая теория систематизирует опыт, чтобы продолжить его, ибо, чтобы она могла быть полезной, она должна опираться на добытых экспериментально результатах.

– 8. Современное многообразие физических теорий и идеальное единство, к которому они тяготеют. Если физическая теория есть метод, то легко понять, почему физические теории многообразны и различны.

– 9. Понятно также, почему, несмотря на это многообразие, остаются нетронутыми единство и объективность физики.

1. Если бы было легко решить вопрос о том, что является результатом опыта и что привносится теорией, то проблема объективности физической науки была бы тем самым сразу порешена. Но здесь имеется особое затруднение: все физики единогласно утверждают, что различить оба эти вида элементов можно лишь путем искусственного и в известной мере произвольного анализа. В реальной, конкретной науке они перемешаны между собой во все моменты ее развития.

Все физики-механисты признают в настоящее время гипотезу за составную часть физико-химических наук, примешивающуюся ко всем их операциям и оставляющую повсюду некоторый остаток. Физики-практики, работающие в лабораториях, которые должны были бы быть особенно враждебными этой точки зрения, в действительности поддерживают ее самым энергичным образом6. Физики, занимающее критическую позицию относительно механистической концепции – как, например, Пуанкаре – показывают, что опыт всегда переплетается с теорией, продолжающей его7. Наконец, энергетика вместе с Дюгемом устанавливает строго, что всякий опыт предполагает теоретические элементы, что всякий экспериментальный результат требует вмешательства разума.

Но если это так, то не существует ли непримиримое противоречие между этой новой концепцией и предшествовавшими ей теориями?

Как возможен тот парадоксальный факт, что современные физики утверждают с равным авторитетом и равным единодушием, с одной стороны, что наука их объективна благодаря своей связи с опытом, а, с другой, что опыт никогда не независим от теоретических и субъективных концепций?

2. Так как они утверждают одновременно оба члена этой антиномии, то надо пытаться выйти из противоречия, поднявшись на такую точку зрения, с которой возможны оба утверждения.

Какую роль играет в науке теоретическая часть? И раз она не складывается механически с экспериментальной частью, а внутренне соединяется с ней, то как может она соединяться с ней, не искажая ее? Решение заключается в следующем: теория представляет по существу метод. Она переплетается с экспериментальными результатами, она находится в них точно таким же образом, каким известный объект – в той или иной форме – носит на себе след того орудия, с помощью которого он был изготовлен. Единство теории и экспериментального результата – это не единство соединения, в котором в беспорядке перемешаны между собою составлявшие элементы. Это не единство положения, не статическое единство. Это динамическое, функциональное единство. Физическая теория есть один из фактов экспериментального изыскания. Она – орудие.

Рассматриваемая таким образом теория не субъективирует опыта, не отнимает у него его постоянства и истинности. Опыт, наоборот, объективирует теории, вливая в нее мало-помалу ту же степень достоверности, которой обладает он сам. Ибо, если какая-нибудь теория преуспевает, если она оказывается полезной, плодотворной, «удобной», как охотно выражаются некоторые физики, если она по истине производительна, то потому, что она имеет сродство с эмпирически-данным, что она приспособляется к нему, что она недалека от абсолютного слияния с ним, что она более адекватна, более истинна во всем значении слова «истинный». Теоретическое исследование совершается сперва в полном согласии с экспериментальным исследованием, которое оно толкает на дальнейшую работу. Но затем оно сливается с ним еще более глубоким и реальным образом. В экспериментальном результате остается всегда кое-что от теории, кое-что неразрушимое и окончательное, и остается не потому, что теория искажает его, но потому, что, послужив для получения его, она способна также и выразить его. Не все умирает в орудии научной работы. В нем умирает то, что было в нем субъективного и произвольного; остается то, что объективно и необходимо, что согласуется с проверенным опытом, составляющим теперь одно целое с ним.

Таким образом, теория играет в современной физике по существу методологическую и эвристическую роль. Физик пользуется ею в своих изысканиях как орудием, позволяющим ему упреждать современное положение физических знаний, предвидеть результаты какого-нибудь опыта, вызвать условия, при которых он обнаружится. Опыт, говорил Декарт, служит для того, чтобы с помощью следствий идти навстречу причинам. Эту фразу можно было бы передать следующим образом: опыт служит для того, чтобы с помощью чувственной интуиции идти навстречу теории, рациональной интуиции. Утверждение, обратное этому предложению, представит довольно точно теорию физической теории согласно воззрениям современных физиков: теория служит для того, чтобы идти на встречу опыту; субъективная интуиция подсказывает мысль о возможности чувственной интуиции; и эта последняя будет служить ей мерой и нормой. Но ведь тогда ясно, что в опыте от теории остается лишь то, что было предвосхищением опыта.