Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) - Рабиндранат Тагор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы живем в одной деревне
В той же я живу деревне, что она. Только в этом повезло нам – мне и ей.Лишь зальется свистом дрозд у их жилья — Сердце в пляс пойдет тотчас в груди моей,Пара выращенных милою ягнят Под ветлой у нас пасется поутру;Если, изгородь сломав, заходят в сад, Я, лаская, на колени их беру. Называется деревня наша Кхонджона, Называется речушка наша Онджона, Как зовусь я – это здесь известно всем, А она зовется просто – наша Ронджона.
Мы живем почти что рядом: я вон там, Тут она, – нас разделяет только луг.Их лесок покинув, может в рощу к нам Рой пчелиный залететь с гуденьем вдруг.Розы те, что в час молитв очередной В воду с гхата их бросают богу в дар,Прибивает к гхату нашему волной; Зачастую из квартала их веснойПродавать несут цветы на наш базар. Называется деревня наша Кхонджона, Называется речушка наша Онджона, Как зовусь я – это здесь известно всем, А она зовется просто – наша Ронджона.
К той деревне подошли со всех сторон Рощи манго и зеленые поля.По весне у них на поле всходит лен. Подымается на нашем – конопля.Если звезды над жилищем их взошли, То над нашим дует южный ветерок,Если ливни гнут их пальмы до земли, То у нас цветет кадамбовый цветок. Называется деревня наша Кхонджона, Называется речушка наша Онджона, Как зовусь я – это здесь известно всем, А она зовется просто – наша Ронджона.
Из книги «Дары» («Нойбеддо»)
1901
* * *
На небе багровый кровоподтек,Который не утро, не свет предрек:Пылают израненные вечера,Горит погребальный огонь костраНа побережье западных вод.Факел корысти чадит и жжет, —Последние искры летят во мглу…Там силам земным возносят хвалу,Но ты не прославлен и не воспет.Твоей бесконечной радости светНад берегом Инда, в восточной стране,В терпенье, в покорности, в тишине,В этом уменье ждать без концаТого, что навек утолит сердца.
Из книги «Ее памяти» («Шорон»)
1903
* * *
Пришла – и ушла… Приоткрыта дверь… Никогда не вернется домой…Один лишь гость войдет в эту дверь, — Последний знакомый мой.Придет, погасит лампаду мою, Подъедет его колесница.Из дома он выведет душу мою, С ней в путь бездомный помчится.
Один я буду и ночь и день Свой здешний оканчивать труд.Последнему гостю в последний день Другие мешать не придут.Цветы и куренья будут готовы Для моленья в тихом дому.Протянутся руки, к объятью готовы, — Я радостно гостя приму.
Та, приоткрывшая нынче дверь, Уходя, сказала тайком:
«Не плачь и открой перед гостем дверь, Перед тем, с кем ты незнаком».Сказала: «Плети до конца плетеницу, От терний очисть и потомВнеси совершеннейшую плетеницу, Бездомный, в свой новый дом!»
* * *
О, как ты столько дней, для всех неуловимо,Существовала здесь, неслышна и незрима?В заботы прятала сияние лица,Открыта одному всеведенью творца.Покорно-тихая, сквозь каждое мгновеньеЛегко скользила ты, полна благоговенья;Семью лелеяла любовью и трудом…Но где таилась ты и здесь ли был твой дом?Когда ты в ночь ушла и дверь еще зияла,Вся красота твоя так дивно просияла!..Вдруг все обрушилось, пред сердцем пало ниц, —Ни плодотворных дум, ни начатых страниц…Но ты передо мной, и ты не наважденье, —Недвижным оком зришь всевечное рожденье.
* * *
Подруга, нет тебя ни дома, ни на гхате…Плывешь ты в облике прекрасной Сарасвати[31]В столистом лотосе, и музыка звучит;Желаний озеро у ног твоих молчит.Ты отражением озарена вселенной.Нет более преград красе всесовершенной,Весь мир вокруг нее. Восторженно слиясьСо светом истинным, теперь вкушаешь связьС весельем всех миров. Звенят твои запястья,Сверкают женственно и излучают счастье.Твоя любовь жива в сердцах у смертных жен,Твой благородный дух в их душах отражен.Вселенский образ твой, источник благодати,Обрел внутри меня лик Лакшми-Сарасвати.
* * *
Сегодня увидал я пачку писем старых, —О, весть о нежности, о миновавших чарах!Игрушки памяти… Вдали от глаз чужихС какой заботою ты сохраняла их!
Течет река времен в беспамятстве жестоком,И столько солнц и лун уносится потоком.Страх обуял тебя – от дней и от ночейУкрадкой несколько любимых мелочейТы спрятала, сказав: «Они – моя отрада,И у меня никто отнять не вправе клада!»А нынче у кого найдется им приют?Они уже ничьи, но дышат и живут,С какой ты нежностью их берегла когда-то…Тебя же кто-нибудь сберег ли так же свято?
* * *
Когда-то, свадебным смущенная нарядом,Здесь, в мире суеты, со мной ты стала рядом,И было трепетно соприкасанье рук.По прихоти ль судьбы все совершилось вдруг?То был не произвол, не беглое мгновенье,Но тайный промысел и свыше повеленье.И прожил я свой век с любимою мечтой, —Что будем, ты и я, единством и четой.Как из души моей ты черпала богато!Как много свежих струй влила в нее когда-то!Что создавали мы в волнении, в стыде,В трудах и бдениях, в победах и беде,Меж взлетов и потерь, – то, навсегда живое,Кто в силах довершить? – Лишь мы с тобою, двое.
* * *
Нисходит полумрак и синим краем сариОкутывает мир в его грязи и гари, —Дом развалившийся, одежды рваной срам.О, пусть, подобная спокойным вечерам,Скорбь о тебе сойдет в мой бедный дух и мглоюВсю жизнь окутает с ее тоской былою,Когда влачился я, изношен, хил и хром.О, пусть она в душе, сливая зло с добром,Мне начертает круг для золотой печали.Желаний в сердце нет, волненья замолчали…Да не предамся вновь глухому мятежу, —Все бывшее ушло… Туда я отхожу,Где пламя ровное в светильнике свиданья,Где вечно радостен владыка мирозданья.
Из книги «Посвящения» («Утшорго»)
1903
* * *
Я, как безумный, по лесам кружу. Как мускусный олень, не нахожу Покоя, запахом своим гонимый.О ночь фальгуна! – все несется мимо:И южный ветер, и весны дурман. Какая цель меня во мгле манила?.. К чему стремлюсь – безумье и обман, А что само дается, мне не мило.
И вырвалось желанье из груди. То мечется далеко впереди, То вырастает неотвязным стражем,То кружит вкруг меня ночным миражем. Теперь весь мир моим желаньем пьян, А я не помню, что меня пьянило… К чему стремлюсь – безумье и обман, А что само дается, мне не мило.
Увы, моя свирель сошла с ума: Сама рыдает, буйствует сама, Сошли с ума неистовые звуки.Я их ловлю, протягиваю руки… Но мерный строй безумному не дан. По морю звуков мчусь я без кормила… К чему стремлюсь – безумье и обман, А что само дается, мне не мило.
* * *
Тяжесть вязкой смолы в аромате мечтает излиться, Аромат навсегда в смоле затвориться готов.И мелодия просит движенья и к ритму стремится, И торопится ритм к перекличке певучих ладов.Ищет смутное чувство и форму, и четкие грани. Форма меркнет в тумане и тает в бесформенном сне.Безграничное просит границ и тугих очертаний, И предел растворяется вновь — в беспредельной волне.Кто в веках утвердил законы старинного спора: Созидание – в смерти, в покое – огонь мятежа?Все стесненное молит свободы и жаждет простора, А свобода – ищет жилища и ждет рубежа.
* * *
Та женщина, что мне была мила,Жила когда-то в этой деревеньке.Тропа к озерной пристани вела,К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.
Названье этой дальней деревушки,Быть может, знали жители одни.Холодный ветер приносил с опушкиЗемлистый запах в пасмурные дни.
Такой порой росли его порывы,Деревья в роще наклонялись вниз.В грязи разжиженной дождями нивыЗахлебывался зеленевший рис.
Без близкого участия подруги,Которая в те годы там жила,Наверное, не знал бы я в округеНи озера, ни рощи, ни села.
Она меня водила к храму Шивы,Тонувшему в густой лесной тени.Благодаря знакомству с ней, я живоЗапомнил деревенские плетни.
Я б озера не знал, но эту заводьОна переплывала поперек.Она любила в этом месте плавать,В песке следы ее проворных ног.
Поддерживая на плечах кувшины,Плелись крестьянки с озера с водой.С ней у дверей здоровались мужчины,Когда шли мимо с поля слободой.
Она жила в окраинной слободке,Как мало изменилось все вокруг!Под свежим ветром парусные лодки,Как встарь, скользят по озеру на юг.
Крестьяне ждут на берегу паромаИ обсуждают сельские дела.Мне переправа не была б знакома,Когда б она здесь рядом не жила.
* * *
