Города - Пол Филиппо

На ржавой двери в тоннеле виднелся начерченный мелом косой крест. Огромный висячий замок и цепь, казалось, надежно охраняли вход, но механизм был испорчен, и засов открылся без труда.

За дверью обнаружился ход среди запотевших труб и свернутых кабелей, высотой в рост человека, где можно было идти только по-одному. В спертом воздухе пахло озоном и паром.

Диего положил руку на пучок каких-то проводов.

— Знаешь, мне пришла в голову идея рассказа. Предположим, по таким сетям можно передавать голоса, но не электричество.

— Что-то вроде проволочного радио?

— Не совсем так. Я имею в виду режим «от одного к одному». Я с инструментом у себя дома говорю с тобой, а у тебя в руках тоже инструмент. Тогда люди, живущие в отдаленных частях Города, смогут общаться. Разве это не станет революцией в нашей жизни?

— Да, наверное. Но что я, в сущности, могу сказать своему собеседнику? «Какая погода в твоем Квартале?» «Сколько у вас стоит новая пара обуви?»

Диего разочарованно убрал руку с проводов.

— Да, пожалуй, это все-таки дурацкая идея. Но при моих играх приходится много витать в облаках…

Они прошли полмили по служебному ходу. Фонарики высветили люк. При помощи ломов друзья подняли крышку, закрепили якорем канат и спустились.

Коллекторы в Гритсэвидже казались более старыми, чем в какой-либо другой части Города, хотя они, безусловно, сооружались одновременно с подавляющим большинством зданий, протянувшихся вдоль Бродвея. (Только пожар мог положить конец существованию дома. Строительство новых домов осуществлялось по мере спорадических поставок необходимых материалов, и место сгоревшего нередко оставалось пустым годами, как щербинка в бесконечной улыбке Города.) Массивные глыбы добытого в карьерах камня, покрытые липкой патокой, нависали над головой и лежали под ногами, и только узкие выступы по обе стороны вогнутой поверхности предоставляли защиту от потоков воды, жидкой грязи, отходов и экскрементов, направлявшихся неизвестно куда на переработку.

Мимо проплыла внушительных размеров крыса, жадно нюхая зловонный воздух. Зохар сказал:

— Надо нам выбираться отсюда, пока мы не разворошили змеиное гнездо.

На некотором расстоянии от свисающих веревок, в направлении, противоположному тому, в котором друзья намеревались двигаться, проходил кровавый банкет подземных крыс. Оставалось надеяться, что им удастся удержать отвратительных тварей подальше от того места, где будет проходить их работа.

— От души едят, разу! Сейчас узнаете, почем тут бесплатный обед!

После короткого отрезка нелегкого пути Диего и Зохар обнаружили следующий многообещающий ориентир: сегмент стены, подточенной потоками воды, рухнул, и три или четыре внушительных блока лежали в грязной воде. При помощи ломов и лопат они расширили дыру и получили доступ к тому, что находилось дальше.

В затхлом, гниющем пространстве за стеной коллектора не было никаких признаков деятельности человека. Ощущение удаленности и замкнутости служило единственным намеком на безбрежность пространства, заключенного здесь — жалкие фонарики не могли высветить границ стен или крыши, пусть и самых дальних, равно как, конечно же, неба или звезд.

«Где же Река? — думал Диего, уже не в первый раз за свою карьеру охотника за камнями для эгид. — Можем мы находиться под ее руслом?» Вряд ли — ведь они с Зохаром спустились не более чем на десять футов от уровня путей Метро, тогда как Река гораздо глубже. Внезапно Диего представился образ лежащего на его письменном столе карандаша. Может быть, весь их Город — Река, Трекс и все прочее — суть некое единство, лежащее на непостижимо более обширной плоскости? Даже разум профессионального творца «Космогонического вымысла» испугался этой идеи.

Основание этого нового царства начинается слишком глубоко под ногами, чтобы именно в нем могла пролегать инфраструктура водостоков. Под выступами, по которым двигались путники, протянулось ложе из мертвых, тусклых камней, лишенных потусторонних качеств — качеств, стоивших по десять быков или семь рыбачек за штуку.

— Как ты думаешь, где начнутся живые?

— Узнать можно только одним способом.

Они спрыгнули вниз (почва отреагировала на тяжесть их тел с неожиданной упругостью) и отправились дальше.

После бесчисленных шагов фонарик Диего высветил свежие камни: радужные, перекрывающие друг друга кубики, которые не укладывала рука человека.

— Отлично. Займемся делом.

Зохар наклонился, поддел ломом один из крайних камней и нажал так, словно выдергивал лепесток из венчика цветка. Камень подался легко, но на его месте набухла капля ализариновой [9] крови, которая при соприкосновении с воздухом тут же закипела и стала пузыриться, не теряя при этом ни частицы составлявшего ее вещества. За первой каплей последовали вторая, третья, четвертая — и Зохар отошел на несколько шагов от поганой жидкости, чтобы совершить дальнейшее святотатство.

Тем временем Диего, держа фонарик в левой руке, добывал свои камни и бросал их к себе в рюкзак. При этом он тщательно избегал прикосновения к едким, сладко пахнущим кровавым лужам, которые накапливались на полу по мере того, как он продолжал свои воровские действия.

Диего и Зохар трудились решительно. Волей-неволей они расходились все дальше в поисках нового поля деятельности. Диего все время старался держать в памяти, где находится выход. Мысль о блужданиях по этим смутным, лишенным ориентиров пространствам до тех пор, пока не придет смерть от жажды, не тешила даже ту каплю романтической меланхолии, что в нем оставалась.

А если он умрет здесь, найдут Могильщики его душу? Одной этой мысли было достаточно, чтобы испугаться до потери рассудка.

Наконец рюкзаки оказались наполнены, и друзья воссоединились. Озеро шипящей крови теперь простиралось на Квартал или около того — бурлящее малиновое болото у основания мира, символ совершенного ими ограбления. Неудивительно, что власти с неизменным неодобрением смотрят на эту хищническую практику.

Зохара, как и Диего, несмотря на его лихорадочную активность, наверняка одолевали такие же мрачные мысли, потому что он спросил:

— Ди, тебе приходилось слышать об охотнике за камнями для эгид, который усерднее других вгрызся в эту живую почву? Не знаю уж, по какой причине, а то и вовсе без причины, но он глубоко вгрызся мотыгой в этот кровавый дерн. Говорят, конвульсии Зверя Города за несколько секунд превратили в булыжник миллион Кварталов.

Диего вздрогнул, но счел своим долгом поставить под сомнение страшную легенду.

— Где же и когда произошла эта катастрофа? И почему в анналах Гритсэвиджа не зафиксированы хотя бы легкие потрясения после этого катаклизма?

— Где и когда — этого я не скажу. А почему — ответить нетрудно.

Зохар помолчал, и Диего выдавил из себя:

— Вот как?

— Вот так. Пойми, это случилось так далеко и так недавно, что волна все еще движется к нам вдоль неизмеримой линии Города. Я ожидаю, что она накроет нас в любой день.

Перед лицом этого предположения обычный рационализм отказал Диего.

— Откуда ты узнал о катастрофе еще до того, как подобралась волна? Как может информация распространяться быстрее, чем само событие?

— Как, разве я забыл тебе сказать? Придуманная тобой система проволочных коммуникаций — она уже существует. Но только для избранных.

Диего вгляделся в лицо Зохара. Но даже при том, что он знал Зохара всю жизнь, Диего не смог определить, шутит тот или нет.

3

Вечеринка и самоубийство

К августу в судьбе Зохара Куша и Милагры Ивентир можно было отметить ряд определенных изменений к лучшему. Воспользовавшись деньгами, которые Зохар получил от Гимлетта за свою долю камней для эгид (что составило приблизительно трехмесячный доход среднего гражданина), они перебрались в более пристойное жилье, в небольшую квартиру над прачечной Берма в Гритсэвидж-841, состоящую из трех последовательно расположенных комнат, где вечно пахло мылом и крахмалом. Любовники, словно вдохновленные соседством с прачечной, стали одеваться значительно щеголеватее. Что касается Зохара, то его трансформация свелась к регулярному принятию ванн и обзаведению новым гардеробом, что ему и рекомендовал Диего. А вот состояние Милагры требовало помощи в установлении режима питания и медицинского вмешательства. Зохар добросовестно и заботливо прибегал к этим средствам. И в последующие дни Милагра, хотя и выглядела несколько изможденной, уже не производила впечатления человека, стоящего на пороге смерти. К ней даже в известной мере вернулась былая привлекательность.

А когда недостаток в героине остался в прошлом, когда Поезда снова доставили запрещенное вещество, когда рабочие втайне распространили его среди местных торговцев в процессе обмена менее опасных грузов, Милагра перешла к относительно умеренным дозам; инъекции позволяли ей поддерживать свое существование вне крайностей очевидной зависимости или саморазрушения.