Фанерное сердце - Ольга Шемякина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На полочке в коридоре попался конспект Сониной лекции. Читаю: «Люди покупают у людей». Господи Боже, если это так, тогда почему, Сонь, ну почему из нас, таких живых и душевных, вытравливают искренний интерес к клиенту и работе и вставляют фанерное сердце? Если мы будем фальшиво улыбаться («Помните, вашу улыбку слышно!») и говорить по скрипту, то у кого будут покупать люди? И какие это должны быть люди?
Я сижу и пью теплый черный чай. В чашке плавают четыре крупных зеленых семечка. Это кардамон. Его запах уносит меня в израильскую степь с редкими деревьями, где я когда-то пила кофе с таким же запахом на топчане у бедуинов. Я не знала, как выглядит кардамон. До этого я видела его только в молотом виде. Спасибо учебе и стечению обстоятельств. Если бы не «Румер» и не насморк, то не сходила бы я полечить себя в «Ауру», или могла бы не встретить там Джейси. Джейси сказал, что пришлет мне в ватсап название травок, которыми он сам себя лечит от насморка. И когда один мой насморк уже сменился следующим, он прислал фотографию. На блюдечке лежали гвоздика и эти странные зеленые семена. Теперь у меня дома стоит баночка с ними. Как память об Индии, до которой я все не доеду. До которой я почти доехала в январе этого года. Мы провели отпуск в Шри-Ланке, и я так рвалась туда, что даже пожертвовала стабильной работой. И этот путь был для меня правильным, единственно возможным, а вот головой об столешницу — совсем нет. Я бы хотела продавать кухни в маленькой компании вегетарианцев, которые берегут природу, сажают деревья взамен использованных, применяют экологичные технологии и материалы, где нет скриптов, а царит доверие, душевность и все приносят друг другу радость. И на самом производстве работают счастливые люди, которые наполняют своей энергетикой каждую деталь той мебели, которая будет стоять на кухне нашего клиента.
Я рассказывала об этой мечте молоденькой девочке-дизайнеру из Питера. И она назвала меня мечтателем. Что ж, пусть так, я мечтатель. Я сижу и пью теплый чай и возвращаюсь в жизнь слабой щепкой. Я пытаюсь вспомнить, на чем я остановилась перед тем как упасть. На аденоидах? Окей, записываем ребенка к ЛОРу, лечим дальше. На муже? О, как я рыдала в минуты слабости, что хочу, хочу приносить пользу семье, это моя ответственность. А муж говорил: «Учись, учись, я прикрою». И сам учился, и работал, и варил суп. А теперь с какой радостью я варю суп ему и ребенку.
Глава 11
Я вылезла из своей воронки, а тут — мир уже не тот. Он с февраля этого года не тот, как только мир внезапно разделился на эту и ту сторону. А стадия отрицания, страха, гнева уже давно переросла в будничное ожидание пи*деца. Невозможно бояться долго, и мы привыкли. Привыкли к тому, что там умирают люди, что там происходит что-то дикое и страшное, но понять, что именно — невозможно абсолютно ни с какой стороны. Я перестала орать, что я за мир во всем мире, и охреневать, что в век таких высоких вроде бы вибраций люди ведут себя, как обычные дикие племена с борьбой за власть, земли и ресурсы. Ничего не меняется в этом многовековом зверином духе охотника, сильнейшего, который надел штаны и пиджак и вместо деревянной дубинки у него дубина ядерная, но принцип все тот же — щас как дам по голове, а ты такой интеллигент божий одуванчик… И у тебя нет слов, просто нет слов. И до сих пор их нет. Остается только смотреть, как рушится твой хрустальный тонкий мир, и констатировать факты.
Сегодня у нас заблокировали на бирже американские ценные бумаги.
Одни наши друзья улетели в Турцию.
Еще одни друзья тихонько покрикивают от возмущения в рамках дозволенного «ВКонтакте».
«Фейсбук»1 отменили.
«Инстаграм»2 нелегален.
В мае я уходила из «ВКонтакте», где делала «Доброй Работе» новый дизайн. Делала я его в «Канве». Вчера решила продолжить, а «Канва» c 1 июня не дружит с Россией. Так, а «Тильда»? Дружит. А «Фигма»? Тоже дружит. Уф, что ж, жить можно.
Такое ощущение, что ты бежишь маленькой фигуркой по шахматной доске, где квадратики твоего пути в любой момент могут исчезнуть, и тебе срочно нужно перепрыгивать на соседние. Никакой стабильности, и постоянно как канатоходец — приходится лавировать, подстраиваться под настоящее, продолжать варить суп и водить ребенка в садик в этой стране, пока ее еще не отменили. Тратить оставшиеся накопления, пока и их не отобрали, как доллары. И искать работу. И делать дизайн «Доброй Работе».
Я сажусь за компьютер с ощущением, что передо мной столешница. И от этого комок в горле. «Я не смогу, я никто, я не дизайнер, лучше попросить кого-то сделать мне дизайн». «Ничего, соберись, ты можешь, вспомни, как ты можешь, бери и делай». И я беру и делаю не вставая за шесть часов. Потом посылаю двум дизайнерам на посмотреть, и обе говорят: «Это хорошо, это свежо и легко». Спасибо, столешницы! Вы научили меня работоспособности.
А на следующий день я села за компьютер и из меня брызнул фонтан слов. С той же силой, с какой я вгрызалась в плотный мир, меня вынесло в мир творческий. И я только тут поняла, что спускалась в ады за материалом.
Вот это «Путь художника», вот это книга. Когда я начинала ее проходить, у меня действительно был творческий тупик. Я умею рисовать, но не хочу, я умею писать тексты, но не хочу, я умею играть на гитаре, синтезаторе, варгане, но не хочу. Мне не жилось, я тлела, а теперь горю! Я стала извергающимся вулканом, в котором накопилось много лавы эмоций, которые надо успеть облечь в слова, пока лава не остыла. Пока эти события еще помнит тело. И я чувствую, как столешницы остывают, с каждым днем на эти воспоминания наплывает новая волна ощущений и смывает всю остроту и боль предыдущих.
И сейчас у меня ощущение, что я качусь на синем самокате в своем размеренном темпе и счастлива каждый день ехать на нем в светлое будущее, где мой ребенок вырастет умненьким и здоровеньким, где мы будем жить на своей земле в своем доме и рядом
