Дневник пани Ганки (Дневник любви) - Тадеуш Доленга-Мостович

Он извинился за свои подозрения и так мило просил у меня прощения, что постепенно я перестала на него сердиться. Он рассказал мне кое-что, из чего я поняла, что не он преследует Гальшку, а скорее она его. (Ну и врушка же эта Гальшка! Я начинаю думать, что она посвятила меня в свои дела только для того, чтобы похвастаться передо мной. Или, может, просто Павел закатил ей сцену ревности. Не пойму, как это можно увлечься этим Павелом. А впрочем, для нее и он слишком хорош.)

Затем пан Тоннор рассказал о себе. Оказалось, что он вовсе не авантюрист, а представитель нескольких иностранных фирм, у него здесь своя контора, он часто ездит во Францию, Англию и Германию, имеет собственный автомобиль. Та кретинка наверняка знала все это, и я не понимаю, зачем она понавыдумывала о нем столько глупостей. Тоннор оказался очень остроумным и милым собеседником. Единственное, что Гальшка не выдумала: этот мужчина действительно своеволен. Во время разговора он то и дело брал мою руку и держал ее в своих руках. Мне просто неудобно было сопротивляться. А он держал мою руку и не отпускал. Казалось, не замечал даже, как я стараюсь ее высвободить.

Беседа была такая приятная, что я и не заметила, что уже десять часов. К счастью, он сам обратил на это внимание, встал и сказал, что именно на десять у него назначено одно дело.

Подавая мне меха, он спросил:

— Когда я снова вас увижу?

Я, конечно, ответила, что никогда, затем добавила:

— А квартира у вас хорошая.

Тогда он сказал:

— Около шести я почти всегда дома. Так что жду вашего звонка.

— Прощайте, — кивнула я ему и вышла.

На лестнице мне встретилась весьма интересная женщина. Я бы не обратила на нее внимания, если бы не ее умопомрачительный наряд. Жакет trios quart из шиншиллы и очень элегантная черная шляпка с ярко-красным пером. (Три четверти (франц.).) Волосы у нее рыжие (конечно, крашеные), а своим хрупким телосложением немного похожа на Клару Бау.

Я не ошиблась: она шла к нему. Он, пожалуй, тот еще бабник. Но хуже всего то, что я забыла взять Гальшкны письма. Ничего не поделаешь, придется прийти еще раз. Он, конечно, бог знает что обо мне подумает, однако другого выхода нет.

Сегодня днем ходила с Тото на выставку новых моделей мехов. Очень понравилось мне одно норковое манто. Я даже цену спросила. Неслыханно: тридцать две тысячи! Вряд ли удастся уговорить на такое отца. Тото ошалел бы от радости, если бы мог купить мне эту норку, но не могу же я принимать от него такие подарки.

С дядиным поручением я справилась весьма ловко. Все сильнее убеждаюсь, что сообразительности мне не занимать. Я дала Тото пятьсот злотых и попросила его сыграть в покер на мой счет, потому, что мне якобы приснилось, что он должен выиграть для меня много денег. Простодушный Тото не заметил в этом никакого подвоха и охотно согласился. Даже пообещал в тот же вечер пойти в игорное заведение. Думаю, что пяти сотен дяде хватит. Он позвонил мне около трех и сказал, что никаких существенных новостей пока нет. Это меня очень огорчило. Послезавтра возвращается Яцек, и я хотела бы к этому времени что-нибудь знать, как-то ориентироваться в ситуации. Гальшке я даже не позвонила — так была возмущена ее поведением. Но, впрочем, я знала, что мы с ней встретимся вечером на обеде у Гавронских. Мне не терпится узнать, как ладят между собой Топневцы после того происшествия с поездкой Лели в деревню к Франю Радзивиллу. Сильно смеялись тогда над Жоржем, и все предрекали, что они разведутся.

Я никак не могла придумать, что сказать Гальшке. Намекнуть ей, что я хорошо понимаю, как она меня обманула?

Я бы на ее месте сгорела со стыда! Как она будет смотреть мне в глаза? С другой стороны, я не могу сказать ей правду, потому что это помешало бы нашим взаимоотношениям, а поссориться с ней мне как-то не хочется. Все же я люблю ее и знаю, что и она ко мне привязана.

На обеде было около двадцати человек. Как обычно, блюда подавали прекрасные и вина отборные. Я сидела напротив Жоржа. Тот имел подавленный вид. Зато Леля вовсю флиртовала с хозяином. Я заметила, что Гальшка, несмотря на все свои сладкие улыбки, смотрит на меня обеспокоенно. Никчемная лицемерка! К тому же у нее новый перстенек с сапфиром. Откуда бы это?

Как только все встали из-за стола, и мы с ней остались наедине, Гальшка шепотом сказала:

— Что-то ты мне ничего не говоришь. Я умираю от любопытства. Ты была у него?

Она умоляюще заглядывала мне в глаза, а я, притворяясь равнодушной, ответила:

— Конечно, была.

— И что? Ну, говори скорей!

— Он пообещал отдать мне твои письма.

— И ты думаешь, отдаст?

— Думаю, да. Только я не разделяю твоего мнения об этом пане. Мне он не показался шалопаем. Вполне культурный человек и ведет себя как джентльмен.

В Гальшкиных глазах промелькнуло беспокойство.

— Ты долго у него была?

— Несколько минут.

Это ее будто успокоило.

— О, моя дорогая! Потому-то ты и не разделяешь моего мнения. Вот если бы ты знала его, как я…

Я пожала плечами.

— О, можешь поверить, мне это безразлично. Он действительно хорош собою, но ты хорошо знаешь, что я верна Яцеку.

Я нарочно сказала это с нажимом, чтобы подразнить ее. В конце концов, то, что меня давно уже видят в обществе Тото, не может служить доказательством моей неверности мужу. Тото всем и каждому рассказывает, что он в меня влюблен, и не упускает случая повторить это и самому Яцеку. Когда-то я даже подговорила его, чтобы он попросил Гальшку замолвить за него словечко передо мной. Затем он пересказал мне весь разговор. Он уверял ее, что умрет от отчаяния, если не добьется моего внимания. Гальшка сначала не верила ему, а потом ужасно разозлилась. Она до сих пор ни словом не обмолвилась мне об этом разговоре. И до сих пор ее мучает любопытство, есть ли у меня что-то с Тото или нет. Так ей и надо!

— А каким образом он вернет эти письма?

— Можешь не беспокоиться, — ответила я. — Способ не имеет значения. Могу послать к нему Юзефа или первого встречного рассыльного. — Я немного помолчала и добавила: — А может, и сама к нему пойду.

Гальшка ехидно улыбнулась.

— Я вижу, это посредничество тебе не в тягость…

— Ты же сам знаешь, что ради тебя я готова на все. Тот пан вроде бы очень огорчился, но ты, видимо, рада, что уже никогда его не увидишь?

— Почему я никогда его не увижу? — удивилась Гальшка.

Ах, какая же она несдержанная и наивная! Даже если бы я не знала того, что услышала от Тоннора, эти несколько слов развеяли бы все мои сомнения.

— Как почему? — спросила я. — Ведь это ясно как божий день. Возвратив письма, он не сможет более заставить тебя ходить к нему.