Азбучная история - Ида Йессен

— Как там Дитте? — спросил он.

— Спит в нашей постели, — ответила она. — Ты разве не слышал, что с ней творилось? Вон я сколько времени потратила, пока ее успокоила. В конце концов она просто погасла как свечка.

Он ничего не сказал, отвернулся, схватил губку и принялся надраивать стальную мойку. Сюзанна вошла в кухню, закрыв за собой дверь.

— Почему ты не рассказал, что произошло? — спросила она.

— Потому. — Он ожесточенно тер раковину. — Рассказывать было нечего, вот почему.

— В самом деле? — возмущенно воскликнула она.

— В самом деле.

Она стояла совсем близко, но Йоаким избегал смотреть на нее.

— Нет уж, объясни, пожалуйста. Ты же слышал, тут есть что сказать. Девочка была в жуткой истерике. Говорит, он уставился на нее так, словно убить хотел, и всю дорогу домой она боялась, что он идет следом. Только об этом и твердила.

Йоаким швырнул губку в раковину и обернулся к ней.

— Убивать он, во всяком случае, никого не собирался, — сказал он. — Это уж точно. Если кто и норовит замучить Дитте до смерти, так это, черт побери, ты!

— Что-о? — взвизгнула Сюзанна.

— Не знаю, что ты там вдалбливаешь Дитте насчет отца. Он никогда ее не обижал, но она панически его боится. Ей было так весело на катке, Сюзанна. Помолчи! Я никогда не видел ее такой веселой! А едва она увидела его, всю радость как ветром сдуло. И если хочешь знать, я не верю, что она испугалась его. По-моему, ее напугала мысль, что придется кое-что от тебя утаить, ведь ей ли не знать, что стоит тебе услышать его имя, как начнется жуткий кошмар.

— Придется утаить? Дитте? — выкрикнула Сюзанна. — Она сама все мне рассказывает, по собственной воле.

— Да, конечно, ведь ты внушила ей, что, кроме тебя, у нее никого нет.

— А разве, черт побери, не так?

— Нет!

— И кто же, — Сюзанна уперла руки в боки, — у нее еще есть, можно спросить?

— У нее есть я, и твоя мать, и родной отец.

— Ничего ты не понимаешь! — завопила Сюзанна. — Ты даже представить себе не можешь, чего мы натерпелись! Не знаешь, как нам было страшно, хотя я много рассказывала о нем, но тебе ведь наверняка все равно, для тебя главное — уйти от конфликтов!

— Брр! — Йоаким помотал головой. — Не могу я слушать твои бредни. — Он убрал в шкаф стопку мисочек, захлопнул дверцу и пошел к выходу.

— Ты куда?

— На улицу. Мне нужен свежий воздух!

— Ты не можешь уйти вот так! — выкрикнула она.

— Уверяю тебя, очень даже могу.

— Нет!

— Заткнись! Дитте разбудишь своими воплями!

Последнее, что он услышал, спускаясь по лестнице, был громкий рев, донесшийся из квартиры. Потом входная дверь закрылась. Никогда сюда не вернусь, думал он. Буду идти и идти, до тех пор, пока не стряхну с себя эту психопатку.

6

Йоаким шагал по Эстерброгаде в сторону площади Трианглен. В городе было до странности светло, потому что на крышах домов и на припаркованных у тротуара машинах лежал снег. Не на шутку подморозило. А он ушел в осенней куртке, второпях схватил с вешалки не ту, что надо. На ходу он заглядывал в окна маленьких баров, где сидели парочки, очевидно вполне довольные обществом друг друга. Но его самого терзало беспокойство, и в баре ему не усидеть.

Что у меня есть? — думал он. Бумажник во внутреннем кармане, с двумястами пятьюдесятью кронами, карточкой «ВИЗА» и медицинским страховым свидетельством. Расческа, коробочка мятных пилюль и каштан, полученный осенью в подарок от Дитте. Составляя этот перечень, Йоаким немного успокоился. Сунул руку в карман, нащупал четыре старых автобусных билета и какую-то квитанцию, выбросил эти бумажонки в урну. Вот и все. Больше у него ничегошеньки нет. Мобильник остался в другой куртке.

Впрочем, того, что есть, ему пока хватит. Он как раз проходил мимо круглосуточного магазинчика на углу, зашел туда, купил газету, плитку темного шоколада, бутылку белого вина, минеральную воду, красное яблоко и две итальянские булочки, которые девушка за прилавком по ею просьбе разогрела в микроволновке. Отыскав в корзине у входа пару черных синтетических перчаток и картуз с надписью «7-Илевен», купил и их тоже.

Он свернул направо, зашагал вдоль озер. Снова пошел снег, а поскольку было еще и ветрено, мелкая, колючая крупа била ему прямо в лицо. Хорошо, хоть купил картуз и перчатки, подумал он, кутая шею воротником. Лицо кололо словно ледяными иголками, однако мороз и снег ничуть ему не мешали. По правде говоря, ему нравилось вот так в одиночку идти под фонарями, когда все остальные отсиживаются дома. Когда он проходил мимо моста Королевы Луизы, снег повалил стеной. Косые белые полосы на фоне иссера-черной воды. С западной стороны деревья облепил снег, другая сторона оставалась черной. Хлипкая корочка льда возле берега уже была завалена пластиковыми пакетами, картонными стаканчиками и прочим мусором. Йоаким углубился в темные улочки и в конце концов остановился перед маленькой белой гостиницей на Водроффсвай. За стеклянной дверью виднелась девушка-портье за стойкой, склонившаяся над какими-то бумагами. Свет лампы падал на ее лоб, на синее платье. Недолго думая он снял картуз, отряхнул куртку от снега и толкнул дверь.

На карточке, которую портье положила перед ним, Йоаким указал вымышленное имя. Он не придумывал его заранее. Просто написал: Андерс С. Юст. Обыкновенное имя, которое первым пришло ему в голову и даже понравилось. Показалось солидным, внушающим доверие. Затем он лифтом поднялся на четвертый этаж и закрылся в номере.

Заурядный гостиничный номер. Маленькая ванная комнатка — белая плитка, ванна. Кровать, письменный стол, кресло. Шторы задернуты. Йоаким включил лампу на письменном столе, подошел к окну, раздвинул шторы. Снег валил еще гуще. Припаркованные на улице машины скоро превратятся в мягкие белые сугробы. Присев на краешек кресла, он скинул мокрые ботинки, положил их на батарею. Рядом пристроил носки. Потом открыл воду и, дожидаясь, пока наполнится ванна, сунул в холодильник минералку, достал из пакета булочки. Они остыли, но аппетитно пахли свежим хлебом. Йоаким поднял было трубку телефона, однако, услышав длинный гудок, положил ее на рычаг. Заглянул во все ящики и шкафы. В письменном столе обнаружилась почтовая бумага, в тумбочке у кровати — Библия. В платяном шкафу — плечики для одежды. Он повесил на них брюки и пиджак, нашел в мини-баре стакан и откупорил вино. Стоя в нижнем белье, выпил за свое здоровье.

Ванна тем временем наполнилась чуть не до краев, и он поспешно завернул краны. Теплая пена мягко обняла тело, когда он погрузился в воду. Стакан с вином он поставил на крышку бачка, оперся затылком о край ванны, закрыл глаза. Над головой жужжал вентилятор. Наверху спустили воду, в трубах зашумело. Йоаким не думал ни о чем. Долго сидел так, потом нырнул, вымыл волосы, встал распаренный, вытерся.

Одеваться не стал, сел в кресло, с газетой. Когда начал мерзнуть, накинул на себя одеяло. Длинные белые пальцы ног шевелились в воздухе. Он ел шоколад, пил вино, читал газету. Слушал шаги наверху. Иногда кемарил. В какой-то момент опять взялся за телефон, набрал номер своего друга Эрика. Довольно долго с ним разговаривал. Не сказал ни где находится, ни что случилось, а положив трубку, был не в состоянии вспомнить, о чем у них шла речь, помнил только, что поговорили хорошо.

Погасив свет, он улегся в постель. Лежал на спине, смотрел в снежное небо. Казалось, где-то за пеленой снега сияет зеленоватый свет. В конце концов глаза закрылись, и он погрузился в сон.

Часом позже его разбудил громкий шум в соседнем номере. Кто-то врубил телевизор на полную катушку, и по всему этажу разносились крикливые голоса, пальба, визг автомобильных покрышек. Впрочем, не прошло и нескольких минут, как по двери соседа резко забарабанили, и шум утих. Но уснуть Йоаким больше не мог.

Пока он спал, комната изменилась. Покрывало с кровати кучей валялось на полу, сквозь щелку в окне внутрь заползала холодная тьма. Его охватило то же ощущение, какое испытываешь, когда сидишь в горячей ванне и вдруг обнаруживаешь, что вода уже не горячая, а тепловатая. Надо вылезать, иначе замерзнешь. Он зажег ночник, посмотрел на часы. Четверть первого. Оделся, ощупал ботинки и убедился, что они высохли. Булочки тоже засохли, не угрызешь. Он бросил их в мусорную корзину, остатки вина вылил в раковину. Надел куртку, вышел в коридор.

За стойкой портье сидел теперь молодой парень. Йоаким попросил его вызвать такси. Потом расплатился кредитной карточкой, расписавшись на квитанции неразборчивой закорючкой. После чего отправился домой.

В тридцать пять первого он тихонько отпер дверь квартиры. Сам не зная, что́ рассчитывает там застать. Может быть, тишину. Может быть, сызнова слезы и крик. Он был готов к чему угодно. Но когда на цыпочках вошел в переднюю, очутился в полной темноте. Это его удивило, потому что обычно лампочку в коридоре не гасили. Сюзанна и Дитте не любили ночью впотьмах ходить в туалет. Он зажег свет, повесил куртку на вешалку, прошел в ванную, почистил зубы, потом сходил на кухню, налил стакан воды. Открыл дверь спальни — двуспальная кровать пуста, хотя после его ухода кто-то явно на ней лежал, поскольку покрывало было снято, перины в беспорядке. Не выпуская из рук стакан с водой, прошел в конец коридора, заглянул в комнату Дитте. Тоже пусто. Кровать не тронута, с тех пор как он утром ее убрал.