Лето, в котором нас не будет (СИ) - Летова Ефимия

Ненавижу.

Наверное, стоило бы возненавидеть отца, но это было почти что невозможно, так же, как возненавидеть небо, цветы или собственный дар. А ненавидеть тощего черноглазого глиста, претендовавшего теперь не только на часть моего дома, но и на часть моей семьи, было легче лёгкого.

* * *

Страшно подумать, что со времени нашей первой встречи прошло уже пять лет.

Значит, оставалось ещё пять до того, как он — по нелепой прихоти отца — покинет наш дом — и мои мысли впридачу? Да, я становилась взрослой, и тем легче далась мне мысль, что отец, когда-то казавшийся мне идеальным, на самом деле обычный несовершенный и даже в чём-то грешный человек, поскандаливший с женой из-за сына от любовницы. Не то что бы я оправдывала его, просто весь эпицентр моей обиды пришёлся на наглого глиста. И ведь он-то явно всё знал, оттого и чувствовал себя таким безнаказанным. Может быть, он-то и шантажировал отца оглаской — ну не может быть, в самом-то деле, чтобы этот… приблудыш был отцу дороже меня!

Просто подождать ещё пять лет, и отец отправит заморыша куда подальше?

По окончании очередного учебного года Аннет напросилась в гости, подозреваю, в глубине души ей самой хотелось увидеть такую диковинку, как "незаконорожденного" сына богатого мальека — легко быть в ажиотаже, когда это не касается твоей собственной семьи! Отчего-то мне стало неприятно до горечи во рту, хотя я всегда знала, что подружка жадна до сплетен, сейчас её интерес был для меня как жгучий соус на открытой ранке. Но отказывать я, конечно, не стала. Родители встретили мою лучшую подругу приветливо и радушно, хотя и сдержанно — малье Айриль собиралась заехать за ней на следующее утро. В любом случае, остаться без уже почти привычного присмотра оказалось здорово — после ужина мы отправились в мою комнату.

— Сегодня ночью проникнем на этот твой четвёртый этаж, и ему уже не отвертеться! — с предвкушением заявила Аннет, а вот мой энтузиазм был по большей части наносным. Чем дальше, тем больше казалась неправильной, фатально ошибочной моя откровенность, хотя, вроде бы, хранить тайну пребывания Эймери в этом доме я никому не обещала, а Аннет не слыла болтушкой.

— Не думаю, что он будет что-либо отрицать, — вяло ответила я. — Он, кажется, только ещё посмеётся. Чувствует себя здесь хозяином.

— Мерзость какая, — воодушевилась Аннет, оглядывая мою комнату, как какой-нибудь великий генерал — поле военных действий. — Вероятно, ты права — он шантажирует твоего отца, угрожая предать огласке факт его отношений с некой мальти лёгкого поведения. Знаешь, как таких называли в далёкой древности, лет тридцать назад?! — Аннет перешла на зловещий шёпот. — Ублюдками! Потому что сам факт такого рождения не может не сказаться на душевном облике, вот почему.

— Ну а что в этом такого? — неуверенно сказала я. — Эти отношения были у отца, когда он ещё не был женат. Неприятно, но вроде не смертельно. Не уволят же его с работы!

Отец возглавлял айванский департамент внешней торговли, вот уже одиннадцать лет. Сложно было представить, что такое пятно на его биографии перебило бы все рабочие заслуги. Однако Аннет не собиралась так легко отказываться от полюбившейся ей версии:

— Может быть, кто-то из Сената является совершенно нетерпимым по данному вопросу. Взять того же Мирука Трошича — говорят, от прекрасный семьянин и душу готов Стальной Космее продать за все эти семейные ценности. Впрочем, говорят, что и он, и Корб Крайтон не одобряет идею допустимости расторжения браков, которую предлагала партия Признанных.

— Признанные — это же эстре… эксто… стремисты, вот они кто! Кто будет их слушать?!

— Вот именно. Одним словом, я вполне допускаю, что этот Эймери угрожает твоей семье самим фактом своего существования! — зловеще завершила свою речь Аннет.

— И что ты предлагаешь?

Пойти на попятную было уже как-то… нехорошо. Отказаться, сказать подруге — сама разберусь, не лезь не в своё дело! — так же нельзя, я не предательница. Хотя — вот ведь глупость! — именно предательницей я себя и чувствовала, когда, держа Аннет за руку, поднималась по тёмной лестнице наверх, туда, где, возможно, до сих пор обитал тощий черноглазый мальчишка. Глупо было бы переселять его теперь, когда я уже всё знаю, верно?

И тем не менее, мне было отчаянно не по себе. Не из-за скрипа половиц, не из-за позднего времени и возможности столкнуться с родителями — не будут они меня отчитывать при Аннет! Мне было стыдно перед этим… Вот ведь глупость какая.

Ключ из двери не торчал, и в первый момент я преступно обрадовалась, пусть эта радость и была с оттенком разочарования: отец всё же переселил глиста. Действительно, что ему стоило снять мальчишке какой-нибудь домишко на окраине Флоттервиля, а то и Флоттершайна, нанять прислугу, если уж ему необходим присмотр? Денег у отца хватило бы на дюжину таких вот прихлебателей.

Однако стоило Аннет потянуть дверь на себя — и она послушно беззвучно приоткрылась.

Комната казалась такой же пустой и безлюдной, как… страшно вообразить — уже целых пять лет назад. И вот мне четырнадцать, и я даже не одна, а сердце замирает в груди так же отчаянно, как и тогда.

Мы быстро огляделись, не страдавшая излишней трепетностью Аннет распахнула дверцы платяного шкафа, а я поморщилась — сама бы я так делать никогда не стала, слишком хорошо, наверное, пропиталась "правилами поведения благовоспитанной малье". Чёрные сюртуки и брюки были аккуратно повешены на костяные вешалки, и даже не упакованы для защиты от прожорливых тальп.

— Он ещё где-то здесь! — азартно прошептала Аннет. — Действительно, ты была права — только чёрная одежда. Да уж, не повезло тебе с братцем.

— Он мне не братец, — прошипела я. Можно было и не рыться в шкафах, честно говоря — синий цветок стоял на полу, единственное украшение этой по-тюремному лаконичной комнаты. Почему-то я была на все сто процентов уверена, что без этого "украшения" Эймери не уйдёт из дома, во всяком случае, надолго. Но говорить об этом не стала.

— Пойдём, его здесь нет, — потянула я Аннет за рукав. — Он, наверное, уехал. Не хочу, чтобы родители нас тут застукали.

— Или бродит где-нибудь по дому и скоро вернётся… — задумчиво проговорила подруга. Она явно не желала сдаваться так просто. А потом её лицо просияло — почти не фигурально выражаясь — и одновременно вспыхнули аквамариновым отблеском лепестки загадочного растения. — Так, ну-ка, помоги мне.

— Не на… — но Аннет властно взмахнула рукой, обрывая мой довольно трусливый протест на корню. — Не трусь, Хорти! Ничего ему не сделается. Пусть знает, что не он тут хозяин!

Прямо над дверью располагался небольшой пустующий металлический крючок для подвесного светильника. Аннет моментально развила бурную деятельность: подтащила к двери стул, схватила цветочный горшок.

— Помоги мне! Подержи за ноги, а то голова закружится.

— Может, не надо? — но проще было остановить дикий сель, нежели Аннет Айриль, вставшую на тропу войны.

— Ты что?! — глянула она на меня сверху вниз. — Жалеешь этого глиста ублюдочного?!

Можно было подумать, что это отец Аннет в своё время поставил под угрозу репутацию всей её семьи!

— Или боишься?

Я вздохнула.

— Сама ты боишься! — и вцепилась в её колени, пока Аннет пристраивала горшок на крюк.

Мы критически оглядели шаткую конструкцию. Если очень медленно открывать дверь или оставить только узкую полоску, достаточную, чтобы такой худосочный парень в неё протиснулся — горшок приподнимался, но не падал. Однако с чего бы наглому захватчика открывать её медленно, если он не ожидает такого сюрприза?

— Он ведь этого так не оставит, — неуверенно произнесла я.

— А ты всё отрицай! Не пойман — хвост не прижат!

— Можно подумать, есть другие варианты. Мама пошутила? Или Коссет?

— Дети слуг?

— Безумцев тут нет.

"Кроме меня", — мысленно добавила я. Выставлять себя трусихой перед боевой подругой не хотелось ужасно.