Неуёмная (СИ) - Катхилов Сергей

— О, госпожа, вы… уже проснулись? Ваш отец просил передать, что обед готов к подаче на стол. Когда вы изволите быть готовы к приёму пищи?

— Я не хатю… — С обидой ответила девушка, дрогнув голосом. Хотя есть ей на самом деле хотелось — и очень даже сильно, напитывая силами растущую в ней жизнь. — Я полезу ессё!

Женщина вежливо склонила голову — и скрылась за дверью, что теперь слышны были лишь её торопливые шаги по коридору. Пошла передавать своему хозяину, что его дочь уже проснулась, не иначе. И совсем скоро он должен будет придти лично…

И вот ей сейчас наверняка было очень противно сюда заходить. Шаос была в этом уверена. Вне определённой среды "особо культурных людей" — она вообще довольно гадкий в этом плане "человек". Грязная, мерзкая… свиноматка, побывавшая во множестве постелей, грязных закоулков и хлевов, псарен. И именно поэтому Шаос настаивала на том, что она здесь — именно что работает, служанкой, не желая сильно афишировать родственную принадлежность к одному из почтенных господ Инокополиса. Ведь одно дело — это нанять себе на служение грязную девку, с которой у тебя возможно что-то и происходит, а совсем другое — признать, что эта грязная девка — твоя дочь… с которой у тебя тоже, возможно, что-то происходит.

И вот опять — открылась дверь… и в комнату, широким хоббитским шагом, зашёл её отец.

— Лиза? — Спросил он.

Девушка засунула голову под одеяло, что даже макушка её под ним скрылась.

Чиркнула спичка, когда низкорослый господин зажигал на тумбочке свечи, развеивая эту приятную полутьму и привнося ощущение обыденной дневной суеты.

— Как ты? — Спросил он — и, не дав ей ни секунды на ответ, задал второй вопрос. — Почему не идёшь обедать?

Как же хорошо всё начиналось, но теперь пора была вставать…

— Я и так… — Девушка свесила с кровати ноги… так и не достав ими до пола, и полуобернулась, чтобы отец мог видеть её… трудно сказать, что грудь — но правый сосок, а также покатый живот, плавно расширяющийся к низу и не дающий плотно свести ноги вместе. — Я и так полна до самых клаёв, хехе!..

Он не оценил её шутки, благонравно при этом отворачиваясь и даже не повеселив её какой-нибудь яркой реакцией. И она стушевалась, говоря уже спокойнее.

— А монно сюда пъинести? Я не хотю сейтяс по дому ходить, мне… тязэло?

— Лиз, не неси ерунды. Я знаю, ты можешь передвигаться, поэтому одевайся. Я буду ждать тебя в обеденной. Или ты что, стесняешься? Перед слугами, что ли?

Зараза знал, как её подловить. Чтобы Шаос, да признала, что она чего-то "стесняется"?! Да ей не знакомо это чувство! И она спрыгнула с кровати, полностью разворачиваясь к отцу голой г… грудью? И большим, каплевидным животиком, да в одних лишь белых труселях с розовым бантиком!..

Блин. А ведь из-за кровати он-то, коротышка, её, такую же коротышку, почти и не видел!!

Опять она лопухнулась. А пока не слишком торопливо оббегала кровать, чтобы всё-таки смутить его своим видом — он уже ушёл, оставляя её наедине со своим чувством поражения.

— Ну и беги! Пф… Глупый хоббитс!

Шаос надулась. Хотя — и не всерьёз. И уже сразу же она подошла к креслу, в котором её ждала подготовленная на день одежда. Помимо белья с крольчатами и носочков — какое-то чёрное платье на пуговицах. Что хорошо — короткое, ибо поняли уже, что в чём-то она не собиралась уступать, однако же — слишком узкое. Она такие не особо любит. Тем более — в её текущем положении… Также как оно плохо годилось для носки с хвостом, но если оставить пару пуговок снизу не застёгнутыми и сзади позволить "чуточку" задираться… То вполне ещё можно было ходить. Главное, что под крылья были благоразумно проделаны прорези, вот их бы она точно бы никуда запихнуть не смогла.

И обувшись, одевшись, причесавши свои волосы и помяв левую… область вокруг соска, внутрь которого эти гады занесли грязь, она вышла из комнаты, направляясь на кухню…

***

Малкой Медянов ел с приличием, нарезая стейк ножом перед тем, как съесть, после чего промакивал губы салфеткой, убирая с них красноватый сок. Как настоящий аристократ. Даже колени его были укрыты, а за спиной стояла целая служанка, готовая в любой момент броситься выполнять любую его просьбу. При этом она старалась не поднимать взгляда, чтобы не видеть его дочь, что сидела напротив.

Она видела её вещи, когда та вернулась домой. Её чулки, её нижнее бельё, покрытое слизью, с прилипшими к нему икринками — мерзкого желтоватого цвета, с какими-то плотными шариками внутри. И сейчас эта ехидна, достигающая своего жалкого метра лишь благодаря подошве, была ей до краёв полна изнутри… Да что там — до краёв? Раз её так раздуло, будто она была беременна — икры в ней было гораздо больше, чем просто "до краёв". Возможно, она уже начала зреть, и эти шарики внутри удлинялись, обретая более похожую на слизнючков форму…

Шаос же… ну, за время своего тридцатилетнего мытарства она не превратилась в грубого и неотёсанного дикаря, рвущего еду руками и громко смеющегося с набитым ртом. Хотя ножом она не пользовалась, и откусывала хорошо прожаренное мясо прямо с куска, с задумчивым же видом жуя. Её большие синие глаза внимательно исследовали пространство под самым потолком…

— Лиз… — Сказал, наконец, отец — и подал знак налить ему вина.

Девушка покосилась на него — и, пусть и пыхтя оттого, что пришлось сильно тянуться, сама себе налила вишнёвого сока. Сделала глоток…

— Ты не подумай, что я на тебя давлю, но… мне не понравилось то, что вчера произошло. Ты могла пострадать…

— Пап. — Она подцепила вилкой непонятного вида стручок — и с подозрением его понюхала. Наверняка он был очень полезен и содержал в себе в три раза больше полезных веществ, чем все иные продукты питания вместе взятые, но доверия он ей не внушал. — Я — дамианка. Мы — бессмелтны. Я бы всё лавно воскъесла, а у Госповы я на холосэм ссету, она бы не томила с этим…

На вкус он оказался хуже, чем на вид — и она отложила откушенный плод обратно на тарелку, ища себе что-нибудь повкуснее… Есть же ей хотелось жутко. Ибо — за двоих. А учитывая то, что у ехидн этот процесс идёт горааааздо быстрее — то за троих, а то и четверых… Хотя яйца, вроде как, и должны были быть самодостаточными в плане питательных веществ, из-за чего сама девушка выступала лишь тёплой и влажной средой для их вызревания, но кто знает все эти тонкости биологических процессов? Есть ей всё равно очень хотелось!

— Ты ушла на весь день. Не сказала, что собираешься покинуть город. И вернулась, неся в себе…

— От слизняка? — Спросила она, думая о том, как хорошо будет сочетаться фруктовое желе и мясо… Наверное — не очень.

Служанка же стиснула веки — и отвернулась, с отвращением прикрывая рот кулаком. Женщина не плохая, но как и многие слуги этого дома — не понимающая свою новую госпожу и её этих… увлечений. Ожидаемо, что для неё это всё выглядело мерзко, а из-за того, что в этом доме тесное общение слуг и господ не приветствовалось, им никто не мог объяснить всё как есть, и их головы были полны разного рода домыслов и сплетен касательно того, зачем Лиза это делает, особо и не вникая в то, что сама она испытывала из-за своей натуры множество проблем. С частью из которых она ничего не могла поделать даже при желании.

Хотя, секс со всякой мерзостью к этому не относился.

— Мне сё лавно надо было от кого-то понести. Я ехидна, пап! Мы не мозэм долго возделживаться, у меня от этого сносит голову, ты знаес!

— Ты могла сделать это… как-то цивилизованнее. Хотя бы — с человеком. Хочешь, я подыщу тебе друга-полурослика, от него тебе и… рожать будет проще.

Что также было особенностью её рода — своих генов они потомству не передавали, и рожали то, от чего и беременели. Максимум — могли повлиять на цвет кожных покровов или волос. Шаос, например, порой передавала голубой окрас шёрстки…

— Пап, ну блин! Это ессё глупее! Ты ему так и сказэс — будешь тлахаться с моей дотелью, стобы она от тебя мелтвецов лозала?