Не ворошите старую грибницу. роман - Николай Максиков

Фёдор Иванович уверенно подошёл к столу президиума и взглянув в распарываемое всполохами грозы небо, обратился к собравшимся:

– Да, товарищи, мы допустили промашку в понимании стратегического вопроса государственной политики. Я, как партийный секретарь, поздно это понял. В оправдание говорить не люблю, не дело это. Но хотел бы отметить, что мы сделали всё возможное, чтобы исключить частнособственнические проявления. Что делать, если огурцы в этом году уродились в немалом количестве не товарного, так сказать, вида? Вот мы по актам всё взвесили и продали, всё до последней копеечки сдали в колхозную кассу. Не пропадать же добру? Продали ведь дороже, чем принимает заготконтора. На будущее, конечно, учтём и сделаем выводы. Я прошу, товарищи, в первую голову в происшедшем винить меня. Степан Егорович с первых дней в колхозе, душу в него вкладывает. Вы же знаете наши показатели, Валентин Григорьевич. Мы и сеном запаслись. И коровы у нас справные. Ну, вот и всё, наверно. Наказание готов понести по всей строгости.

– Ты, Фёдор Иванович, председателя не выгораживай. Мы его заслуги помним, но нынешних беспорядков допускать не позволим! – Вершинин насупился. – Пусть выйдет сюда и сам перед нами оправдаться попробует.

Слегка прихрамывая, Ситников вышел вперёд. Коренастый, седой казак твёрдо стоял перед товарищами по партии и лишь руки, теребившие скомканный в кулачищах картуз, выдавали его волнение. Степан Егорович, кашлянув, произнёс:

– Всё правильно тут было сказано. Старею, видно. Новых законов не успеваю прочитать да изучить. Всё мне кажется, по здравому смыслу живу. И этот мой смысл за двадцать лет партийного стажа ни разу ещё меня не подводил. Ну, недаром говорится, что и на старуху бывает проруха. Я у всех на виду, товарищи. Всю жизнь. Ни за чьи спины не прятался. Так и теперь. Я в колхозе председатель, мне и отвечать одному.

Редкие капли крупного дождя забарабанили вокруг, словно пулемётными очередями пробивая песочную пыль. Они текли по морщинистым щекам неподвижно стоящего председателя, поблёскивая неровными дорожками. Губы его подрагивали и Степан Егорович, стараясь скрыть это, покусывал кончик уса. Глаза его были сухими.

Внезапно слово попросил Кустарцев. Его металлический голос отчётливо врезался в нависшую тишину:

– Я вот тут услышал, товарищи, что многие руководители не достаточно информированы о происходящем в стране. И я отчасти соглашусь с эти мнением. Какова же роль районной газеты «Ленинский луч» в этом важном деле? Я предлагаю на очередном бюро райкома рассмотреть вопрос об улучшении работы камышинской печати, поднять уровень рабселькоровского движения в соответствии с задачами районной парторганизации. Разработать график выездных редакций газеты. Необходимо поставить вопрос о том, что бы ни одно обращение с мест не оставалось без ответа. А на страницах газеты нужно открыть чёрную доску позора отстающих и красные списки передовиков.

– Верно, Потап Львович! От общих лозунгов давно пора перейти к делу!

– Газета – она же, как друг должна быть, всё разъяснить и подсказать!

– А кого надо и пропесочить, как следует!

Голоса с мест оживились, и стало очевидно, что коммунистам района тема недоработок в районной печати гораздо милее к обсуждению.

– Тише, товарищи! – голос Вершинина был строг и не предполагал компромиссов. – В работе районной газеты, как справедливо отметил товарищ начальник милиции, действительно имеют место упущения. Пока ещё нет обвинения в троцкизме и двурушничестве, но налицо притупление бдительности в виде бесхребетности политики главного редактора. Мне давно не нравится засорённость аппарата редакции отдельными чуждыми элементами: тот – сын попа, эта – из дворянского сословия и так далее. Учтём ваше замечание, товарищ Кустарцев! И попрошу не отклоняться, товарищи, от главной темы сегодняшней повестки. Надо успеть до дождя, пока он нас тут не замочил, – чертыхнулся первый секретарь, стряхивая капли влаги с френча. – Какие предложения по существу?

– Предлагаю объявить председателю и секретарю парткома по выговору, – выйдя в центр площадки, объявил один из собравшихся. – Я думаю, эти товарищи серьёзные, они правильные выводы для себя уже сделали.

– За что выговор? За то, что хотели для колхоза, как лучше? – шумели из петрушинской группы.

– Нельзя в работе уходить от линии партии! – грозно возражали с другой стороны ретивые голоса.

– Дождь начинается, давайте решать по-существу! – деловито отзывались третьи.

– Поступило предложение за действия, недопустимые для руководителей и коммунистам товарищам Ситникову и Кожину объявить по выговору, – Вершинин встал и первым поднял руку:

– Кто «за», товарищи, прошу голосовать!

Оглядев лес рук, Вершинин буркнул для протокола:

– Кто против? Воздержался? Спасибо товарищи, отдыхайте, повестка дня исчерпана. Буду лично просить правление колхоза «Победа Октября» заменить Степана Егоровича на председательском посту. Вот так вот.

Дождь хлынул мощно, будто ждал, когда партактив закончит работу. С оглушительным треском гремели грозовые раскаты, отвесными кривыми клинками в волны Камышинки ныряли рассерженные молнии. Народ попрятался под навесами, не решаясь выйти под этот затяжной ливень. Часа через два дождь обмельчал, а потом и кончился вовсе, ветер сменил направление, небо посветлело. Начинался новый трудовой день.

– Любань, а как ты думаешь, наладится у нас жизнь в колхозе?

– Она уже налаживается, Катюша! Вспомни, как было лет пять назад и как сейчас. Нет, теперь жить станем по-человечески, заводов понастроим, фабрик, колхозная жизнь закипит! Смотри, сколько техники у нас в Петрушино стало! Лишь бы войны не было.

– Кому мы нужны, Люб? На дворе двадцатый век к середке приближается, неужели люди не поумнели, не понимают, что без войн жизнь куда прекраснее!

– Батя говорит, германцы со своим Гитлером никак не успокоятся. Вот откуда, говорит, беды надо ждать.

– Сколько раз на нас нападали уже со всех сторон, неужели не ясно, что кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет!

– А чтой-то мы всё о грустном, а? – подруга весело улыбаясь, толкнула Катерину в плечо. – Ты не унывай, подружка, нам не о политике думать с тобой следует!

– А о чём? – задорно отозвалась Катя. – Ну-ка, поделись, на что ты меня, дорогая подруженька, подбиваешь?

– Нам с тобой сейчас, Катенька, самое время о любви думать

Любка ловко щёлкала жареные семечки и весело болтала ногами, сидя на скамеечке:

– А что, милая ты моя, будешь нос воротить от ребят, так недолго и в девках засидеться. Вон, как тётка Нюрка Матасова. Даром, что учёная и школой заведует.

– Анна Сергеевна – однолюбка, я ей даже завидую. Как сгинул в германскую её суженый, так она с тех пор никому своё сердце и не открыла.

– Нашла чему завидовать! По мне, так вон Евлампиевна примером может быть: пятерых вырастила, хоть и двух мужей схоронила. Да и жила всё-таки неплохо, всегда умели они и достаточек наживать. И сейчас, хоть клуб и открыли, а всё по старинке молодёжь у неё собирается в хате, хоромы-то просторные. Бабусе и лишняя копеечка, и веселей с девками да с парнями, всё какая-никакая отдушина!

– Ну, Евлампиевна своего нигде не упустит, это ты правильно заметила. А всё-таки добрая она, одинокая. Детей судьба по белу свету вон как раскидала! Плохо, что внуков редко видит. А старший-то её, дядя Ваня, так и вообще лет десять не заявляется, всё где-то по стройкам кочует.

– Да, а я бы в старости хотела быть окружённой множеством внуков! Это ведь так здорово, когда ты кому-то нужна! Я бы и сказки им рассказывала…

– Любань, наши-то уехали в Камышин, а ты посмотри, какая гроза собирается! Как они назад-то возвращаться в такую погоду будут?

– И не говори! Мать вся извелась. За отца переживает, на нём ведь тоже ответственность за эти огурцы проклятые!

– Мой папаня говорит, что всё образуется, нет такой вины у нашего председателя, чтобы его в тюрьму сажать!

– Как тут угадаешь, Кать? Вот ты помнишь, по зиме волки на ферму в Чухонастовке залезли и овец порезали? Сторожу десять лет дали за недогляд, а председателя с парторгом и с работы сняли и из партии исключили! Как тут не волноваться!

– Там всё это на беспорядки указывает, а у нас на рачительность. Обойдётся, Любонька, не переживай.

Девчата замолчали, наблюдая за движением мрачных, громоздких туч в ночном небе.

Когда в отдалении сверкали молнии, подружки ёжились и слегка вздрагивали, едва нарастающим треском вслед вспышкам электрических разрядов грохотал гром.

– Да, ливень надвигается хороший. От заката если ветер, то всегда с дождём. Пойду я, Любаш. Поздно уже.

– Ну, давай до одиннадцати посидим и пойдёшь. Скучно ведь. Да и спать ни капельки не хочется.