Сладкий яд - Миа Эшер

— Конечно. Я большая его поклонница. — Она подходит поближе к рамке. — Не думала, что ты можешь оказаться любителем фотографии.

Хмыкнув, я складываю руки на груди, засовываю ладони подмышки.

— Серьезно?

— Да. То есть, я понимаю, что встретила тебя на художественной выставке…

— Почти. Насколько мне помнится, мы так и не зашли внутрь, — поддразниваю ее я.

Она краснеет.

— Не суть. В общем, если человек пришел на выставку, это еще не значит, что…

Ее внимание привлекает что-то, лежащее на полу. С участившимся пульсом я смотрю, как она наклоняется и поднимает еще одно фото в рамке. Пока я мысленно проклинаю Джеки и желаю ей провалиться в ад, моя светловолосая гостья восхищенно рассматривает снимок. Я знаю, что там — смеющийся, растрепанный Олли, который гоняется за щенком по парку. Этой фотографией я горжусь, потому что у меня получилось запечатлеть в одном кадре и его невинность, и живость его характера.

— Какая красота. Чье это? Я не узнаю автора.

Испытывая дискомфорт, я тру шею и вновь проклинаю Джеки. Вспоминаю тот день, когда, вернувшись с работы, застал ее у себя дома с пачкой моих уже оформленных в рамки работ. Стены моей квартиры, до того покрытые фотографиями людей, которыми я восхищался, были голыми.

— …Что здесь происходит? — спросил я.

Она обернулась с молотком и гвоздями в руках.

— О, привет! Ну, меня бесит то, что ты прячешь от людей свой талант, так что я в буквальном смысле решила взять дело в свои руки.

— И без разрешения развесить на стенах мои фотографии?

— Твои потрясающие фотографии, и только попробуй остановить меня. Может, ты и выше меня сантиметров на двадцать и больше не тощий десятилетний мальчишка, но я до сих пор в состоянии надрать тебе задницу, даже не сомневайся, — ответила Джеки, сверкнув глазами.

— Ну почему старшие сестры такие вредины?

Я раздосадовано застонал, а она отправила мне воздушный поцелуй и вернулась к работе. Не желая обижать ее, я снял фотографии только после того, как она ушла…

— …Это твои работы? — слышу я голос Рэйчел.

Мое внимание возвращается к ней.

— Да, но необязательно так удивляться.

Она улыбается, и я вижу, как улыбка превращает ее холодную красоту в теплую, сладкую. Она откладывает фотографию Олли, берет вторую, потом еще, пока не просматривает штук пять.

— Ты очень талантлив.

Пожав плечами, я забираю у нее фотографии и, бросив их на пол, притягиваю ее к себе в объятья.

— Тебе кто-нибудь говорил, какая ты красивая, когда улыбаешься?

Она касается моего лица. Медленно, нежно. Я ощущаю, как подушечки ее пальцев следуют по линии моей челюсти.

— Ты не любишь говорить о своих работах, верно?

— Не особенно. — Я закрываю ей рот поцелуем.

Когда мы отстраняемся друг от друга, она мягко улыбается мне.

— Какой очаровательный способ менять тему.

Я усмехаюсь.

— Так очевидно?

Она кивает, и я целую ее еще раз. Когда поцелуй заканчивается, мы оба тяжело дышим. Она отпускает меня. Делает шаг назад, устанавливая между нами дистанцию.

— Думаю, я начинаю злоупотреблять твоим гостеприимством, и мне пора уходить. — Я собираюсь возразить, но она прибавляет: — И не надо говорить, что это не так. Мы с самого начала были честны друг с другом, так что давай не расставаться на лжи. — Она ненадолго замолкает — очевидно, выбирая следующие слова. — Послушай, в следующий четверг я устраиваю прием у себя дома, и мне бы хотелось, чтобы ты тоже пришел. Хочу представить тебя одному человеку, который, как мне кажется, сможет сотворить чудо с твоей карьерой. И нет, это не уловка, чтобы увидеть тебя еще раз. Я искренне считаю…

— Что сможешь помочь мне? Ты ведь даже не видела моих снимков.

— Я видела достаточно для того, чтобы понять, что ты на самом деле талантлив. Мне хочется чем-то помочь.

Я провожу ладонями по лицу. Внутри вздымается смешанная с раздражением злость.

— А если я не хочу, чтобы мне помогали? Мне не нужна твоя жалость. — Я понимаю, как грубо это звучит, но неужели она не может оставить эту гребаную тему в покое?

Она раздраженно встряхивает головой, и на ее высоких скулах появляется сердитый румянец.

— Это не жалость, Ронан. — Она уходит на кухню, берет со стола карандаш, которой лежит рядом с раскрытой на странице кроссворда газетой, и что-то пишет на ней. — Вот. Здесь адрес, дата и время. Ты не обязан приходить, если не хочешь, но я правда считаю, что тебе стоит там появиться.

— Я не приду, Рэйчел.

— Почему?

— Потому что…

— Потому что думаешь, будто справишься сам?

Она обводит взглядом мою квартиру. Тесную кухню, старый ковер под журнальным столиком, мебель, которая знала лучшие времена.

— Без обид, малыш, но я думаю, что помощь тебе все же не помешает. У тебя есть талант. И это преступление — то, что твои работы валяются на полу и собирают пыль. Но если тебе самому так хочется, то пускай. По-видимому, мое первое впечатление о тебе оказалось ошибочным, что странно, потому что я никогда не ошибаюсь.

— И каким же оно было?

— Простым. Я увидела человека, который хочет большего.

— Ошибаешься. Я хочу все.

— Тогда докажи это. Только не мне, а самому себе. — Она подхватывает свой клатч и направляется к выходу. Я следую за нею, открываю ей дверь. Проходя мимо меня, она кладет ладонь мне на грудь. — Я скажу людям на входе, что ты приглашен.

Я снимаю ее ладонь, задерживаю ее в своей.

— Я не объект для благотворительности.

— Я знаю, гордец. — Она мягко целует меня в губы. И, выходя из квартиры, добавляет: — Надень смокинг.

Когда за нею закрываются створки лифта, я возвращаюсь домой. Встав к окну, улыбаюсь — хотя эта улыбка похожа скорее на кривую усмешку, — когда замечаю припаркованный на улице лимузин. Несложно догадаться, кого он ждет. Я вижу, как из машины выходит человек в униформе. Едва Рэйчел ступает на тротуар, он распахивает для нее дверцу в салон.

Черт, ну разве жизнь не смешная штука?

Глава 6

— Я нужна тебе этим вечером?

Стоя у Лоренса за спиной, я наблюдаю за тем, как он собирается на работу. Кладу ладони на его широкие плечи и, пока он завязывает галстук, поблескивая своими «пиаже» на запястье, ощущаю под дорогим материалом его костюма движение мышц.

Взгляд его зеленых глаз встречается в зеркале с моими глазами, и я, привстав на цыпочки, губами обвожу по контуру его ухо.

— Не желаете еще раз отыметь меня, мистер Ротшильд? — интересуюсь я. Моя рука ложится на перед его брюк и ласкает очертания его члена. Его жар обжигает мою ладонь. Что в Лоренсе есть такого, отчего я постоянно хочу его? Когда я с ним, меня всегда охватывает эта внутренняя, глубинная жажда, утолить которую может только его язык или член.