Закрытый перелом - Виталий Владимиров

Они втроем вскладчину просто платили наличными начальнику ЖЭКа за аренду подвала. Начальник же при этом разыгрывал из себя мецената.

Разведя Виктора с Марком и Петровым, Галина, всегда была однако рада Антону. Антон и Виктор дружили с детства. Один двор, одна школа, оба поступили сразу по окончании школы в институты, правда, разные — Антон в энергетический, Виктор — в Институт цветных металлов и золота.

Можно условно сказать, что Антон был для Виктора мужским вариантом Галины. Антон, конечно, не искал каких-то выгод в дружбе с Виктором, но он был прирожденным, хоть и неявным лидером. А лидеру всегда нужны ведомые.

Таким образом, у Виктора были двое, за кого он был готов в огонь и воду: друг Антон и жена Галя. Она тут же ощутила силу и первенство Антона, хотя он и не мешал ей распоряжаться Виктором, но ей самой хотелось, чтобы Антон признал ее роль, ее способности и даже оценил ее как женщину. Антон такие намеки и скрытые предложения никак не воспринял, оставшись, как показалось Галине, полностью равнодушным к ней.

К тому времени Галина уже закончила институт и сама работала в лаборатории известного доктора наук, которым она восхищалась и которого она всегда ставила в пример Виктору. По ее мнению, Виктор медленно продвигался по служебной лестнице, не завязывал выгодных знакомств, не делал карьеры. Неудачу с Антоном Галина компенсировала успешной атакой на своего начальника и самоуверенно объявила Виктору, что он ей больше не нужен.

Нервное потрясение ничего не подозревавшего Виктора было настолько велико, что он слег в больницу, оттуда вышел уже фактически разведенным с Галиной.

В больнице у Виктора произошел духовный перелом. Он много думал об истинной цене человеческих слов и поступков, и пришел, не без помощи Антона, к горькому выводу, что жизнь жестока и надо уметь от нее брать, что надо твердо стоять на ногах и не быть размазней.

Тогда же Антон познакомил Виктора с Мариной, и они с легкой руки Антона образовали столь долго существующий триумвират…

Виктор рассказывал Люсе обо всем этом, и от дыхания весны под простором голубого неба с белыми кучевыми облаками казались прозрачными, невесомыми его слова о жестокости и несправедливости.

Люся поняла, что Виктор вышел из костра своих страданий мудрым, терпимым и добрым. Так ей казалось, а Виктор, действительно, искренне говорил о своей боли, о своей беззащитности, о радости, когда любишь, и о горе, когда теряешь любимого человека.

Виктор говорил правду Люсе.

Но он не говорил ей всей правды.

Ни той правды, которую он знал, ни той правды, которая существовала, но которую он не желал знать.

Расскажи он Люсе все без утайки и может быть по-иному сложилась бы их жизнь… А ведь рассказывая, Виктор сам невольно вспоминал, как это все было на самом деле…

9

… Давно утих раскаленный летним солнцем город, сонно помаргивали желтые светофоры на перекрестках, предрассветная серость кисейной дымкой стерла очертания зданий, мостовых и склонившиеся над ними погасшие фонари.

По аллее Покровского бульвара, поскрипывая мелкими крупинками битого кирпича, шел милиционер. Он возвращался домой с дежурства, даже скорее всего не с дежурства, он шел так поздно, то есть так рано, потому что задержался по служебным делам.

Он нередко проходил по этому бульвару и каждый раз недоумевал, почему разрешили какому-то умнику посадить на бульваре деревья вверх корнями. Эффект получился странный, если не сказать уродливый: деревья без вершин не поднялись выше человеческого роста, толстые ветки-корни, извиваясь, тянулись к земле и образовывали густые укрытия над скамейками, что, с точки зрения милиционера, было очень удобным местом для совершения темных дел.

Вот и сейчас, уже издалека милиционер заметил на одной из скамеек мужчину и женщину, до пояса скрытых в густой листве. Они целовались, они продолжали целоваться, когда к ним подошел милиционер. Он хотел прекратить это безобразие, но заметил, что мужчина хоть и пылок, но робок и нежен, а женщина только ласково отвечает на его поцелуи. Милиционер вздохнул, сел на скамейку напротив и, громко щелкнув крышкой портсигара, достал папиросу.

Такой мерой он хотел пресечь дальнейшее развитие событий на соседней скамейке, которое могла привести к нежелательным последствиям. В данном случае меру пресечения определял он сам.

С одной стороны, милиционер был облечен властью, с другой стороны, ограничен различными инструкциями и поэтому, оценив обстановку, действовал по своему усмотрению и в соответствии со своими представлениями о нормах морали и правилах поведения в общественном месте. Смягчающими обстоятельствами были: отсутствие тех, кому могли служить плохим примером целующиеся, и явная влюбленность этой молодой пары. Но при этом безлюдное, укромное местечко явно способствовало произведению и исполнению, с точки зрения милиционера, тех действий, которые были бы открытым нарушением установленных норм, правил и инструкций.

Милиционер тут же заметил, что рука мужчины приблизилась к опасной зоне, кашлянул и громко сказал:

— Молодые люди!

Виктор, а это был он, с большой неохотой оторвался от такого приятного занятия. Он даже не повернул голову в сторону милиционера, а любовался запрокинутым лицом Галины, которая не открывала глаз.

— Ну, в чем дело?

— Не положено, — сказал милиционер и веско добавил: — Место общественное.

— Ночь в общественном месте, — с укоризной ответил Виктор. — Идите спать. Или у вас здесь пост? И вам не спится на посту?

— Не положено, — коротко сказал милиционер, но ему не понравилась безмятежная непокорность Виктора.

— А в Париже положено, — подлил масла в огонь Виктор. — Все это условности, что положено, а что не положено, такие же условности, как ваша форма, я уж не говорю о содержании.

О том, что положено и что не положено, у милиционера имелись собственные понятия и представления. Вернее, не столько собственные, сколько твердо им усвоенные и уже не подлежащие каким-либо сомнениям и ревизиям. Тем более, что была впрямую задета честь мундира.

— Содержание у нас государственное и форма выдается как положено, по уставу.

Милиционер ощутил свою глубокую правоту, положил папиросу, которую он так и держал не зажженной в руках, обратно в портсигар, встал и поправил фуражку.

— Нарушать не положено, — уже твердо сказал он.

— Так я же еще ничего не нарушил, — улыбаясь, сказал Виктор и посмотрел на Галину. — А если и собираюсь нарушить, то по обоюдному согласию. Ну, а чтобы достичь этого… согласия, я имею в виду, чтобы оно было действительно обоюдным… надо… даже просто необходимо предпринять какие-то шаги…

Виктору было радостно от сознания, что его любят, его так и тянуло побеситься, выкинуть какую-то шалость, вызвать восхищение у своей любимой и потому он демонстративно обнял Галину.

— Вот и пошагаем, — приблизился милиционер к скамейке, на которой сидели Галина и Виктор.

Галине было приятно, что Виктор проявил свою независимость, но она уже сообразила, что шутка зашла слишком далеко, и, мягко отстранив Виктора, поднялась со скамейки навстречу милиционеру.

— Куда же мы пошагаем? — нарочито удивленно и кокетливо спросила она.

Милиционер было замедлил свой целенаправленный ход, но тут Виктор все окончательно испортил:

— В отделение, — ухмыльнулся он. — В третье. К шефу жандармов Бенкендорфу.

Милиционер остановился, внимательно посмотрел на Виктора:

— Не к шефу, а к майору… К товарищу майору Савелову, — веско сказал он и уверенно добавил: — Он разберется.

Несмотря на все просьбы Галины, они все-таки попали в милицию. Виктор отнесся к этому происшествию совершенно беспечно подтрунивал над майором Савеловым, вел себя самоуверенно, и майор сообщил о задержании Виктору на работу.

10

Виктор уже год работал в институте в должности старшего инженера, потому что должностей просто инженеров или младших инженеров не существовало. Начальником его был Иван Сергеевич, человек скучный и недалекий, но неукоснительный блюститель всех решений, постановлений, приказов и распоряжений. К нему-то и пришла бумага из милиции с резолюцией директора института: "Прошу разобраться и доложить!"

Иван Сергеевич вызвал Виктора, хотя Виктор сам хотел к нему зайти, но по другому волнующему его вопросу, поэтому Виктор начал прямо с порога:

— Иван Сергеевич! Я же вам уже столько раз объяснял…

— Здравствуйте, Коробов, — перебил Виктора Иван Сергеевич. — Что вы мне уже столько раз объясняли?

— Да про Марчука, — раздражаясь на непонятливость начальника, — сказал Виктор.

— А-а-а… — протянул Иван Сергеевич. — Этот вопрос уже решен, я вас об этом известил позавчера.