Девять снов Шахразады - Шахразада

– О нет, моя милая. Честь ласкать тебя принадлежит мне!

– А что же буду делать я? – лукаво спросила императрица.

– Ласкать меня. Вода горяча, но жар твоего тела поистине обжигающ. Я хочу насладиться тобой.

Эти слова вновь, как и всегда, заставили ее трепетать. Иногда она с трудом верила в то, что этот прекрасный мужчина, властелин империи, ее муж. Иногда она чувствовала себя рядом с ним маленькой и робкой. Но только не тогда, когда открывала ему свое тело. Не тогда, когда ласкала его. Сейчас она была сильной и бесстрашной, как тигрица.

Горячие ладони мужа скользили по телу Отами, не обделяя вниманием ни единой впадинки. Вода, словно нежнейшие шелковые простыни, ласкала тела.

Постепенно ласки становились все жарче, тела все сильнее открывались друг другу. Отами видела, как возбужден муж. Именно это возбуждение рождало жар в ее крови, передавалось чреслам, заставляя придумывать все более изощренные ласки, заводя все сильнее и сильнее.

Отами привстала, чуть сдвинулась вперед и вновь опустилась в воду. Но теперь она оседлала мужа, чувствовала его в себе. И наслаждалась тем, как близки они в это мгновение.

Тиродори застонал, прижал ее к себе и зарылся лицом в ее грудь. Он целовал ее неистово, наслаждаясь нежностью кожи и тем возбуждением, что охватило сейчас их обоих. Движения его становились все увереннее. Им в такт приподнималось из воды тело его жены.

И наконец сладкий стон вырвался из ее сомкнутых уст. Словно в ответ на наслаждение жены, взорвался страстью и сам Тиродори.

Постепенно восторги утихли. Время забытья прошло. Император и императрица вновь становились самими собой – любящими друг друга родителями, сейчас более всего обеспокоенными тем, как сильно изменилась за последнее время их дочь. И тем, сколь странную загадку она задала накануне более чем ответственного для страны и семьи события.

– Но что же мы все-таки будем делать с нашей дочерью? Неужели позволим ей и дальше мечтать о единственном мужчине, которого, быть может, ей не суждено встретить?

Императрица завернулась с теплое полотно и обернулась к мужу. Солнце облило лучами тело Тиродори, и Отами вновь залюбовалась им – изумительный профиль, сильные руки, мудрые глаза, совершенная фигура. Да, много лет прошло, но это по-прежнему был мужчина ее жизни.

– Боюсь, о повелитель, что наша дочь от нас обоих унаследовала это желание. Ведь и ты мечтал о единственной… И я грезила о мужчине, лучше которого в жизни не найду.

– Неужели среди принцев и сановников не найдется этот самый, единственный?

Отами села поудобнее и улыбнулась мужу.

– Ты так и не понял… Ей нужен не какой-то определенный мужчина… Ей нужно деяние… Она мечтает что-то сделать ради его обретения… Понимаешь? Как-то заслужить его чувство – и отдать все силы, чтобы на это чувство ответить… Она же с горящими глазами говорила именно о странствиях!..

– Но это ведь еще хуже! Не можем же мы своей монаршей волей отправить в путешествие какого-нибудь принца, чтобы она в погоне за ним искала свою большую любовь… И не можем повелеть уехать дочери только для того, чтобы за ней потянулась вереница женихов? Это против всех обычаев!

– Любимый, а разве наш брак был не против обычаев? Вспомни, сколько раз твой отец отсылал тебя в дальние страны и за моря, только чтобы ты забыл меня!

– Вот поэтому я и хочу, чтобы наша дочь, прекрасная Битори, была от этого избавлена. А потому, любимая, я решил так. Совсем скоро наступит праздник цветения сакуры. На него, по давно установившейся традиции, съедутся владетели провинций, сановники, цари княжеств и магараджи. Приедут они с сыновьями. Вот на этом празднике и должна будет выбрать себе мужа наша красавица…

– Я повинуюсь тебе, мой император…

«И да будет так…» – Шахразада попыталась кивнуть и выйти из покоев, но поняла, что не может сдвинуться с места. Что она лежит на огромном ложе и пробудилась от сладостнейшего из сновидений. Что наступил новый день, день ее собственной страны. Страны, где правит ее муж, где она любима им, где народ почитает ее за душевную чистоту и самоотверженную мудрость.

Где ее мужа зовут Шахрияром Третьим. Который, увы, не разделил с ней сегодня ложа…

Свиток четвертый

– Милая моя девочка…

– Да, Герсими, да… Я оглянулась. Какими-то новыми глазами увидела все вокруг и вдруг почувствовала такую удивительную боль… Такое… оглушительное одиночество. Словно я осталась совсем одна во всем мире. Будто те, кто хоть как-то любил меня, вдруг все исчезли. И некому удержать меня на привычном месте. Что я свободна… Свободна от всего и вольна бежать куда угодно… Лишь потому, что обо мне некому вспоминать. Словно я никогда и не рождалась на свет.

– Шахразада, но это же был только сон… Царица отрицательно покачала головой.

– Сестренка, это был не просто сон. Мне на миг показался другой мир, где какая-то другая я желанна и любима. Где она (нет, я) борется за дитя и свой мир, где от нее, понимаешь, от нее что-то зависит. Где от ее бездеятельности гибнут люди… Ну, или могут погибнуть.

– Но ведь так уже было в твоей жизни. От твоей бездеятельности могла погибнуть ты сама, могли погибнуть другие девушки. Мог и сам Шахрияр навсегда запутаться в тенетах проклятия, окончательно превратившись в чудовище… Этого тебе недостаточно? Пусть теперь другие совершают подвиги, пусть вершат что-то во имя своего будущего. А твое, я думала, уже определено. Ты здесь, с нами…

– С вами, – Шахразада недобро прищурилась. – С кем же это?

– С тобой малыши Рахим и Рахман. Твоя крошка Бесиме и часа не может прожить без мамы… Ты бесконечно нужна мне, твоей ученице… Шахземан готов советоваться с тобой каждый день… твой муж халиф…

– Ох, вот только не вспоминай о моем муже сейчас, прошу!

Герсими испуганно взглянула в лицо невестки. Чтобы повздорили или поссорились (упаси Аллах всесильный и всевидящий!) Шахразада и Шахрияр!.. Такое и представить себе невозможно. И вдруг царица просит не упоминать имени мужа…

– Прости, сестричка… Я не должна была кричать на тебя.

– Все в порядке, милая! Просто ты расстроена, я понимаю. Скверный закатный ветер, должно быть.

– Увы, моя хорошая, не в ветрах здесь дело… Боюсь, что я перестала быть любимой, став привычной… Я перестала быть единственной, необыкновенной, став такой же, как все.

– Ну что за глупости! Я не буду спрашивать, появился ли у тебя хоть крошечный повод усомниться в чувствах Шахрияра. Я спрошу иначе – а ты, милая моя? Не изменились ли твои чувства к нему?

Шахразада поджала ноги, поудобнее устраиваясь в тени огромного карагача. Герсими показалось, что она не слышала последнего вопроса. Но в тот миг, когда она уже была готова повторить его, ее невестка сухо и коротко усмехнулась.