Бледная графиня - Георг Борн

– Ты права, – сказала София. – Наверное, поэтому он такой молчаливый и мрачный. Действительно, нужно сказать ему об этом. О нас с тобой ему незачем беспокоиться. Мешать мы не будем. Его счастье для нас дороже всего. Я тоже буду очень рада, если он найдет себе добрую жену, какую вполне заслуживает.

Старушка-мать отправилась в комнату сына.

Крик удивления вырвался из ее груди.

– София, да ведь это молодая графиня!

– Лили? – удивленно переспросила сестра Губерта.

– Царь небесный! Как попал к нему ее портрет?

– Теперь мне все ясно. Значит, и перчатка была ее, такая крошечная, изящная…

– И этот портрет он целовал, София?

– Да, матушка, этот. Его-то он и сунул под счетную книгу.

Старая женщина принялась разглядывать фотографическую карточку четкой, прекрасной работы, очень похожую на оригинал.

– Как похожа… – прошептала она. – Ну точно живая!

– Я даже могу объяснить, как он раздобыл этот портрет, – сказала София. – Некоторое время назад Лили снималась у фотографа в городе. Я припоминаю, что Губерт вскоре после того тоже ездил в город, – вероятно, за карточками. Наверное, он попросил фотографа изготовить для него одну лишнюю.

Старая женщина выглядела очень озабоченной.

– Пусть так, – пробормотала она, – но что ему в этом портрете? Уж не влюблен ли он в молодую графиню? Вот несчастье-то! Как он осмелился поднять на нее взгляд? А все оттого, что росли вместе, хоть он и на пять лет старше. Говорила я вашему отцу: незачем пускать мальчика в замок, добра от этого не будет. А он только смеялся над моими опасениями.

– Но ведь это форменная глупость! – заметила София. – Как он мог позволить себе влюбиться в графиню?

– Как мог позволить… – повторила мать. – Да разве сердце спрашивает рассудка? Не он первый, не он последний. Хотя подобные вещи никогда до добра не доводят. Молодая графиня всегда так ласкова и приветлива. Она обращается с ним, как с другом. Вот он и забрал себе в голову Бог знает что.

– Но ведь должен же он понимать, что ему, простому охотнику, и помышлять нечего о женитьбе на графской дочери.

– Нечего-то нечего, но, Боже милостивый, сердце ведь не спрашивает, кого любить, – оправдывала сына мать. – И ничего удивительного, что молодой человек влюбился в такое личико, – продолжала она, любуясь портретом. – Хороша, как картинка. И всегда такая приветливая, как и покойная графиня. И уж, конечно, ласковая с Губертом. Дай Бог, чтобы его чувство не привело к какому-нибудь несчастью, – молвила старушка и положила портрет на прежнее место.

Теперь обе женщины владели разгадкой той странной перемены, которая произошла с Губертом. Но разгадка эта готовила бедной матери только заботы и беспокойство. Молча вернулась она в свою комнатку, села к окну и задумчиво устремила взор на деревья.

Неужели так и не увидит она истинной радости от своих детей? Тут полуслепая дочь, там Губерт со своим безрассудством. Господи, в чем она провинилась? За какие грехи карает Всевышний ее детей?..

Губерт ушел к трем дубам, что растут неподалеку. Что понадобилось ему там в эту пору? Вечереет, небо заволакивают тучи…

С тревогой смотрела мать туда, куда ушел ее сын – их единственная надежда и опора, их кормилец. Он давно скрылся в лесной чаще. Ему знакомы здесь каждая тропинка, каждый кустик – отчего же тоска сжимает сердце матери, а на глаза невольно наворачиваются слезы? Уж не предчувствие ли беды, которая угрожает их Губерту?..

Но вернемся к Лили.

Бесконечно счастливая от признания Бруно, спешила она в замок. Ее чистое и невинное сердце было переполнено. Ей хотелось как можно скорее увидеться с Марией и излить перед ней свою душу.

Час, который она провела у трех дубов, казался ей счастливейшим в ее жизни.

Она торопилась домой и не замечала, что с каждой минутой темнеет небо, деревья шумят все тревожнее, усиливаются порывы ветра. В душе ее было ясно и светло. Звезда любви сияла ей. Пред нею витал милый образ Бруно. Столько мыслей роилось в ее головке, а в сердце столько чувств, что окружающий мир перестал существовать для нее. Она не знала страха, не чуяла опасности. Впрочем, ей не раз приходилось возвращаться в замок в темноте – пешком или на лошади, одной или в обществе Марии. Лишь одно могло остановить ее сейчас – возможность побыть с милым еще несколько минут. Но Бруно уже далеко, и незачем ему возвращаться…

Когда началась гроза, девушка в первую очередь подумала о Бруно: как-то теперь доберется он до города. Она скоро будет в замке, а ему предстоит еще долгий путь, ночью, в непогоду…

Вдруг, как и у трех дубов во время разговора с Бруно, девушке послышался шорох в кустах у самой дороги. Она с тревогой огляделась по сторонам, но в темноте ничего не увидела.

– Есть тут кто-нибудь? – смело спросила Лили и внезапно увидела впереди темный силуэт человека, который двигался ей навстречу.

– Это вы, Губерт? – спросила Лили и облегченно вздохнула. – Хорошо, что я не из робких, а то вы могли бы напугать меня.

– Я хотел бы проводить вас, графиня, – произнес Губерт таким взволнованным тоном, что Лили с удивлением взглянула на него. В таком состоянии она его еще никогда не видела.

– Как вы оказались здесь, Губерт? – спросила она.

– Я был у трех дубов, – сообщил он.

– Приходили подслушивать? Это не очень-то порядочно с вашей стороны. Вы злоупотребили моим доверием. Так, значит, когда я услышала шорох в кустах, это были вы? Стыдитесь, Губерт, этого я от вас никак не ожидала.

– Я и сам не знаю, как это произошло, – пробормотал Губерт, опустив голову. – Какая-то неведомая сила повлекла меня туда, и я не мог ей противиться.

Лили была поражена таким странным поведением всегда скромного и почтительного лесничего. Она вдруг почувствовала безотчетный страх от того, что оказалась в темном лесу наедине с этим человеком.

– Не нужно меня провожать, Губерт, – сухо сказала она. – Я и одна прекрасно доберусь.

– Боже, но мне так хочется… – в замешательстве произнес лесничий.

Это было уже слишком.

– Возвращайтесь назад. Ступайте домой, – строго и решительно произнесла Лили. Поведение лесничего с каждой минутой удивляло ее все больше. – Я пойду одна. Вы слышите? Одна!

– Нет, вы не можете, – заикаясь, пробормотал он.

– Я решительно не желаю, чтобы вы меня провожали! – громко воскликнула девушка. В подобные минуты она становилась резкой и умела быть требовательной.

– Я хотел сказать вам, что привело меня сюда…

– Ничего не хочу слушать. Ступайте домой! – приказала графиня.

– В таком случае, смотрите, чтобы не произошло несчастья, – простонал Губерт и, шагнув в сторону, растворился в темноте.