Гибель гигантов - Кен Фоллетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, ему все же было чем гордиться, думал он, глядя, как поезд на всех парах несется по долинам Южного Уэльса. Через две недели его загородный дом удостоит посещения король. В дни флотской юности Георг V сдружился с отцом Фица, а недавно король выразил желание узнать, какие настроения и мысли витают в молодежных кругах, и Фиц вызвался устроить для его величества неофициальный прием, куда будут приглашены несколько представителей молодежи. И теперь Фиц и его жена Би ехали в свой загородный дом, чтобы все подготовить.
Фиц уважал традиции. Человечество не знало более удобного порядка, чем сословное деление на монархов, дворянство, купечество и крестьянство. Но сейчас, глядя в окно Учащегося поезда, он видел угрозу британскому образу жизни, какой не было сотни лет. Некогда зеленые склоны холмов теперь террасами покрывали ряды шахтерских домов, словно черно-серые пятна плесени на кусте рододендрона. В этих убогих лачугах звучали такие слова, как «республика», «атеизм», «бунт». Всего век назад — или около того — французских дворян везли на телегах к гильотине, а теперь кое-кто из этих мускулистых чернолицых шахтеров, дай им только волю, устроил бы то же самое и здесь.
Фиц говорил себе, что с радостью отказался бы от всех угольных доходов, если бы Британия могла вернуться к более простой жизни. Династия надежно защищала страну от мятежа. Однако предстоящий визит вызывал у Фица не только гордость, но и страх. Слишком уж много возможностей для случайного промаха. А когда дело касается королевской семьи, любую случайность можно принять за беспечность, а следовательно, неуважение. После приема долго будут обсуждаться подробности, слуги гостей обо всем расскажут другим слугам, а те — своим господам, так что если королю подадут жесткую подушку, плохо приготовленный картофель или шампанское не той марки, об этом узнают все до единой хозяйки в Лондоне.
В Эйбрауэне на станции Фица ждал его «Роллс-Ройс» «Сильвер Гост», на котором они с Би и приехали в загородный особняк Ти-Гуин, располагавшийся в миле от Эйбрауэна. Как часто бывает в Уэльсе, моросил легкий, но непрекращающийся дождик.
Название «Ти-Гуин» в переводе с валлийского означало «белый дом», но теперь оно приобрело ироничный оттенок. Как и все остальное в этом уголке земного шара, здание было покрыто слоем угольной пыли, и когда-то белые камни были теперь темно-серого цвета и оставляли следы на юбках дам, неосторожно коснувшихся стены.
Тем не менее это было величественное здание, и когда машина Фица въезжала на подъездную аллею, его переполняла гордость. Ти-Гуин был самым большим частным домом в Уэльсе, в нем было двести комнат. Однажды, когда он был мальчишкой, они с сестрой Мод посчитали окна — их было 523. Здание, выстроенное дедом Фицгерберта, радовало глаз гармоничностью пропорций. На первом этаже окна были высокими и пропускали много света в огромные гостиные. На втором этаже располагались десятки гостевых апартаментов, а на третьем — бесчисленное множество комнат для слуг с длинными рядами слуховых окон в крутых скатах крыши.
Особую радость Фицу доставляли пятьдесят акров садов. Он занимался ими сам — принимал решения о посадке, обрезке и пересадке в горшки.
— Такой дом достоин визита короля, — сказал он, когда машина остановилась у главной галереи. Би ничего не ответила. В дороге у нее всегда портилось настроение.
Когда Фиц вышел из машины, его радостно приветствовал Гелерт, пес пиренейской породы, — существо размером с медведя. Он облизал хозяину руку и принялся носиться по двору.
В гардеробной Фиц снял дорожную одежду и надел костюм из мягкого коричневого твида. Потом через внутреннюю дверь вошел в комнату Би.
Русская служанка Нина снимала с Би причудливую шляпку, специально выбранную для этой поездки. Фиц мельком увидел в зеркале на туалетном столике лицо Би, и его сердце затрепетало. Он словно вновь вернулся на четыре года назад, в ту бальную залу в Санкт-Петербурге, где впервые увидел невозможно прелестное лицо в обрамлении непокорных светлых кудрей, которые никак не удавалось уложить идеально. Тогда у нее было такое же гневное лицо, но увидев, он почувствовал, что его неодолимо к ней влечет. В одно мгновение он понял, что именно она — единственная из женщин, на ком он хочет жениться.
Нина была не особенно молода и проворна, к тому же Би умела заставить слуг понервничать. Фиц вошел в тот момент, когда Нина, снимая шляпку, булавкой уколола Би. Та вскрикнула.
Нина побледнела.
— Ох, простите меня, ваша светлость! — воскликнула она по-русски.
Би схватила со стола шляпную булавку.
— Ну-ка, попробуй сама! — взвизгнула она и вонзила булавку в руку служанки. Нина зарыдала и выбежала из комнаты.
— Позволь, я тебе помогу, — успокаивающе сказал Фиц.
Но она не желала, чтобы ее успокаивали.
— Я и сама справлюсь!
Фиц подошел к окну. В саду работали около дюжины садовников, подрезая кусты, подстригая траву на лужайках, подравнивая граблями дорожки. Некоторые кусты цвели: розовая калина, желтый зимний жасмин, виргинский гамамелис и душистая зимняя жимолость. За садами поднимался пологий зеленый склон холма.
С Би нужно быть терпеливым, напомнил он себе, нужно не забывать, что она иностранка, одна в чужой стране, оторванная от семьи и всего, что ей знакомо. В первые месяцы брака это было легко, когда его еще пьянил ее взгляд, ее запах, прикосновение к ее нежной коже. Теперь ему приходилось прилагать усилия.
— Может, тебе отдохнуть? — мягко сказал он. — Я сам поговорю с Пилом и миссис Джевонс и проверю их план приема. — Пил был дворецким, а миссис Джевонс — экономкой. Отдавать распоряжения слугам было обязанностью Би, но Фиц так волновался перед визитом короля, что рад был поводу заняться всем самостоятельно. — А когда отдохнешь, я введу тебя в курс дел.
Он вынул портсигар.
— Не кури здесь, — сказала она.
Он воспринял это как согласие и двинулся к двери. Перед тем как выйти, остановился:
— Послушай, не веди себя так при их величествах, ладно? Я имею в виду, не надо бить слуг.
— Я ее не била, а просто уколола, чтобы проучить.
У русских это в порядке вещей. Как-то раз, еще в Санкт-Петербурге, в посольстве Великобритании отец Фица пожаловался на ленивых, слуг, и русские друзья попеняли ему, что он мало их бьет.
— Монарху было бы неприятно оказаться свидетелем подобной сцены, — сказал Фиц. — Я уже говорил, в Англии это не принято.
— Когда я была маленькой, — ответила Би, — меня заставили смотреть, как вешали трех крестьян. Мама была против, но дед настоял. Он сказал: «Ты должна научиться наказывать слуг. Если не дашь затрещину или не выпорешь слугу за провинность — лень или небрежность, — он натворит больших бед и кончит жизнь на виселице». Дед говорил, что снисходительность к низшим сословиям в конечном итоге оборачивается жестокостью.
Фиц начал терять терпение. Би все время вспоминала детство, когда ее семья обладала несметными богатствами и могла делать что угодно, когда их окружали толпы послушных слуг и тысячи довольных жизнью крестьян. Если бы ее жестокий, властный дед был жив, такая жизнь могла бы продолжаться. Но после смерти деда отец-пьяница и слабый, безответственный брат, что продавал древесину, а лес не сажал, — промотали семейное состояние.
— Времена изменились, — сказал Фиц. — И я прошу тебя — нет, я приказываю — не ставить меня перед королем в неловкое положение. Надеюсь, я ясно выразился.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Фиц шел по широкому коридору, чувствуя раздражение и легкую грусть. Когда они только поженились, после таких размолвок у него оставалось чувство недоумения и вины. Теперь он привык. Неужели так всегда бывает в браке? — недоумевал он.
Высокий лакей, полировавший дверную ручку, выпрямился и прислонился спиной к стене, опустив глаза, как в Ти-Гуине должны были делать все слуги, когда мимо проходит граф. В некоторых домах прислуга должна была в этот момент стоять лицом к стене, но Фиц считал это пережитком феодализма. Фиц узнал слугу — тот участвовал в матче по крикету между прислугой Ти-Гуина и шахтерами Эйбрауэна, отличный леворукий бэттер.
— Моррисон, — сказал Фиц, вспомнив его имя, — скажите Пилу и миссис Джевонс, чтобы они пришли в библиотеку.
— Сию минуту, милорд.
Фиц сошел вниз по главной лестнице. Он женился на Би, очарованный ею, но были у него и практические соображения. Он мечтал основать великую англо-русскую династию, которая бы правила обширными владениями как династия Габсбургов веками правила землями в Европе.
Но для этого нужен наследник. А в таком настроении Би вряд ли будет ему рада сегодня вечером. Он мог бы настоять, но ни к чему хорошему это никогда не приводило. С последнего раза прошло недели две. Ему не хотелось бы, чтобы его жена вульгарно стремилась к этому, но с другой стороны, две недели — довольно долгий срок.