Сотрудник ЧК - Александр Лукин

Устав ждать, Лешка решил взглянуть на парадный подъезд. На всякий случай он переложил револьвер из кобуры в карман шинели и, прячась за голыми кустами акации, пробрался на Лютеранскую. Парадный подъезд был заперт. Когда Лешка решил возвратиться на прежнее место, от дома на противоположной стороне отделилась темная фигура с винтовкой и направилась прямо к нему. Лешка прыгнул в сторону, не зная – бежать или защищаться…

– Это ты, Леш? – спросила фигура Пантюшкиным голосом.

Лешка чуть не вскрикнул от радости:

– Я, я это!

– Куда ты запропастился? Я уже час здесь околачиваюсь!

– Ша! Иди за мной! – сказал Лешка.

Он привел друга в сторожевую будку и с пристрастием допросил, как тот очутился на Лютеранской. Пантюшка следовал за Марковым до Виттовской улицы. Всю дорогу он не переставал думать, где доводилось ему встречать подозрительного незнакомца во фронтовой шинели.

Думал-думал и в конце концов вспомнил: Спортинг-клуб, теннисные корты, фон Гревенец с голыми ногами и ее партнер – узколицый, сдержанный в движениях иностранец, перед которым заискивал даже такой всемогущий, в Пантюшкином представлении, человек, как хозяин Спортинг-клуба.

Вице-консул Бодуэн – вот кто был недавний собеседник Маркова!

Каким бы неожиданным и неправдоподобным ни казалось это открытие, Пантюшка все-таки ни секунды не сомневался в том, что он не ошибся. К тому же после встречи с дочерью губернатора в штабе фронтовиков Пантюшка решил ничему на свете больше не удивляться…

На Виттовской Марков вошел в дом номер пять.

– Он там живет, я знаю, – сказал Лешка. Потом Пантюшка вернулся в штаб. Лешки не было,

Силин еще не приезжал с передовой, фон Гревенец по-прежнему сидела на своем месте: Пантюшка видел ее сквозь замочную скважину. Слоняться по штабу без дела было невмоготу, и Пантюшка отправился к вице-консульству искать друга.

– Я уж думал, не пришиб ли он тебя.

Лешка объяснил ему, почему решил остаться здесь.

– Иди к тому подъезду, – сказал он, – и смотри в оба. В случае чего беги ко мне, что-нибудь сообразим.

Пантюшке уходить не хотелось.

– На кой ляд, – сказал он, – только время зря теряем. Лучше уж эту фон Гревенец сторожить…

– Иди, говорят тебе! – рассердился Лешка. – Не понимаешь, что ли? Марков ему какие-то сведения передал! Если упустим, Силин по головке не погладит!

Пантюшка поворчал что-то себе под нос, помешкал и выскользнул из будки.

Почти тотчас же он ворвался обратно и хрипло шепнул:

– Там кто-то ходит, Леш!..

Они замерли прислушиваясь.

Было тихо, как в погребе, И вот Лешка различил осторожные шаги по влажной от весенней сырости земле. Шаги отдалились, стихли, потом раздались снова.

Прямо перед будкой под деревом остановился человек. В темноте можно было различить только, что он невысок и плотен. Человек медленно осмотрелся и, оторвавшись от дерева, направился к дому. До ребят донесся прерывистый стук, отворилась дверь, и снова все стихло.

– Видал? – выговорил Пантюшка.

– Слушай, – зашептал Лешка, – беги в штаб! Может быть, Силин уже там… Если нет его, расскажи все Попову или кому хочешь. Пусть идут сюда, только скорей… Я здесь подожду. Только быстро, Паня, миленький!..

Пантюшка больше не возражал…

Оставшись один, Лешка достал револьвер и для верности взвел курок. Потом он выбрался из будки и встал за кустами акации на таком расстоянии от дома, чтобы можно было различить дверь Сердце его лихорадочно отстукивало мгновения, а они тянулись, тянулись нескончаемо, и он потерял им счет. Сейчас он мечтал об одном: только бы Пантюшка успел кого-нибудь привести до того, как человек появится снова!..

Получилось, однако, иначе.

…Загремел засов, дверь отворилась, выпустив уже знакомую низкорослую фигуру, и сразу же захлопнулась. Человек быстро пошел через сад. Когда он поравнялся с Лешкой, тот выскочил из-за кустов и крикнул высоким срывающимся голосом:

– Стой! Руки вверх!

Человек присел от неожиданности и черным комком метнулся к стоявшим купой деревьям.

– Стой! – закричал Лешка. – Стой! Буду стрелять!

Тотчас же впереди блеснуло, пуля, просвистев, обломила веточку в кустах. Тогда Лешка начал стрелять в темноту, туда, где скрылся шпион. Он трижды нажал тугой спуск. Ответных выстрелов не было. Лешка подождал немного (ведь могло случиться, что он попал) и двинулся вперед…

За деревьями он увидел пролом в ограде, через который ушел враг. Лешка выскочил на улицу. Далеко, в конце квартала, ему почудилось какое-то движение, он выстрелил наугад, крикнул «Стой!» – и в это же мгновение услышал сзади, в саду, топот.

– Лешка! – зазвенел голос Пантюшки. – Лешка, где ты?!

– Сюда! – позвал Лешка. – Сюда, ко мне!

В проломе показался Пантюшка, за ним Силин, потом полезли фронтовики – здесь было человек восемь. Среди них Лешка узнал Попова в штатском пальто.

– Где он? – задыхаясь, спросил Силин.

– Не знаю… Сюда выскочил! – чуть не плача, ответил Лешка. – Кажется, вон там…

Они бросились вдоль улицы. На перекрестке Силин приказал:

– Ващенко, Зуев, Макарычев и ты, – он ткнул в Лешку, – направо. Остальные за мной!..

Они перебежали улицу до конца и никого не увидели. Возвращаясь, заходили во все дворы, обшаривали каждый уголок. Лешка до крови искусал губы. Дурак! Безмозглый дурак! Упустил шпиона! Почему не стрелял сразу, из-за кустов! Ума не хватило?

Возле вице-консульства их уже поджидали.

– Нету? – спросил Силин.

– Немає, – отозвался Ващенко, – сбег, собака! Силин смачно выругался. Лешка сейчас предпочел бы быть убитым. Он чувствовал себя ответственным за все…

Попов отвел Силина в сторону, и они стали вполголоса совещаться. Потом подозвали Лешку и подробно расспросили, как он выследил незнакомца и каков тот из себя. Лешка, как мог, описал его внешность.

– Точно, – сказал Попов, – сам господин Бодуэн собственной персоной! Ну, что будем делать, Петро?

– Что делать! – угрюмо пробасил Силин. – Как говоришь, так и сделаем…

У обоих подъездов вице-консульства Силин поставил по человеку. Остальным велел идти за ним.

Они поднялись на парадное крыльцо особняка и постучали. Долго никто не отзывался. Особняк точно вымер.

– Ломать, что ли? – неуверенно проговорил Силин.

– Погоди! – Попов сильно ударил в дверь рукояткой нагана.

Наконец в доме послышались шаги, спросили:

– Кто там?

– Революционная власть Херсона! – ответил Попов. – Отворите!

– Что вам надо?

– Обследование…

– Приходите днем. Сейчас все спят.

– Немедленно отворите! Иначе буду вынужден применить силу!

Из-за двери донеслись шелест, бормотание. Заскрипел засов.

Попов и Силин вошли в вестибюль. Перед белой мраморной лестницей стоял щуплый старикашка с бронзовым подсвечником в руке. Пять зажженных свечей ярко освещали его тщедушную фигуру в вязаной кофте.

– Кто вы такой? – спросил Попов.

– Я эконом вице-консульства… – Голос старика дребезжал от испуга, – Вы ведь, должно быть, знаете, что этот дом не принадлежит России? Здесь иностранная территория…

– Нам надо видеть господина Бодуэна, – вместо ответа оказал Попов.

– Это невозможно, господа. Вице-консул спит…

– Разбудите его!

– Что вы, что вы! – замахал рукой старик. – Господин Бодуэн – представитель европейской державы. Вы не имеете права… то есть вы не должны врываться сюда! Это дипломатический скандал!

Тут, не выдержав, рявкнул Ващенко:

– Що ты юлышь! Буди, колысь говорять!

От его громового рыка старик весь сжался и стал похож на тощий сморщенный кулачок. Свечи в его руке задрожали, разбрасывая по стенам короткие отблески.

– Господа, господа… Вы не понимаете, что творите!

– Не кричи, Ващенко, – сказал Попов. – А вы идите к своему хозяину и доложите, что его вызывают представители Совета пяти. О скандале не заботьтесь: это наша ответственность.

– Как угодно… как угодно… – разводя руками, забормотал старик и поспешно зашаркал по лестнице.

Подсвечник он поставил на широкую балюстраду лестничной площадки и скрылся за высокой дубовой дверью с витыми блестящими ручками.

Лешка никогда еще не бывал в таком доме. Здесь и стены, и даже пол в разноцветных шашках были мраморные. По сторонам от двери возвышались какие-то статуи, покрытые чехлами. Большое чучело медведя держало на вытянутых лапах широкое блюдо с чашей из зеленого камня. Голые младенцы со стрекозиными крылышками летали по потолку…

И среди всего этого великолепия молча стояли люди в пропахших потом, махоркой и дымом шинелях, угрюмые люди, державшие власть в городе.

– Зря мы его одного отпустили, – недовольно проговорил Силин. – Сразу надо было идти – и никаких!

– Нельзя, Петро, – урезонивал его Попов. – Как-никак дипломатическое лицо!

– Плевал я на это лицо! – сказал Ващенко и действительно сплюнул в угол. – Злыдень, и все!.