Газета День Литературы # 115 (2006 3) - Газета День Литературы

Это как в видениях Иоанна Богослова — какими словами описывается последнее из будущих царств мира сего? "Наполовину из глины, наполовину из железа". А как еще мог человек, рожденный две тысячи лет назад, сказать про увиденный им нынешний "век компьютеров", слепленных из кремниевых (глиняных!) полупроводников и металла? Но то — дано было свыше от Святого Духа апостолу и любимому ученику Господа нашего Иисуса Христа…

Нечто подобное — разумеется, без всякого сравнения с приведенным выше примером, даже микроскопически слабым и ничтожным не решаюсь назвать, — похоже, случилось и со мной. А было ли это вспышкой "БЕ", или, напротив, обольщением, уже не мне судить. Но случилось неожиданно и в связи с давно уже, больше десяти лет назад, ушедшим из жизни писателем Юлианом Семёновым (Ляндресом)…

Нельзя сказать, что однажды в августе 1973 года, после выхода на телеэкраны сериала "Семнадцать мгновений весны", "отец Штирлица" проснулся знаменитым. Знаменитых писателей в "самой читающей" было хоть мосты мости, и Семёновым больше, Семёновым меньше — тут особого значения не имело. Но он проснулся уже в несколько другой стране — пусть даже его личная роль в этой трансформации была далеко не определяющей.

"Работа над фильмом шла несколько лет. Семёнов писал сценарий, подбирались актёры, сочинялась музыка, шились костюмы. Картину курировал шеф КГБ Юрий Андропов. Он справедливо считал, что фильм о героической работе умного, гуманного и бескорыстного разведчика будет способствовать созданию положительного имиджа вверенного ему ведомства", — так описывается история создания "Семнадцати мгновений…" на специальном интернет-сайте телесериала, созданном его почитателями. К этому можно добавить, что, по всей видимости, не только сценарий, но и сам роман писался не без участия того же могущественного "куратора". А потому результат получился очень многомерным (помните: "мы не знаем общества, в котором живем") и "долгоиграющим".

Киношный Штирлиц—Исаев—Константинов — может быть, помимо воли его создателей, а, может быть, и нет — сказал советским людям 70-х годов что-то определяюще важное вовсе не про войну и не про гестапо, а про их тогдашнюю и — как сегодня уже ясно — будущую жизнь. Дело ведь не в том даже, что "наглядно, грубо, зримо" нелюди-фашисты, более того — гестаповцы, предстали на советском голубом экране вполне обычными и даже симпатичными людьми (один "папа-Мюллер" в исполнении Леонида Броневого чего стоил!). А в том, что в связи с этой картиной в обществе началась массовая переоценка ценностей — особенно детьми и молодежью. Первые начали играть "в Штирлица", а вторые — "искать правду" о войне и Третьем Рейхе. "Когда Штирлиц идёт по улицам Берлина, улицы страны пустеют", — писала о премьерном показе телесериала одна из восточногерманских газет того времени. Несомненно, смотрел "Семнадцать мгновений…" и делал для себя какие-то выводы будущий президент России, а тогда студент юридического факультета ЛГУ Владимир Владимирович Путин, 1952 года рождения. Через 15 лет поколение юных "штирлицев" подросло, а еще через 10 — пришло к управлению страной.

Когда Путин стал официальным наследником Ельцина, это вызвало множество разнообразных шуток, иногда удачных, иногда — не очень. "Из штази в князи" — как раз из числа удачных. Чуть позже появилось и объяснение сверхрейтинга нового президента: "В нём соединились два самых популярных персонажа анекдотов: Штирлиц и Вовочка".

Кстати, в истории советской культуры подобная "анекдотизация" киногероев до Штирлица случалась как минимум дважды. Сначала, в середине 30-х, с киноэкрана в массовое сознание шагнул Василий Иванович Чапаев братьев Васильевых (1934). Второй — поручик Ржевский из "Гусарской баллады" (1962) Эльдара Рязанова по мотивам пьесы Александра Гладкова. Разумеется, Штирлиц стоит в этом ряду ближе к Чапаеву, чем к гусарскому поручику, "не имеющему авторства". Но и Дмитрий Фурманов, к моменту выхода "Чапаева" уже умерший, воспринимался, скорее, в качестве персонажа, чем автора собственного романа. А попробуйте-ка представить Юлиана Семенова героем хотя бы одного из анекдотов "про Штирлица"…

Впрочем, не в анекдотических героях как таковых здесь дело, а, условно говоря, в проецируемой через них "поведенческой матрице". "Матрица Штирлица" в случае с Владимиром Владимировичем Путиным налицо — вспомним хотя бы, как в одном из первых своих выступлений президент России, придя в здание ФСБ на Лубянке, открытым текстом отчитался перед бывшими коллегами: "Задание выполнено, внедрение прошло успешно". Шутка первого лица государства вызвала дружный смех и аплодисменты зала, но во всякой хорошей шутке есть лишь доля шутки, остальное — чистая правда.

Наверное, тут стоит привести не слишком известное свидетельство из Латвии. Говорит председатель "Движения за независимость" Нормунд Гростиньш, находившийся тогда в ГДР: "В Дрездене 6 декабря 1989 года толпа штурмом взяла штаб-квартиру местной немецкой службы безопасности. Рядом, за углом, на Ангеликаштрассе, стоял двухэтажный серо-коричневый особняк — дом, в котором пять лет проработал Путин. И вот подходит к этому зданию толпа — уже разогретая предыдущим успехом и алкоголем. Решили брать и этот дом. И тогда из всех сотрудников КГБ, которые там работали, навстречу толпе вышел только один человек. Это был Путин. За ним, правда, стояло четыре солдата. Но рассчитывать на толпу никогда нельзя — не известно, будет она стрелять или нет. Потому что никогда нельзя точно знать, не найдется ли в толпе пара автоматов. Путину предложили отойти в сторону и не мешать процессу. И тогда будущий президент на ломаном немецком языке сказал слова, которые его очень хорошо характеризуют, — а в экстремальных ситуациях человек раскрывается более чем обычно, — он сказал: "Ich bin Zoldat bis zum Tod", "Я солдат до смерти". И больше ничего. И эта толпа повернула и разошлась по домам... Так он предотвратил взятие дрезденской резидентуры [КГБ] на Ангеликаштрассе".

Другой, более глубинный момент информационного воздействия сводился к тому, что в красивой эсэсовской форме на экране действовали "истинные арийцы" фактически с тем же этосом (нормами поведения и морали), что у "истинных партийцев" в окружающей советской действительности. Возможно, многие сюжетные и фактологические "проколы" сериала, о которых сегодня уже с полным знанием дела говорят его критики, были сделаны именно для того, чтобы данный "эффект маскарада" проявлялся более полно. А такое сближение заставляло очень многих людей ощущать себя именно Штирлицами, временно утратившими связь с Центром, но обязанными противостоять фашистскому злу (ведь фашизм по-прежнему рассматривался как абсолютное зло) — пусть даже в другой форме, и этот свой Центр найти. Иными словами, "Семнадцать мгновений…" дали определенный и достаточно мощный импульс диссидентскому движению в СССР: как открытому, так и — что не менее важно — скрытому. Кстати, из всего творческого коллектива телесериала "реформы" не принял, кажется, один только сыгравший генерала СС Вольфа Василий Лановой.

Наконец, в-третьих, телесериал напрямую отсылал зрителей к литературному первоисточнику, а тот давал пусть косвенную, но оттого еще более интригующую информацию о механизмах управления современным обществом: не только фашистским или советским, но и "демократическим". А поскольку другие романы автора из "штирлициады" (самый выдающийся из них, на мой личный взгляд, — "Альтернатива") развивали именно эту линию, то стоит полагать, что Семёнов, используя благоприятную конъюнктуру и во многом подстраиваясь под нее, пытался докричаться — и до нас с вами, и "наверх" — о чем-то сверхважном. Но его крик оставался гласом вопиющего в пустыне. Семёнова читали, фильмы по его романам смотрели — но иносказаний не понимали.

Но если его глас вопиющего оставался неуслышанным, то глаз вопиющего видел всё, что было возможностью и, увы, стало реальностью позже. Даже простое перечисление мест действия его романов укажет нам на "болевые точки" Европы и России начала 90-х годов ХХ века. Важнейшие геополитические разломы прошли именно там, где их обозначил Юлиан Семёнов: Германия ("Бомба для председателя"), Югославия ("Альтернатива"), Украина ("Третья карта")…

Похоже, после смерти Юрия Андропова в 1983 году Семёнов потерял не только надежного "куратора" на самом верху Кремля, но и надежду быть услышанным. Более того, наверное, для очень многих и в "комитете", и в ЦК он постепенно становился всё более и более "чужим", если не врагом. Хотя и "своих" у него в этой среде было более чем достаточно. Но разобрать, где "свои", а где "чужие", тут почти невозможно. Нет не только постоянных врагов и постоянных союзников, но даже постоянных интересов. "Зеркальная война", одним словом.