Кража в Венеции - Донна Леон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне показалось, он хотел, чтобы я задала этот вопрос, но я не стала этого делать. Он попросил за брата – мне этого было достаточно.
– И пока синьор Франчини посещал библиотеку, вы не узнали о нем ничего нового?
– Нет, пожалуй, ничего. Только то, что он читает Августина, Иеронима и Максима Исповедника. Однако начал он с Тертуллиана. Поэтому мы так его и прозвали.
– В Меруле это обычное дело – давать посетителям клички?
– Библиотекари… Как бы это лучше сказать… – Дотторесса задумалась и начала заново: – Библиотекари – своеобразная публика.
В это Брунетти готов был поверить.
– Это был первый читатель на нашей памяти, который попросил труды Тертуллиана, а потом действительно читал их часами. Не потому, что получил задание в университете, а потому что всерьез ими интересовался. – Каждое ее слово звучало как похвала.
– Вы часто с ним общались?
– Через некоторое время мы начали здороваться, а иногда я спрашивала, что он сейчас читает.
– Какое мнение сложилось у вас после этих разговоров?
Дотторесса улыбнулась, но Брунетти сразу уловил, что это предупреждение и на этот раз ответ будет шутливым.
– Вы хотите узнать, не подумала ли я, будто с ним что-то не так?
– Ну, учитывая то, какие книги он читает…
Директриса засмеялась.
– Да, такие, как он, кажутся некоторым чуть ли не душевнобольными, но что, если он надеялся найти…
– Ответы?
Женщина энергично всплеснула руками, словно упреждая попытку навязать ей свое мнение:
– Понятия не имею, что могут дать нам сегодня отцы Церкви. Может быть, утешение?
– Говоря «нам», вы имеете в виду умирающую религию? Или, наоборот, что может дать умирающая религия нам?
Директриса посмотрела сначала на стол, потом снова на комиссара.
– Но ведь она умирает, верно?
– Если верить статистике, да, – ответил Брунетти. Он и сам не знал, что испытывал по этому поводу, скорее всего сожаление. – И в ближайшее время масса ему подобных останется без работы, – добавил комиссар и уточнил: – Священники, монахи, епископы.
– Ну, думаю, это произойдет не так уж скоро, – возразила дотторесса Фаббиани.
– Наверное, нет, – согласился Брунетти. И чтобы снизить эмоциональный накал, произнес: – Могу я попросить вас оставить эти книги на столе?
– А что ваши люди будут с ними делать? Посыпать черным порошком? – Директриса не скрывала опасений.
– Подобно тому, как это обычно показывают в сериалах? Нет, сейчас используют специальную оптику. Страницу сканируют, делают фото. Никаких повреждений. – Было очевидно, что дотторесса с трудом способна в это поверить, как, впрочем, любой, кто вырос на детективных фильмах и телепрограммах, в которых криминалисты работают с помощью кисточек и черного порошка. – На бумагу реактивы вообще не попадают. Если хотите, можете присутствовать во время процедуры. И обещаю, что все будут в перчатках.
– Когда они приедут?
– Сказали, что еще до наступления вечера.
Дотторесса Фаббиани выдвинула ящик стола и подала ему свою визитку. Комиссар не глядя сунул ее в карман, поблагодарил и протянул женщине руку.
– Это все? – спросила директриса, когда они обменялись рукопожатием.
– Пока да, – сказал он и вышел из библиотеки.
4
Брунетти задержался на обратном пути в квестуру и получил-таки свою чашку кофе. Но пил он его почти через силу, зная, что это лишь способ растянуть время, а не получить удовольствие. Войдя в здание, комиссар решил сразу же доложить виче-квесторе[33] о происшествии в библиотеке Мерула. Поднимаясь по лестнице в кабинет начальника, он почему-то вспомнил анекдот – такое просто не может быть правдой! – об одной голливудской актрисе, кажется, Джин Харлоу. Когда в день рождения ей преподнесли книгу, она сняла подарочную упаковку, посмотрела на нее и сказала: «Книга? О, теперь у меня есть книга!»
Виче-квесторе Джузеппе Па́тта был слеплен из того же теста, в этом Брунетти не сомневался.
Войдя в небольшой кабинет, где обычно сидела синьорина Элеттра, комиссар увидел, что ее кресло опустело, а компьютер понапрасну расходует электроэнергию. Последние несколько недель девушка часто отлучалась с рабочего места. Виче-квесторе Патта, ее непосредственный начальник, либо не замечал этого, либо – что вероятнее – боялся спрашивать. А поскольку синьорина Элеттра была не его секретарем, Брунетти считал расспросы неуместными. Сегодня ее отсутствие означало, что он узнает, какое настроение у виче-квесторе, только когда столкнется с ним, без предварительной подготовки. «Мужчина я или тряпка?» – спросил себя Брунетти, подошел к двери и постучал.
– Avanti![34] – услышал он в ответ и вошел.
Дотторе Джузеппе Патта, прекрасный образчик мужской половины населения Палермо, сидя за своим столом, поправлял платочек в нагрудном кармане пиджака. Брунетти с удовольствием отметил, что платок белого цвета (наверное, льняной) – белее кости динозавра в пустыне Гоби, туники апостола Петра и первого зубика младенца. Патта категорически не признавал современных вольностей в одежде и скорее позволил бы вывалять себя в смоле и перьях, нежели вставил бы в нагрудный карман цветной платочек. В некоторых вещах – и мода входила в их число – виче-квесторе был человеком железных принципов. Находиться с ним в одной комнате – уже большая честь…
– Buon giorno[35], виче-квесторе! – сказал Брунетти, противясь искушению пригладить волосы.
Патта последний раз ткнул пальцем в платок и перевел внимание на подчиненного.
– Что-то важное? – спросил он.
– Возможно, дотторе, – отозвался Брунетти. – Думаю, вам стоит узнать об этом раньше, чем информация попадет в прессу, а я уверен, что это произойдет.
Патта встрепенулся, словно платок в его нагрудном кармане полыхнул огнем.
– Что еще? – Легкое недовольство во взгляде мелькнуло и пропало: перед Брунетти снова был спаситель Отечества.
Комиссар подошел к столу, остановился возле стула, которых тут было несколько. Положил руку на спинку и сказал:
– Нам позвонили из библиотеки Мерула и сообщили о краже и вандализме.
– Так что же именно произошло? Кража или вандализм? – спросил Патта.
– Кто-то вырезал страницы из двадцати с лишним книг, дотторе. И еще недостает нескольких изданий. Возможно, они украдены.
– Зачем их кому-то красть? – спросил Патта.
Брунетти мысленно воззвал к покровительнице обиженных – святой Монике, этому образчику терпения и кротости. Комиссар не сомневался в том, что ему понадобятся либо ее пример, либо утешение, – нрав у его начальника был вздорный.
– И книги, и отдельные страницы из редких изданий пользуются большим спросом у коллекционеров, сэр. И ценятся довольно высоко.
– Кто это сделал?
– Все эти книги заказывал в читальный зал некий дотторе Джозеф Никерсон, предоставивший рекомендательное письмо из Университета Канзаса. Удостоверяющим личность документом, который он предъявил в Меруле, был американский паспорт.
– Подлинный?
– Я еще не связывался с американцами, виче-квесторе.
Брунетти посмотрел на часы и понял, что сегодня заниматься этим уже поздно.
Патта устремил на него долгий, испытующий взгляд и сказал:
– Сдается мне, что вы не слишком усердствовали, Брунетти.
Комиссар снова призвал на помощь святую Монику.
– Я только что из библиотеки и решил уведомить вас о случившемся – на тот случай, если вам придется общаться с прессой.
– А
