На фига попу гармонь... - Валерий Кормилицын

Ровно в пять часов чумазый водила помчал их в Шалопутовку. Вылезая через час из пыльного автобуса, агенты увидели, как из маленькой облезлой машины двое мужиков вытаскивали третьего, который, даже вытолкнутый в свободное пространство, так и не сумел распрямиться, оставшись стоять на четвереньках.

Они не знали, что целых три часа испытуемый мучился в «запорожце», пока водитель, чтоб хапнуть пожирнее бабок, два раза провез его через Гадюкино и три раза через Чекушкинск, доставив, наконец, полумертвого, в Шалопутовку.

Снизу вверх, стоя на четырех мослах, глядел полуметровый Джонни на автобус «Тарасов – Шалопутовка» и мрачно скрежетал зубами, а по щеке его катилась скупая мужская слеза.

– Што шлучилощь, шинок? – подковыляла к нему тоже скрюченная в дугу, примерно его нового роста бабулька с батожком, с рюкзачком на горбу и в цветастом платочке.

– Тоурист! – указал пальцем на друга Джинн.

– Ту-у-ришт! Ш горы видать рашшибщи? – пожалела скомканного быка старушка. – Далёко в поход оне таперя не ходок! – сделала бабка правильный вывод. – А вот моя ижба нашупротив штоит… Милошти прошу оттохнуть, – поклонилась она гостям.

Агенты, дабы не терять драгоценное время, взяв на базе страховочный пояс и когти для лазанья по столбам, которые случайно нашли под столом, направились подключать спутниковую тарелку.

Пора было выходить на связь.

– Давай, Билл, надевай когти и лезь на столб, все равно в передатчике ничего не волокешь, – поделил обязанности Джек.

Тяжело вздохнув и перекрестившись, Билл полез на свою голгофу, таща в зубах провод. Его приятель в это время, определив по компасу части света, устанавливал тарелку штырем в сторону Америки.

Агенты потом долго ничего не помнили, но проезжавший на скрипучем велосипеде из Гадюкино дядька Кузьма рассказывал вечером односельчанам, что с интересом наблюдал, как двух электриков, видать, из Чекушкинска – не нашенских, охрененно екнуло током.

– Стали черные, как головешки, – делился впечатлениями под бутылочку огненного продукта от баб Тони деревенский гармонист. – Один со столба навернулся, а другого аж затрясло всего… как уголек стал, дрожит весь, за крышку от бака держится и во-о-пи-и-т… даже русский язык забыл… Зачем они ее к липездричеству подсоединяли, до сих пор не пойму… Можа, опыты какие ставили?.. Кстати, мужики! А ну-ка угадайте: «Летит, а не птица, когтями машет и матерится?..»

Никто, конечно, не допетрил, что это электромонтер.

* * *

Да-а-а! – чесал в затылке Евсей. – Мишка сегодня не ходок… Вряд ли сумеет телку покрыть… А ведь Нинка Кошмарова команду дала… и червонец, – погладил себя по карману. – Ну уж как-нибудь уговорю бугая…»

У быка не маячило, и даже наоборот…

Зато проняло козла! Нанюхавшись от шефа самогонных испарений, он предпринял отчаянную попытку забраться на телку, но только ушиб себе хребет, низвергнувшись с нее наземь. Да впридачу получил ощутимый пинок от пастуха. Хотя Евсей и отогнал распутника, чтоб не вывелась порода под названием «Шалопутовские кошмары», но ставил его Мишке в пример.

Две колхозные коровы, которых Евсей звал Зита и Гита, жутко ревновали своего суженого и бурно радовались его неудачам и промахам.

– Пусть из Чекушкинска осеменителя выписывает, – мотая хвостами, чесали они языки, – а то к нашему мужику пристает, шалава, – костерили председателеву телку. – А Яшка-то – во козел! Кобель рогатый…

К их радости, у Мишки так ничего и не получилось.

Раздосадованный Евсей погнал стадо в деревню, горланя во всю глотку и подстукивая себе на барабане:

– С фермы вышел бригадир и поведал на-а ве-е-сь ми-и-р: «Нету-у больше-е молока-а – член сломалси-и у быка-а!»

Э-э-э-х! Ми-и-ша-а…

Мишаня весь этот знойный день обучал найденного дятла азбуке Морзе.

– Молодец, птичка, – хвалил одноглазого стукача, отбивая медленные и частые удары пальцем по столу.

Дятел дублировал их на струганой доске.

За уроком наблюдали невидимые Мишане жители другого измерения, поселившиеся в его лесной сторожке.

Перво-наперво, домовой Ерофей, столетний пузатенький дедок в ситцевой рубахе, трико и тапках. Прежний его дом со старыми хозяевами сгорел, вот он и поселился у Мишани, не имевшего на то время собственного домового. А без домового, как известно, что за жизнь?..

Так как Ерохе было скучно, то где-то в лесу он нашел бабу Кумоху, славную тем, что десятого марта, на день Тарасия, мучила засонь лихорадкой. Каждому известно, что на Тарасия нельзя спать днем, и совсем кранты – всхрапнуть под закат солнца. Но, к сожалению, десятое марта – один раз в году…

Эту тему, попивая чаек, и обсуждали домовой с Кумохой.

– Эх, Кумука Мумуковна, не скоро ты дождесси дня святого Тарасия…

– Сколько тебе говорить, Ероха, не Кумука Мумуковна, а Кумоха Мумоховна. Кажись, и молодой ишшо, склероза не должно быть. Бери с дятлика пример. Вишь, как птичка все на лету схватывает… Даром что дятел, а памятливый, – ворчала она, наслаждаясь чаем с сушками. – А то припер Мишаня эту башку намедни, – макала она сушку в чай, – до сих пор тошно вспоминать… Ну-у, уснет он на Тарасия… – мстительно пригрозила егерю.

– Тарас – опрокинь на матрас, – обнял за плечико даму Ерофей. – Кумука Мумуковна, а-а выходь за меня замуж… – развеселил он тетку.

– За тебя-а, склеротика?! Да ты через день забудешь, что жанатый, и в деревню блудить улетишь…

– Ну будя врать-то… Ты кого, прынца, что ли, подземного ждешь?.. Гнома какого-нибудь зачуханного? Тьфу! – осерчал на подругу Ерофей и стал наблюдать за учебой дятла, сам иногда постукивая по лбу.

Пообедав и вздремнув, благо на дворе стояло лето, а не март, Мишаня решил поглядеть видак, который приобрел на срубленные верхушки елок, и достал с полки кассету, купленную на Соломенном рынке Тарасова во время командировки в областной центр. «Гарри Поттер и тайная комната», – прочел он название ленты.

– Рассаживаемся согласно купленным билетам, – оживился Ерошка, приудобливаясь на шкафу перед экраном телевизора.

Рядом, позевывая, примостилась Кумоха, закрыв подолом черного платья острые свои коленки.

– В телевизор гляди, Ероха, – посоветовала возбудившемуся домовому.

После фильма на Кумоху нашла лихоманка. Она тряслась от неожиданно обрушившейся на нее любви к эльфу Добби.

Зелененький ты мой… – шептали синие губы Кумохи Мумоховны. – Любовь ты моя единственная… Прынц ты мой заморский, – вспоминала стройную фигуру, большие глаза и прекрасно очерченные уши… – Добби-и! – забывшись, вскрикнула она, ломая в тоске пальцы с нестрижеными ногтями и дергая полсотни лет нечесанные лохмы волос. – Мальчик ты мой единственный… – привела в шок домового.

– Кума! Ты че? Втюрилась, в натуре? – перейдя на молодежный сленг, поинтересовался у подруги.

Ее черные сияющие глаза были ответом.

– Мумуковна! Не впадай в кому. Ведь он зеленый! С огромными ушами, глазами навыкате и к тому же – кожа да кости…

– Он сла-а-вный! Он ду-у-шка-а! Он огу-у-рчик! – мечтательно жмурилась влюбленная и вдруг ринулась в сени –поглядеть в ведро с водой на свое отражение.

«Ежели постригусь, покрашусь и сделаю «химию», стану клевой девахой», – думала она.

* * *

Два офицера ФСБ, в черных костюмах и белых рубашках, сидели в желтой «Волге» двадцать четвертой модели с шашечками на дверцах и, включив подслушивающее устройство, прослушивали номер, в котором находился подведомственный им шпион.

На Москву опустились сумерки, а вместе с ними прохлада и ночная жизнь.

Неподалеку от гостиницы, рядом с небольшим кафе, дымил мангал с шашлыками, и за пластиковыми столиками под цветастым тентом сидели мордовороты, вливающие в себя пиво и водку. Рядом стояли их припаркованные тачки: БМВ, «мерседес» и «джип».

– Алло, алло, шеф, плачу пять счетчиков, на поезд опаздываю, – хлопнул по плечу старшего лейтенанта Железнова запыхавшийся гражданин с чемоданом в руке.

Егор Железнов – молодой, белозубый и сероглазый парень с квадратным подбородком – глянул на командира.

– Помоги ему приехать, – распорядился капитан Иван Крутой – точная копия своего подчиненного и друга.

Резко распахнув дверцу, старлей угодил ее ребром в пах спешащему гражданину, глаза которого тут же затуманились далекими воспоминаниями детства. Выронив чемодан, неудачливый путешественник обхватил пострадавшую часть тела. Выйдя из машины, старлей кувыркнулся на асфальте, расшугав прохожих, затем встал в стойку, немного подумав, сделал обратное сальто и с криком: «Я-а-а-а» – врезал бедняге ногой в челюсть. Несостоявшийся транзитный пассажир стал пятым в куче лежавших у автомобиля жертв.

Убрав чемодан в багажник «Волги», чтоб люди не спотыкались, Железнов сел на свое место.

– Что-то смена сегодня опаздывает, – произнес он, глянув на капитана.

– Да загорать, наверное, уехали или девочек кадрят, – лениво процедил сквозь зубы Крутой.