Стихотворения - Юрий Левитанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Источник: Прислал читатель
Горящими листьями пахнет в саду...
Горящими листьями пахнет в саду,прощайте,я больше сюда не приду.Дымится бумага,чернеют листы.Сжигаю мосты.
Чернеют листы,тяжелеет рука.Бикфордовым шнуромдымится строка.Последние листья,деревья пусты.Сжигаю мосты.
Прощайте,прощальный свершаю обряд.Осенние листья,как порох, горят.И капли на стеклах,как слезы, чисты.Сжигаю мосты.
Я больше уже не приду в этот сад.Иду, чтоб уже не вернуться назад.До ранней,зеленой,последней звездысжигаю мосты.
Источник: Прислал читатель
Я медленно учился жить...
Я медленно учился жить,ученье трудно мне давалось.К тому же часто удавалосьурок на после отложить.
Полжизни я учился жить,и мне за леность доставалось —но ведь полжизни оставалось,я полагал,куда спешить!
Я невнимателен бывал —то забывал семь раз отмерить,то забывал слезам не верить,урок мне данный забывал.
И все же я учился жить.Отличник — нет, не получился.Зато терпенью научился,уменью жить и не тужить.
Я поздно научился жить.С былою ленью разлучился.Да правда ли,что научился,как надо, научился жить?
И сам плечами лишь пожмешь,когда с утра забудешь снова:не выкинуть из песни словаи что посеешь, то пожнешь.
И снова, снова к тем азам,в бумагу с головой заройся.— Сезам, — я говорю, — откройся! —Не отворяется Сезам.
Источник: Прислал читатель
Темный свод языческого храма...
Темный свод языческого храма,Склад и неусыпная охрана.
Цепь, ее несобранные звенья.Зрительная память, память зренья…
Тайный склад и строгая охрана.Полотно широкого экрана.
Магниевых молний озаренья.Зрительная память, память зренья…
Но — и полотно киноэкранаи — незаживающая рана,
и — неутихающая мукаповторенья пройденного круга.
О, необъяснимое стремленьена мгновенье выхватить из мрака
берег, одинокое строенье,женский профиль, поле, край оврага,
санки, елку, нитку канители,абажур за шторкою метели,
стеклышко цветное на веранде,яблоко зеленое на ветке…
Память зренья, своеволье, прихоть,словно в пропасть без оглядки прыгать,
без конца проваливаться, падатьв память зренья, в зрительную память,
и копать под черными пластами,в памяти просеивать, как в сите,
слыша, как под черными крестами —откопайте! — просят — воскресите!..
Я копаю, день и ночь копаю,осторожно почву разгребаю,
на лопату опершись, курю.— Бедный Йорик! — тихо говорю.
Источник: Прислал читатель
Море по-латышски называется юра...
Морепо-латышскиназывается ю р а,но я не знал еще этого,когда вышел однажды под вечерна пустынное побережьеи внезапно увидел огромную,указывающую куда-то вдальстрелу,на которой было написаномое имяЮра(как на давних военных дорогах —названья чужих городов,не взятых покуда нами).
Это было забавно и странно,хотя и немного жуткоодновременно.Казалось, что кто-томне даритпростую такую возможностьнайти наконец-то себяв этом мире.Это было игройпод названьем«Ищите себя»(и, конечно, в нем слышалась просьба«ищите меня!»,ибо сам не найдешь себя,если кто-то тебя не найдет)…
Ах, друзья мои,как замечательно было бпоставить на наших житейских дорогахподобные стрелыс нашими именами —от скольких бы огорчениймогло бы нас это избавить!
…Ищите меня,ищите за той вон горой,у той вон реки,за теми вон соснами —теперь уже вам не удастсясослаться на то,что вы просто не знаете,где я!
Источник: Прислал читатель
Весеннего леса каприччо...
Весеннего леса каприччо,капризы весеннего сна,и ночь за окошком, как притча,чья тайная суть неясна.
Ах, странная эта задача,где что-то скрывается подиз области детского плача,из области женских забот,
где смутно мерещится что-то,страшащее нас неспроста,из области устного счетахотя бы сначала до ста,
из области школьной цифири,что вскоре нам душу проест,и музыки,
скрытой в эфире,и в мире, лежащем окрест.
Ах, лучше давайте забудем,как тягостна та благодать.Давайте сегодня не будемна гуще кофейной гадать.
Пусть леса таинственный абрис,к окну подступая чуть свет,нам будет нашептывать адрес,подсказывать верный ответ —
давайте не слушать подсказоквсех этих проныр и пролазиз тайного общества сказок,где сплетни плетутся про нас.
Пусть тайною тайна пребудет.Пусть капля на ветке дрожит.И пусть себе будет, что будет,уж раз ему быть надлежит.
Источник: Прислал читатель
Шла дорога к Тракаю...
Шла дорога к Тракаю,литовская осень была ещев самом начале,и в этом началенас озера Тракая своим обручали кольцом,
а высокие кроны лесные венчали.Все вокруг замирало, стремительно близился рокотдевятого валаи грохот обвала.И Прекрасной Елены божественный ликбез труда Маргарита моя затмевала.Плыл, как лодочка, лист по воде,и плыла тишина,и легко показаться могловременами,что уже никого не осталось на этой земле,кроме нас —только мы и озера,и травы под нами,и кроны над нами.А меж тем кто-то третий все времянеслышно бродил вокруг наси таился в травенад обрывом,у самого края.То, наверно, мой Фауст за нами следилиз прибрежных кустов,ухмыляясь в усыи ладони хитро потирая.
Холодало, темнело, виденье Тракайского замкав озерной водепотемневшей —все тише качалось.Начиналась литовская ранняя осень,
короткое лето на этом кончалось.И не зная еще, доведется ли намк этим добрым озерамприехать когда-нибудь снова,я из ветки случайной лесной,как господь,сотворил человечка лесногосмешного.
Я его перочинным ножом обстрогал добела,человеческим ликом его наделил,и когда завершил свое дело,осторожно поставил на толстую ветку егои шпагатом к стволу привязалего хрупкое тело.И когда мы ушли, он остался один там стоятьнад холодной вечерней водой,и без нас уже листья с осенних деревоблетели.…В этот час, когда ветер тревожно стучитсяв ночное окно,в этот час января и полночной метели,до озноба отчетливо вдруг представляю,как он там сейчас одиноко стоитнад застывшей водой,за ночными снегамии мглою морозно-лиловой,от всего отрешенный, отвергнутый идол любви,деревянный смешной человечекиз ветки еловой.
Источник: Прислал читатель
Кто-то так уже писал...
— Кто-то так уже писал.Для чего ж ты пишешь, есликто-то где-то, там ли, здесь ли,точно так уже писал!
Кто-то так уже любил.Так зачем тебе все это,если кто-то уже где-тотак же в точности любил!
— Не желаю, не хочуповторять и повторяться.Как иголказатерятьсяв этом мире не хочу.
Есть желанье у меня,и других я не имею —так любить, как я умею,так писать, как я могу.
— Ах ты, глупая душа,все любили,все писали,пили, ели, осязалиточно так же, как и ты.
Ну, пускай и не совсем,не буквально и не точно,не дословно, не построчно,не совсем — а все же так.
Ты гордыней обуян,но смотри, твоя гордыня —ненадежная твердыня,пропадешь в ней ни за грош.
Ты дождешься многих бед,ты погибнешь в этих спорах —ты не выдумаешь порох,а создашь велосипед!..
— Ну, конечно, — говорю,-это знают даже дети —было все уже на свете,все бывало, — говорю.
Но позвольте мне любить,а писать еще тем паче,так —а все-таки иначе,так —а все же не совсем.
Пусть останутся при мнеэта мука и томленье,это странное стремленьебыть всегда самим собой!..
И опять звучит в ушахнескончаемое это —было, было уже где-то,кто-то так уже писал!
Источник: Прислал читатель