Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая - Егор Майндер

– Я ей уехать предложил…

– Ты пей, пей. На-ка вот. Пей. Ну? Вот, молодец… Ты с ней хоть на край света, а ей деньги подавай? Это реальность, брат. В большом городе ты был и устроиться не смог, и она это знает, правда?

– Да.

– Ну вот и ответ. Тогда ты на себе в её глазах крест и поставил. Хочешь, я тебе сейчас такую же, как она, приволоку? Даже две?

– Таких же я любить не буду…

– Так и эту не люби, всего делов…

– Кто говорит «всего делов», тот не знает падежов.

– Да куда уж мне, автомеханику… Андрей! Ты говорил, тут феечки прилететь должны?

– Через полчаса должны быть! – донеслось из гостиной.

– Вот и ладно, вот и славно… Ты пойми, Серёга, если есть в человеке гниль – он либо вытравит её из себя, либо она будет разрастаться дальше. Выглядит это как лесенка. Ступенечка за ступенечкой, вниз, вниз…. Сначала один плохой поступок – гнильца зародилась. Потом простил его себе, совершил второй, уже хуже – после первого не так страшно – а там и третий, и четвёртый. И вот ты уже ниже, ниже. Знаешь, как они все начинали? С малого. Разок захотелось им ещё пива в баре – а тут мальчики, которые угощают. А потом продолжим праздник дома? Ну и там уже рано или поздно, а за угощение придётся расплатиться. И вот одни из них – те, кто больше никогда, а другие – как ни в чём не бывало. И понеслось. У одной мама заболела, у второй пальтишко износилось, и – лесенка, лесенка… Понял? Ты пей, пей.

Дементьев пил. Давился, но пил – чувствовал, что становится легче. Боль ушла, осталась только обида, обида на весь мир – просто за то, что он так устроен. Что одним с рождения ничего, а другим – деньги на содержание Вероник.

Может, будь устроено всё иначе, ей не пришлось бы?

Вовка в желании поддержать, сам того не зная, наступил на ещё кровоточащую рану.

– Нет справедливости, кроме той, что мы делаем сами. И по справедливости этой – не заслуживает Верка быть любимой.

– Она хотела просто узнать, каково это, – сказал Дементьев.

– А тут ты, наивный и влюблённый. Ну конечно, попользуем парня, а каково ему потом – дело десятое. А ещё вдруг и у него деньжата окажутся – чего ж нет-то? Но деньжат не оказалось. Мда… Всё у этой Ники получится. Только на край света за ней уже никто не пойдёт.

– Найдёт такого же, как я, когда выучится.

– Нет. Знаешь, почему? Гнильца, брат, гнильца. Её становится всё больше, и наружу она со временем тоже вылезет. Заметил, как внешне Вероника твоя изменилась? Как это…. Вульгарно?

– Мгм. Заметил.

– Вооот… Это пока у них глазки невинные, они обманывать могут. Но скоро и взгляд поменяется. Станет хищным таким. Я их повидал, поверь. Так, стой, давай-ка кофе. Что-то ты совсем скис, у Андрея ж сегодня День Варенья! Не-не, ты мне тут глаза в кучу не собирай, рано. Держи, вот: колбаса, сыр, хлеб – жуй…. Кофе чичас будет. Слава изобретателям электрочайников!

К приезду девушек Вовка вывел в гостиную Серёгу таким, будто ничего и не случилось. Ну, разве что, если не считать опухшей разбитой губы.

– Мы тогда поверили, что всё хорошо с ним, – это уже Лёха, присоединившийся к нам, и я поймал себя на мысли, что кофе уже и мне не помешал бы, – Бывало у тебя, Егорыч, что такое состояние наступает – сколь ни пей, а пьянее не становишься?

Бывало. Тогда, ещё до службы на Тихом Океане. Словно в другой жизни. Словно не со мной.

Вот и с Дементьевым происходило тогда подобное. Сколь бы ни пили друзья дальше, а тот результат, что они ждали, не наступал. Парни рассчитывали, что Серёга выпустит эмоции через алкоголь, уснёт – и будет жить дальше со шрамом на сердце.

– Он вам подыгрывал, – пояснил я, – Видимо, понимал, что для него стараетесь. Или праздник портить не хотел.

– Скорее, второе, – сказал Лёха, – Мы им дорожили, он – нами. Даже поверю, что не по нраву ему было, что с ним возятся так.

– Ты что хочешь этим сказать? – поднял на меня глаза Вовка.

– Парня нигде не принимали таким, как есть, кроме как у вас, – пояснил я, – Вот он и научился…. Соответствовать. Понял меня?

Андрей выругался.

– Я должен был понять. Как чувствовал же…

Девушки, как водится, опоздали минут на пятнадцать – но, тем не менее, по словам Андрея, без них вечер не удался бы. Ещё встречая их у порога и помогая им снять верхнюю одежду, Вовка одними глазами пояснил имениннику: эту – Серёге. Самую симпатичную. Так всех трёх и рассадили – одну себе на коленки сразу забрал Вовка, расположившийся в кресле, ближайшем к окну. Вторую рядом с собой усадил Андрей, но только после того, как девушку по имени Настя разместили на диване, слева от Дементьева. Справа сидел Лёха.

– А Лёхе подруга не полагается, – заявил тогда Вовка, разливая вино из литровой упаковки девушкам, – У Лёхи свадьба скоро. У него девушка дома ждёт. Вот. И ей наша компания не нравится. Раньше нравилась, а как с Лёхой стала встречаться – так всё.

– Ещё немного, и мы его потеряем, – усмехнулся Андрей, – Хьюстон, у нас проблемы…

Находясь среди трёх друзей, я начал понимать – лидером в компании был Андрей. Но её душой был Лёха. А Вовка… Вовка был совестью.

Анастасия, Елизавета, Мария… Или Марина? Или Марианна? Сейчас уже не помнили точно, звали Марьей – и ладно. Настю – светловолосую, голубоглазую, совсем как Ника, несмотря на то, что была старше, года на три, заинтересовали Дементьевым, как могли.

– Настасья, это – Серёга, и ему срочно нужна помощь красивой девушки, – пояснил тогда Лёха, – Тут очень важный и серьёзный случай.

– Какой? – игриво, с искорками в глазах, спросила Настя.

Лёха доверительно наклонился к ней.

– Ему. Разбили. Сердце. Только тсссс! Больной не должен знать, ему вредно волноваться.

Настя правила игры приняла.

– Несчастный случай, доктор?

– Я бы сказал: трагедия… Прописано внимание, ласка, забота. Чередовать на ваше усмотрение.

– Сделаем, – улыбнулась Настя и переключилась на Дементьева, – Доктор, а если передозировка?

– Не страшно, – хмыкнул Лёха и занялся тем, чтобы не оказаться до поры лишним. Поддерживал общую беседу, шутил, балагурил, следил, чтобы бокалы и рюмки были наполнены.

И вечер продолжался, плавно перетекая в ночь. Что-то щебетали девушки, просили поменять музыку – танцевать будем. На что получили отказ: сейчас будем слушать поп-рок, а танцы после. Марья ушла перебирать диски с музыкой. Лиза попросила включить ноутбук, чтобы скачать нужные песни из интернета, но Андрей и тут отказал: за свою «машинку» он не пускал никого и никогда.

К полуночи обстановка стала перетекать во всё более интимную. Погасили свет, сдвинули столик, Настя с пятой – или шестой? – попытки всё ж вытащила Серёгу на медленный танец. Едва он закончился, зажёгся в прихожей свет – Лёха засобирался домой.

– Настасья, можно вас на пару слов? – позвал он и сделал Андрею жест, пока Дементьев не видел: мол, отвлеките его. И, пока Андрей выспрашивал у Серёги о самочувствии, вышедшей в коридор Насте Лёха сунул тысячную купюру и прижал палец к губам – мол, тихо.

– Зачем? – удивилась она шёпотом.

– Я ухожу, парни заняты подругами… А за Серёгой надо присмотреть. Желательно, чтобы утром он улыбался. Если не будет – приеду и попрошу вернуть деньги.

– Ты за кого меня принимаешь? – прошипела Настя.

– Ах, извини, если ошибся. Просто хотел попросить тебя помочь моему другу – а это подарок за помощь. Ну если ты не хочешь, то извини… – и начал убирать деньги обратно в бумажник.

– Нет, стой. Если надо помочь, то конечно, – улыбнулась Настя. Взяла деньги, тут же спрятала в куртку.

– Я как лучше хотел, – пояснил Лёха, вращая в руках рюмку с водкой и глядя в пустоту, – Не думал ведь, что он увидит.

Но Дементьев увидел. Увидел эту тысячу…

«Такой вот я и есть – меня можно любить только, если у меня есть деньги», – предпоследняя запись в дневнике. Её он сделал, выйдя на кухню под предлогом налить себе кофе.

Ему хотелось остаться наедине с собой. Если человек взялся за дневник, за то, куда сливалось всё, что на душе накопилось – стало быть, его лучше не трогать. Он выключил свет. Стоял и смотрел в окно на огни «Сатурна», на отъезжающие дорогие иномарки… Хотя… Какое там, «дорогие». Подержанные «тойоты», «ниссаны» и «митцубиши» дорогими не бывают. Скорее, просто недоступные для него, Дементьева. Не дорогие, а казавшиеся дорогими. Казавшиеся. Всего лишь.

Мы могли только гадать, о чём он думал тогда. И – да! – гадали.

Вовка уже уединился со своей пассией в спальне – пара кроватей у противоположных стен, да покосившийся шкаф – вот и вся обстановка. Андрей с Марьей танцевали. Настя вышла из гостиной за Дементьевым. То ли дело было в тысяче, то ли и впрямь искренне хотела помочь.

– Серёёёж… Ты чего там?

– Ничего. Иду, – он выдавил улыбку. С этой выдавленной улыбкой Андрей его и запомнил входящим в зал, держащим Настю за руку.