Всё на свете (ЛП) - Никола Юн

СВЕТ МОЙ ЗЕРКАЛЬЦЕ

Прошла вечность, и неделя, наконец, закончилась. Голова у меня кружится, хотя я стараюсь сделать так, чтобы она не кружилась. Это сложнее, чем можно представить. Когда стараешься не улыбаться, улыбаешься еще больше.

Карла наблюдает, как я испытываю затруднения с выбором одежды. Обычно я об этом много не раздумывала. Правда, совсем не думала об этом. Мой шкаф полностью состоит из белых футболок и синих джинсов. Джинсы расфасованы по типу — прямые, в обтяжку, под ботинки, прямые, и глупо обозванные "мальчикового кроя". Моя обувь — кроссовки, все белые — сложена кучей в заднем углу. Я почти никогда не ношу обувь дома, а сейчас не уверена, смогу ли найти пару, которая подойдет. Роясь в куче, нахожу левый и правый одного размера. Они подходят, но едва-едва. Я стою перед зеркалом. Футболка должна совпадать с обувью или с сумочкой? Белый подходит моей цвету моего лица? Мысленно ставлю галочку, чтобы позже заняться покупками. Куплю футболки разных цветов, пока не найду ту, которая подойдет мне лучше всех.

В пятый раз спрашиваю Карлу, ушла ли уже мама.

— Ты же знаешь свою маму, — говорит она. — Она хоть когда-нибудь опаздывала?

Мама верит в пунктуальность, как другие верят в Бога. Время бесценно, говорит она, и невежливо тратить время кого-то другого. Мне даже не разрешают опаздывать на Пятничные Ужины.

Я смотрю на свое отражение в зеркале и безо всяких причин сменяю белую футболку с V-образным вырезом на белую с глубоким круглым декольте. Или не безо всяких причин. Но просто, чтобы чем-то занять себя, пока жду Олли.

Как бы мне хотелось поговорить об этом с мамой. Мне хочется спросить у нее, почему у меня перехватывает дыхание, когда я думаю о нем. Мне хочется поделиться с ней своим головокружением. Мне хочется рассказать ей все веселые шутки, которые рассказывает Олли. Мне хочется сказать ей, как я не могу перестать думать о нем, хотя пытаюсь. Мне хочется спросить у нее, чувствовала ли она в начале то же самое с папой.

Убеждаю себя, что я в порядке. Когда мы в последний раз виделись, я не заболела, и он знает правила — никаких прикосновений, полная дезинфекция, никаких посещений, если он думает, что в следующие несколько дней может заболеть.

Убеждаю себя, что нет ничего плохого в том, что лгу маме. Убеждаю себя, что не заболею. Убеждаю себя, что нет вреда в дружбе.

Что Карла права — любовь не сможет меня убить.

ПРОГНОЗ

Олли снова на стене, когда я вхожу в комнату. В этот раз он забрался на самый верх.

— Кончики твоих пальцев когда-нибудь устают? — спрашиваю я.

— Они у меня на строгом режиме тренировок, — говорит он, улыбаясь мне. Мой желудок делает небольшое сальто, к которому мне придется привыкнуть, потому что кажется, такова побочная реакция встреч с ним.

Вчера в этой комнате я делала домашнее задание. Я знаю, что все в ней осталось таким же, как когда я ушла, но выглядит и ощущается она по-другому. Комната оживает намного больше, когда в ней Олли. Если все искусственные растения и деревья прямо сейчас качнутся, то я не удивлюсь.

Иду к дивану и устраиваюсь в самом дальнем от него углу.

Спустившись со стены, он присаживается, скрестив ноги и прислонившись к ней спиной.

Я подгибаю под себя ноги, поправляю копну волос, обнимаю себя за талию. Почему из-за нахождения с ним в одной комнате я настолько ощущаю свое тело и части его? Из-за него я даже ощущаю свою кожу.

— Сегодня ты в обуви, — говорит он. Он определенно все подмечает — такой тип парней знает, когда ты перевесила картину или добавила новую вазочку в комнату.

Я смотрю на обувь.

— У меня таких девять одинаковых пар.

— И ты жалуешься на мой выбор одежды?

— Ты носишь только черное! Из-за этого выглядишь погребально.

— Мне нужен словарь, чтобы говорить с тобой.

— Характерный или свойственный погребению.

— Не настолько полезное определение.

— Проще говоря, ты ангел смерти.

Он улыбается мне.

— Меня выдала коса, да? Я думал, что хорошо ее припрятал.

Он меняет положение. Теперь он лежит на спине, колени согнуты, руки переплетены под головой.

Я снова безо всяких причин меняю положение, прижимая ноги к груди и обвивая их руками. Наши тела общаются между собой отдельно от нас. В этом разница между дружбой и чем-то другим? В том, как я его ощущаю?

Воздушные фильтры гоняют воздух, воспроизводя тихий гул наряду с шумом вентилятора.

— Как это работает? — Он осматривает потолок.

— Они промышленные. Окна запломбированы, поэтому воздух проходит только через фильтры на крыше. Ничто более 0,3 микрон не проникает внутрь. К тому же, система циркуляции полностью сменяет весь воздух в доме каждые четыре часа.

— Ух ты. — Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и я вижу, что он пытается определить, насколько я больна.

Я отворачиваюсь.

— За это заплатила администрация наследства. — Прежде чем он успевает спросить, я добавляю: — Водитель грузовика, который убил моего папу и брата, уснул за рулем. Он работал три смены подряд. Они уладили вопрос с мамой.

Он снова смотрит на потолок.

— Извини.

— Это странно, потому что я на самом деле их не помню. Я имею в виду, вообще не помню. — Я пытаюсь игнорировать те чувства, которые всплывают, когда я думаю о них. Это грусть, но не совсем грусть, а потом вина. — Странно скучать по кому-то, кого никогда не было или ты не помнишь об их существовании.

— Не так странно, — говорит он. Мы оба молчим, и он закрывает глаза.

— Ты когда-нибудь задавалась вопросом, на что была бы похожа твоя жизнь, если бы ты могла изменить что-то одно? — спрашивает он.

Как правило нет, но уже начинаю. Что, если бы я не болела? Что, если бы мои папа с братом не умерли? Не интересоваться невозможным — именно так мне удалось стать Мастером Дзен.

— Все думают, что они особенные, — говорит он. — Мы все — снежинки, верно? Мы все уникальны и сложны. Мы никогда не сможем познать человеческое сердце и тому подобное.

Я медленно киваю, потому что уверена, что соглашаюсь со всем, что он сейчас говорит, но я в равной степени уверена, что не соглашусь с тем, что последует дальше.

— Я думаю, это чепуха. Мы не снежинки. Мы просто готовый продукт совокупности ингредиентов.

Я перестаю кивать.

— Это как формула?

— Именно как формула. — Он опирается на локти и смотрит на меня. — Думаю, есть только один или два ингредиента, которые очень важны. Выясни, какие, и разгадаешь человека. Сможешь предсказать в нем все.

— Правда? И что мне теперь сказать?

Он подмигивает мне.

— Ты думаешь, что я жестокий человек, еретик…

— Безумный, — завершаю я за него. — Ты и правда не веришь, что мы — математические уравнения?

— Возможно.

Он ложится.

— Но откуда ты знаешь, какие ингредиенты изменить?

Он выдыхает, долго и терпеливо.

— Да, это проблема. Даже если выяснишь, какие ингредиенты изменить, то на сколько стоит изменить их? А что, если не сможешь достаточно точно изменить? Тогда не сможешь спрогнозировать новый продукт. Можешь все испортить.

Он снова садится.

— Хотя представь, что изменив верные ингредиенты, можно было бы исправить ситуацию прежде, чем она пойдет не так. — Последнюю часть он произносит тихо, но разочарованно, будто он тот, кто долгое время пытался решить одну и ту же неразрешимую проблему. Наши взгляды встречаются, и он выглядит смущенным, словно раскрыл больше, чем намеревался раскрыть.

Он ложится на спину и закидывает руку на лицо.

— Проблемой является теория хаоса. Слишком много ингредиентов в формуле, и даже самые незначительные могут быть важнее, чем ты думаешь. Никогда не сможешь достаточно точно определить их значимость. Но! Если бы такое было возможно, можно было бы составить формулу, чтобы предсказывать погоду, будущее, людей.

— Но теория хаоса говорит, что это невозможно?

— Ага.

— Тебе понадобился целый раздел математики, чтобы сказать, что люди непредсказуемы?

— Ты же в этом разобралась, да?

— Книги, Олли! Я узнала об этом из книг.

Он смеется, перекатывается на бок и смеется еще больше. Он настолько заразителен, что я тоже смеюсь, все мое тело отвечает ему. Я наблюдаю за его ямочкой, на которую больше не должна обращать внимания. Мне хочется положить на нее палец, чтобы он все время улыбался.

Может, будущее нам и неизвестно, но кое-что предсказывать мы можем. Например, я точно влюблюсь в Олли. И это почти наверняка будет катастрофой.

Это совершенно точно будет катастрофой.

СЛОВАРЬ МАДЛЕН

Одержимость (о·дер-жи́-мость) — сущ. ед.ч. 1. полное и всеобъемлющее подчинение разума человека чему-то, какой-либо мысли или желанию. [2015, Уиттер]

СЕКРЕТЫ

Мое постоянное общение с Олли посредством быстрых сообщений отражается на мне. Я заснула во время не одного, а целых двух вечеров кино с мамой. Она начинает беспокоиться, что что-то не так, что моя иммунная система каким-то образом поставлена под угрозу. Я говорю ей, что все намного проще. Я просто не высыпаюсь. Думаю, я знаю почему, учитывая нашу ситуацию, ее мозг доктора моментально переходит к самому худшему сценарию. Она говорит мне то, что я уже знаю, что недостаток сна неблагоприятен для человека в моем состоянии. Я обещаю ей исправиться. Той ночью я переписываюсь только до двух часов ночи, а не до обычных трех.