Персонал - Ольга Равн

не нажимают кнопку «позже» и запросто парят по коридорам. Корабль к их услугам, а они – к его. Я не верю, что существуют какие-либо видимые признаки того, что я и еще несколько других, вам знакомых, но чьи имена я не намереваюсь перечислять, были созданы ради неполадок; не верю, что я, даже не желая того, отталкиваю окружающих. Например, я крайне неуклюже двигаюсь, поэтому делаю все медленно и с усилием – как в работе, так и вне ее. Ничто на корабле не кажется мне естественным, все вызывает вопросы, и каждое лицо – черная дыра. Но возможно, так мне казалось всегда, еще до появления на борту. Я уже не помню. У каждого на корабле своя участь, а некоторые, без сомнений, разделяют одну, общую. Иные из нас погибнут, зато другие вернутся.

Свидетельство 075

Это совершенно ничего не значит для меня. Нет. Нет, ничто не привлекло моего внимания. И мне нечего добавить по этому поводу. Что мне тогда вам рассказать? Я в основном думаю о том, что было до начала работы. Иногда это горстка жидких облаков. Рой божьих коровок, сбившихся в кучку на дереве. Рис, налипший на мокрую тарелку изнутри. Изюм, разбросанный ребенком. Увядший, растерявший семена цветок в саду. Мы перестилали пол и, когда подняли половицы, обнаружили под ними белый цветок. Он рос прямо под нашими ногами, и мы даже не догадывались об этом. Рос в темноте. Мы сорвали его, но он все равно продолжал расти. Именно об этом я сейчас думаю. В майском свете он раскрылся. Свет принес с собой надежду, и этой надеждой стал ребенок. Его я потеряла за два месяца до вызова. Иногда я представляю себе, насколько иначе сложилась бы моя жизнь, если бы я выносила этого ребенка. Я до сих пор не понимаю, как могла жить здесь без неба. Я пыталась разобраться в происходящем, с тех пор как меня призвали. Я была ценна для организации. Это мне ясно. Я летала по самым опасным маршрутам. Но это совсем не то. Я даже не могу это назвать работой пилота. Мы летим не по небу, а сквозь бесконечность, вечно дремлющую бесконечность.

Свидетельство 076

Из коридора видна комната с восемью или десятью пустыми стульями, расставленными по кругу. Между ними на полу, в центре помещения, три пачки бумажных салфеток и одно из тех яиц, что иногда появляются среди предметов. Моя человекоподобная коллега говорит: я чувствую в своих губах биение пульса. Я отвечаю: мой пульс будет биться, пока не затихнет навсегда, твой пульс можно выключать и включать. Она говорит: откуда тебе знать, что во мне ничего не происходит, когда я отключена? Отключение – это придуманное вами понятие. По-вашему, это что-то вроде смерти для нас. Отключить сознание. Но я представляю и, кажется, даже помню, как, отключенная, брожу среди биодрапировок, выхожу в бесконечно длинный коридор с окнами, и перед каждым из них биодрапировка мягко вспархивает мне навстречу, мои шаги эхом отдаются в коридоре, из-под моего длинного платья выкатывается яйцо. Я подбираю яйцо и иду дальше, держа его в руках. Оно размером с дополнение, или с голову ребенка с детской голограммы, оно теплое и пульсирующее, и я замечаю такую же пульсацию в губах, подношу к ним руки, прижимаю яйцо ко рту и провожу по нему губами. Кажется, что яйцо и мои губы пульсируют в одном и том же ритме, что они неразделимы, и что это, если не биение сердца? Я открываю рот – здесь, в коридоре, в полностью отключенном состоянии, я могу разинуть его невероятно широко – и проглатываю яйцо. Я продолжаю шагать мимо окон и биодрапировок, пока из-под платья не выкатывается новое яйцо. Я поднимаю его, прижимаю к себе – теплое, – проглатываю, и так снова и снова, пока меня не включат.

Свидетельство 078

Едва я оказался на корабле, как у меня появилась некая привязанность к предметам в комнате. Я захожу к ним, сажусь, и меня накрывает бесконечным спокойствием. С тех пор как я работаю здесь, дошло до того, что приходится как минимум раз в день заглядывать сюда, иначе меня охватывает беспокойство. Я особенно привязался к тому, в углу. Он похож на подарок. Я знаю, что нам нельзя притрагиваться к предметам, но вы всегда все знаете, поэтому вам наверняка известно, что мне нравится теребить конец розового пояса на этом самом предмете. За последние несколько дней у меня заметно повысился уровень стресса, возможно, из-за изменения рабочих отношений, о котором вы говорили. Это увеличение стресса по той или иной причине довело меня до того, что теперь я по крайней мере каждый час проверяю предметы. Чаще всего я просто заглядываю в комнату, пробегаю по ним взглядом и убеждаюсь, что все в порядке. Но стоило вам позавчера убрать тот самый предмет, к которому я был привязан больше всего – тот, с розовым поясом, подарок, – мое сердце бешено заколотилось, в руках и ногах стало покалывать, появилось ощущение нереальности происходящего и приближающейся катастрофы.

Свидетельство 080

Как я могу отказать вам – тем, кто дал мне работу? Мне хочется вернуться к морю. Хочется отдохнуть, хочется снова подержать на руках ребенка. Когда ребенок прижимался ко мне ртом, я была для него одновременно и телом, и объектом. Когда из меня лилось молоко, я была для него одновременно и молоком, и не молоком. Если сильно сжать грудь, из нее все еще можно выдавить каплю или две, но для кого и для чего – кто будет питаться этим мизерным количеством на корабле шесть тысяч?

Свидетельство 083

Я жила в просторной вилле на холме. Я была самой старой женщиной в городе. Меня звали Анне-Мари. Мой сад примыкал к лесу, и время от времени они появлялись на опушке леса, словно косули. Смотрели тяжело и отстраненно. Как-то я целый день красила дверь в красный, чтобы стоять в саду и следить за ними. Уже тогда я, и не только я, подозревала: что-то здесь не так. Теперь я отвечаю за стирку текстиля на корабле. Сначала разбираю на две груды светлое и темное, в третью складываю искусственные ткани, в четвертую – шерсть и шелк и в последнюю – материал, сотканный из ароматических масел. Я устанавливаю режимы стирки: разная температура,