Умеешь ли ты свистеть, Йоханна? - Ульф Старк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, как? — спрашивает Йонте.
— Здорово. Особенно про свет одиноких окон — это как стихи.
— Еще бы! И не такие уж дурацкие.
Йонте вызывается сопровождать Сикстена. Он хочет удостовериться, что письмо отправлено как положено. Здорово, что все так складно написалось и что они помирились.
Приятели добираются до вершины холма и катят оттуда вниз, приподнявшись в седлах и отведя одну ногу назад.
Летим будто птицы, думает Сикстен. Наверное, это и есть свобода.
Он не замечает Боббо, Арне и Микаэля Бурфорса, которые как раз поднимаются в гору. Они чуть не сталкиваются.
— Полюбуйтесь-ка на них, — вопит Боббо.
— Ага, и велосипед уже не девчачий, — замечает Арне.
Сикстен и Йонте проносятся мимо. Вот они уже у синего почтового ящика. Сикстен опускает конверт.
— Ну, теперь дело пойдет, — убежденно говорит Йонте.
— Будем теперь ждать ответа.
Письмо из Карлскруны
Сикстен сидит за столом на кухне и смотрит на автостоянку. И так каждое утро. Уже несколько дней.
Вот проходит тетенька с продуктовой сумкой. А вот дяденька в кепке выгуливает собаку.
Больше смотреть не на что.
Он обычно появляется без четверти одиннадцать. Проезжает на желтом велосипеде сквозь ряды автомобилей, спереди у него большая коричневая сумка.
Сикстен замирает в ожидании.
Он слышит, как падают письма в почтовые ящики. Слышит приближающиеся шаги. Тихонько, чтобы не разбудить отца, отворяет дверь.
Внизу на лестничной площадке стоит почтальон и качает головой.
— Sorry[3], парень, тебе опять ничего. Только отцу твоему.
Сикстен берет письмо и закрывает дверь. Он сразу догадывается, что это то самое письмо. Буквы на конверте так и пляшут. А если поднести письмо к носу — от него пахнет духами.
— Кто там? — кричит папа.
— Ерунда. Почта, — отвечает Сикстен.
Но папа всё же выходит в коридор. На нем старый боксерский халат. Папа трет глаза и не замечает, как Сикстен прячет что-то под рубашку.
— Есть что-нибудь интересное?
— Вот, — Сикстен машет рекламным проспектом. — На этой неделе скидка на жареных бройлеров.
— Отлично, — радуется папа.
— Ага, — поддакивает Сикстен. — Ну, мне пора.
Он хочет открыть конверт вместе с Йонте. И мчится к нему на велосипеде. Конверт спрятан на груди, и от этого сердце бьется сильнее.
— Ну и дела! — ликует Йонте. Он ведет друга к себе в комнату. — Она все-таки ответила!
Йонте протирает очки и изучает конверт.
— Хороший почерк, — отмечает он. — Откроем?
Но они оттягивают решающий момент. Сначала выпивают по стакану сока. А затем Сикстен бежит в туалет.
И только потом они открывают конверт и читают:
Дорогой Бенни!
Спасибо за письмо. Оно меня очень обрадовало. Я не посылаю фотографию. Лучше встретиться и посмотреть друг на друга. Хорошо было бы прокатиться с тобой на ночном автобусе. Спасибо за билет. Давай встретимся поскорее. Позвони мне, и мы договоримся, где и когда. Я живу в Карлскруне.
Сив Ларссон, Танцующие ножки.Под подписью указан телефон.
Ребята дважды перечитывают письмо, а потом какое-то время сидят молча.
Интересно, понравится ей папа или нет, размышляет Сикстен. Не такой уж он весельчак. А с другой стороны, понравится ли Танцующие Ножки папе. Вроде женщины его совсем не интересуют.
Но Йонте доволен.
— Поздравляю, — радуется он. — Получилось. Осталось только с твоим отцом поговорить, убедить его, чтобы он ей позвонил.
— Бесполезно. Он не станет, — вздыхает Сикстен.
— Посмотрим, — не сдается Йонте. — Просто ему надо разобраться в своих чувствах. Я что-нибудь придумаю.
Йонте предлагает сыграть в шахматы и хочет прочесть Сикстену свое новое стихотворение.
Сначала звонит папа, потом Сикстен
Кофейные чашки и стаканы с соком стоят на столике в гостиной. А печенье «Балерина» — из магазина Слепого Свена. Так что они достались бесплатно. Печенье лежит на тарелке. Рядом стопка журналов, которые Йонте одолжил у мамы.
— Угощайся, — предлагает Сикстен.
— Спасибо, — говорит папа, — Очень вкусно.
Он макает печенье в кофе.
Йонте принимается листать журнал, находит фотографию женщины в коротком платье и высоких черных сапогах.
— Джулия Робертс в «Красотке», — показывает он папе. — Нравится?
— Уж не знаю, что и сказать, — смущается папа.
— Пожалуй, чересчур худая, — замечает Йонте. — А посмотрите на эту. Другое дело.
Он демонстрирует фотографию Мадонны. У неё взъерошенные волосы, огромные серьги и множество браслетов. А одежды почти совсем нет.
— Это Мадонна, — объясняет Йонте. — До того, как она похудела. Правда, у неё красивые глаза?
— Возможно, — соглашается папа.
— Вот бы такая с нами жила! — подхватывает Сикстен.
Папа вдруг закашливается и проливает кофе на только что полученную из прачечной рубашку.
— Мадонна-то? — переспрашивает он. — С какой стати?
— Ну, если на то пошло, не так важно, как она выглядит, — вставляет Йонте. — Самое главное, чтобы в доме был взрослый, с которым можно было бы поговорить.
— И потанцевать, — добавляет Сикстен.
— И посмеяться.
Папа ставит чашку на стол и смотрит сначала на Сикстена, потом на Йонте.
— К чему это вы клоните?
— Ни к чему, — смущается Сикстен.
Он уже ни на что не надеется.
— Мы думали, может, вы позвоните, — говорит Йонте.
Папа рассматривает кофейное пятно на рубашке. Он встает прежде, чем Йонте успевает закончить.
— Вот именно… — бормочет он. — И немедленно. Надо, наконец, вызвать мастера и починить стиральную машину.
Он решительно направляется к двери. Но вдруг останавливается.
— Вот где только его отыскать, — вздыхает он.
— В газетах полным-полно объявлений, — подсказывает Сикстен.
Папа идет на кухню. Мальчики слышат, как он листает газеты, а потом звонит по телефону.
— Конечно, — говорит он в трубку. — Хорошо. Ага. Да, всё подходит. Договорились.
Йонте грустно глядит на друга.
— Sorry. Пожалуй, ты был прав. Твой отец никогда никакой женщине звонить не станет.
— Тогда придется мне самому, — решается Сикстен. — Идем к тебе!
— Напрасная затея, — сомневается Йонте. — Она сразу догадается, что это не он.
— Но она же не знает папиного голоса.
— Не глупи. Она сразу поймет, что это говорит не взрослый, а мальчишка.
— Ну, может, не сразу.
— Не надо этого делать, — просит Йонте.
— Что же, ждать пока я вырасту? — ворчит Сикстен.
На это Йонте возразить нечего.
Они оставляют велосипеды у дома Йонте. И проходят прямо в его комнату.
Сикстен сжимает в руке письмо с номером телефона. Он не собирается сдаваться.
На этот раз — ни за что. И пусть в животе все переворачивается, словно там завелась кенгуру.
— Ну, к делу! Где телефон?
Он включает синтезатор, вертит ручки — точно так же, как Йонте, когда читает свои стихи — а потом склоняется над микрофоном.
— Вот теперь у меня вполне взрослый голос, — говорит он.
В динамиках звучит глубокий мужской бас.
— Я набираю номер, — говорит голос, — а ты, когда я заговорю, поднесешь трубку к динамику.
— Гениально, — ликует Йонте. — Как я сам не додумался.
Дрожащими руками Сикстен набирает номер.
— Она ответила, — шепчет Сикстен. — Черт, что говорить-то?
— Скажи, пусть приходит сюда, — подсказывает Йонте.
— Привет! — говорит Сикстен. — Это я, Бенни Антонссон. Тот самый, с ночного автобуса, помнишь? Спасибо за письмо. Отличное. Давай встретимся.
Во время разговора он вертит ручки, чтобы изменить голос. Поначалу у него получился голос пятилетнего ребенка, а теперь — густой бас.
— Ну-ка, послушаем, что она ответит.
— Как тебе мой голос, немного странный, правда? — добавляет он. — Это у меня горло болит. Ангину подхватил. Так что долго разговаривать не могу.
И он снова умолкает и слушает.
— Конечно, к пятнице я наверняка поправлюсь. Тогда и увидимся. Адрес есть в письме. Можешь у нас пожить, если захочешь. У нас места много. Без проблем.
Сикстен победно машет рукой, женщина из Карлскруны что-то ему отвечает.
— Отлично, — соглашается Сикстен. — Договорились. А теперь мне надо дать горлу передышку.
И Сикстен кладет трубку. Выключает микрофон. И смотрит невидящими глазами, пока Йонте не принимается трясти его за плечи.
— Ну, как она?
— Обещала приехать в гости. В пятницу в четыре.
Женщина с коровьими глазами
В пятницу папа работает сверхурочно. Так что Сикстен и Йонте успевают навести порядок. Они протерли дверцы шкафа, пропылесосили пол. Почистили раковину и смахнули пыль с зеркала в коридоре. Сикстен предусмотрительно убрал свадебную фотографию мамы с папой и повесил над диваном боксерские перчатки.