Неотразимая графиня - Эшли Марч

— Я не думаю, что хотела бы сделать заказ сегодня, — вздохнув, проговорила Лия.

Настороженность появилась на лице девушки, возможно, в ответ на слишком тихий шепот Лии.

— Нет, мадам?

— Предварительно я бы хотела посмотреть ткани, черные, разумеется. Но не могу ли я выбрать что-то иное, чем креп или бомбазин?

Девушка опустила глаза и задумчиво вытянула губы.

— Одну минуту, мадам.

Лия оглядывала комнату, пока ждала: розовая обивка стульев, между ними овальный стол, стопки модных журналов в углу прилавка. Сине-белые обои в восточном стиле, чистые, но вытертые на швах. Звук шагов эхом отдавался в голове, и она посмотрела вниз на свои пальцы, нервно барабанящие по прилавку. Вздохнув поглубже, заставила себя успокоиться и увидела, как из-за занавески, закрывающей дверь в служебное помещение, вышла продавщица.

Она держала в руках рулон черной органзы. Черная, но отливающая темно-синим в волнах света, воздушная ткань…

— Иногда берут на бальные платья, но не все дамы решаются выбрать эту ткань.

В чем причина, по которой сердце Лии застучало с бешеной скоростью? Ведь это был всего лишь кусок материи, и, несмотря на синий оттенок, все равно черной. Лия не сможет украсить платье атласным бантом или бисером или выбрать модный фасон. Если она наденет платье из этой ткани, оно все равно будет выглядеть как платье вдовы, строгое и респектабельное, без намека на легкомысленность.

Она протянула руки и легонько провела по ткани, материал приятно шелестел под ее черной перчаткой. Нет, она была не в состоянии отказаться.

— Я передумала, — пробормотала она, любуясь сине-черным материалом. — Я бы хотела заказать платье из этой ткани.

— Какой фасон, мадам?

Лия снова открыла журнал и указала на первое попавшееся платье, которое выглядело точно так, как две дюжины ее других траурных нарядов:

— Вот это подойдет.

— Вы хотели бы, чтобы мерки сняли сегодня?

— Да. — Лия выпрямилась, неохотно убрав руку. — Когда оно будет готово?

Разумеется, она будет носить его только у себя дома. Так как она недавно овдовела, никому не приходит в голову прислать ей приглашение, никто не ждет ее на балах или на приемах. Лия не ждала, что ее мать или Беатрис приедут навестить ее в ближайшее время. И друзья, обожавшие Йена, когда-то звавшие ее на чай, теперь забыли о ее существовании. Лишь изредка Лия получала от них открытки с соболезнованиями. Она была им нужна только для того, чтобы они могли наслаждаться компанией Йена.

Наконец продавщица сказала:

— Неделя вас устроит?

И вдруг Лия сделала маленький пируэт. Совершенно спонтанно, не думая об этом, не анализируя уместность действия или его последствия и то, как бы восприняла это ее мать или отразилось на ее муже. Она просто покружилась. Всего один раз.

И когда она остановилась, то увидела, как удивленно продавщица смотрит на нее. Лия улыбнулась ей сквозь вуаль.

Улыбка. Пируэт. Черная органза. Все в один день. О, это была всего лишь маленькая попытка быть независимой. Но начиная с этого дня она хотела большего.

В тот вечер Лия бродила по дому, переходя из одной комнаты в другую. Она пробовала читать, но, увы, Теккерей не смог удержать ее внимание. Пробовала сесть за фортепьяно, но из этой затеи тоже ничего не вышло.

После нескольких аккордов ее пальцы неподвижно лежали на клавишах. Она сама не заметила, как спустилась в холл. Казалось, ноги несут ее куда-то помимо ее воли. Не обращая внимания на удивленные взгляды слуг, она оказалась на первом этаже, потом поднялась на второй.

В течение всей своей жизни она была связана ограничениями, наложенными на нее ее матерью, и должна была соответствовать ожиданиям общества. И никогда не помышляла о том, чтобы нарушить все эти правила, она спокойно следовала предписаниям, веря, что ее награда — это прекрасный муж, который будет любить ее и их общих детей. Но, будучи послушной, Лия не получила ничего, кроме разочарования и печали.

Лия круто повернулась на каблуках, задев юбками стул. Казалось, комната сузилась, а тишина давила. Она долго хранила секрет Йена, боясь позволить себе сойтись с кем-то поближе, чтобы, не дай Бог, кто-то смог бы прочесть правду в ее глазах. Но теперь, когда он был мертв, почему она снова должна мириться с одиночеством? Она понимала, что никто не присылает ей приглашений, потому что все думали, что она погружена в свое горе, но это было не так.

Лия вошла в спальню, ее взгляд прошелся по стенам, по полу, разнообразным мелочам, которые она расставила в комнате. Не по своему желанию, а потому, что именно так должна выглядеть комната леди. Хрустальные флаконы с духами на трюмо, щетка для волос точно в центре, никакого беспорядка, ничего случайного, все на своих местах. Пейзажи на стенах: поля, усеянные фиалками и мирно пасущимися стадами. Нет, если бы она прислушалась к своим собственным желаниям, она выбрала бы что-то от Делакруа или Жерико, предпочитая вместо пассивной сцены видеть на холсте жизнь, дерзкую и яркую.

Она снова развернулась и подошла к маленькому письменному столу у противоположной стены. В одном из ящиков лежали письма Анджелы к Йену. Она столько раз пыталась их сжечь, но всякий раз вытаскивала из камина. Их секреты не отпускали ее.

Выдвинув ящик стола, Лия взяла пачку писем, перевязанную розовой лентой. Хотя запах ванили и лаванды стал слабее, но по-прежнему ощущался. Она тут же вспомнила Йена, то, как он ложился рядом с ней в постель, и этот аромат исходил от его кожи…

Ее рука слегка задрожала, стремясь отшвырнуть письма. Вместо этого она еще осторожнее сжала их и повернулась к креслу перед камином. Капельки пота выступили на висках, когда Лия села в кресло, но она никого не позвала, чтобы пламя притушили.

Она держала письма так крепко, что чувствовала, как пергамент впитывает влагу ее ладоней. Дыхание стало глубоким и прерывистым, будто она спешно поднялась по лестнице, вместо того чтобы преодолеть ступени размеренным шагом. Капелька пота катилась по щеке, по подбородку, вдоль шеи и по ее плечу, оставив след на впадине ключицы.

Дрожащими руками Лия развязала ленту и вытащила первое попавшееся письмо из пачки. Это могло быть первое письмо Анджелы, а может быть, последнее, это не имело значения. Лия не знала, что именно она ищет, как и не знала, почему решилась прочесть его.

Отложив все другие в сторону, она развернула письмо.

Пергамент стал похож на тонкую ткань, влажный и потертый в ее руках, глаза сфокусировались на написанном:

«Любовь моя!»

Лия ждала, что ее глаза обожгут слезы, а горло сдавят подступающие рыдания, но ничего подобного не случилось. Она не могла подавить ощущение предательства, видя, с какими словами другая женщина обращается к ее мужу, но это почему-то не убило ее. Ее сердце больше не было деликатным и хрупким, и она ощутила радость, что оно не будет разбито вновь от того, что она задумала.