Колкая малина. Книга четвёртая - Валерий Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рубиновые звёзды птицы не садились,
Они только уважительно кружились,
Понимая, что там за дела,
Если на Архангельском звонят в колокола.
Там придумали свои богоявления
И создали новые масштабы измерения:
Так, любая очередь не может быть длинней,
Чем та, которая стояла в мавзолей.
Главные часы время отсчитали,
И часовые по дорожке прошагали.
Всё по распорядку неизменному,
По минутам и только по-военному.
Ели облепили молодые шишки,
То тут, то там мигают фотовспышки,
А вдоль траурной стены бегал драный кот,
И это явно был совсем не патриот.
На шершавой искалеченной брусчатке
От времен лихих остались отпечатки.
Здесь пионеров строят по правилу ранжира,
Они — наследники нового мира.
Сейчас у них проверят внешний вид
И отправят драному коту устроить геноцид:
Они кого угодно загонят в капкан,
Пока патриотично грохочет барабан.
Злость и ярость
Когда я попадаю в плен своих эмоций,
Меня пугается своё же естество:
Я сам уже не вижу ни берегов, ни лоций,
И что бы я ни делал, — это шутовство.
В злости нет ни смысла, ни искусства,
Но если со всем миром не согласен,
Как говорил великий Заратустра:
«Уйди, когда для всех опасен».
Ярость — это признак ослепленья,
Но это только видится как драматургия.
Тут в утешение достанутся блудливые сомнения:
Быть может это всё и есть шизофрения?
А уже когда находит исступление,
Это вроде людоедства, но без аппетита,
Оно быстро перейдёт в остервенение,
И уже недалеко до суицида.
И всё это безумие с нами всегда рядом,
А не на брусчатке пустых площадей.
Оно изрыгается страхом и ядом
На близких и верных людей.
Ни слепая ярость, ни глухая злость
Не помогут и не воскресят.
И люди селятся туда, где есть любовь,
И за каждую ошибку не казнят.
Зуд
Порыв — это поступок без всяких размышлений,
А ответная реакция уже произошла.
Это всё в порыве тайных побуждений,
Где нет расчёта, есть только игра.
Это всё незрячая игра без козырей,
Где в тёмную пытаются колоду стасовать.
Тут важно извернуться и стукнуть побольней,
И глаза друг другу погуще заплевать.
Всё это называется подкожными делами,
Которые зудят, как паразит чесоточный.
А может быть, такое было с вами,
Когда весь мир становится подстрочечный?
У уступивших не бывает проигравших,
Проигрывают те, кто не знает меры,
А кто судит примирение признавших,
Те, по большому счёту, сами лицемеры.
Те, кто не обучены искусству выживать,
Не воспримут паузу как знак.
Они дуэльный пистолет не смогут удержать,
Потому что спорящий — не враг.
А когда у вас ни в чём сомнений нет,
То ваши личные скелеты и трущобы
Дадут вам оглушительный совет:
Не вступайте в бой из личной злобы.
И так тоже можно
Он по жизни не пытался просто воровать,
Ему надо было где-то прислюниться,
Чтобы у кого-то что-нибудь отжать,
Просчитав заранее, как смыться.
Всегда хорошо просквозить по карманам
Там, где было полное доверие.
И такое не считается обманом,
Ведь это просто злоупотребление.
В развешенные уши доверителя
Можно много чего напихать:
Они всегда открыты для сказок искусителя,
Но после сделки надо исчезать.
С глубокого похмелья в голове всегда помойка,
А искать ответы надо в поле правовом.
И с этого начнётся новая попойка,
А уже ответчика корова слизала языком.
Самые разные темы срастаются,
Но если где-то по запарке напорол,
И такие, как он, попадаются,
То на них примеряют осиновый кол.
И тогда уже ничто не сочетается,
И уже ни петь, ни кукарекать.
И даже уже врать не получается,
Остаётся только снять штаны и бегать.
Иллюзион
Один ушёл за горизонт и не вернулся,
Другой за угол повернул и потерялся.
Кто-то просто от шуршания проснулся,
А кто-то от собственных слов засмущался.
Сегодня одну руку поднимают «за»,
А другая с кукишем в кармане.
Кому-то дружбу обещают навсегда,
А тянут, как оленя, на аркане.
У тех, кто в авангарде, дыхание ровней:
Они или воюют, или строят.
А у тех, кто в услужении, сердце горячей:
Они, что надо подтвердят и тут же стол накроют.
А он пылает рвением служебным,
Как луч света в темени житейской.
Он со своим чутьём великолепным
Всегда отличится на службе лакейской.
Она за ним скучала, как палка по собаке,
И исправно исполняла роли театральные.
Она работала ударно, как соковыжималка,
Разрешая все запросы сексуальные.
Если каждому жизнь по ролям расписали,
То значит, судьба — сценарист.
А кто же будет режиссёр на этом фестивале,
И кто же иллюзионист?
Имеем право
Когда не можешь в главном разобраться,
Оставь сомненья и развей печали.
У нас всегда есть право ошибаться,
Всё остальное — черти накачали.
Кто-то резко поменяет гнев на милость,
А кого-то на кармане за руку поймали.
И если вдруг напала одержимость,
То забудьте то, о чём мечтали.
Всегда своя рубаха