Железная Маска и граф Сен-Жермен - Эдвард Радзинский

— Перепуганная Антуанетта рассказала мужу о проклятии. Дофин, этакий милый, аморфный теленок, успокоил ее. Но она потребовала, чтобы он еще раз поговорил с королем и узнал наконец правду, кто был этим грозным узником. Но главное — почему он проклял Бурбонов. Дофин опять заговорил с королем. Простодушно рассказал о визите Сен-Жермена и о проклятии. Но вновь спросить деда о том, кто был этой Железной Маской, дофин не смог. Король неожиданно пришел в бешенство. Он прервал его и повелел дофину «впредь никогда не затевать разговор об узнике… и немедля перестать принимать мерзавца графа Сен-Жермена».

То, чего не сумел сделать своими доносами министр Шуазель, случилось в одно мгновение.

После ухода дофина король немедленно вызвал герцога Шуазеля. Он попросил его вновь повторить доказательства, что граф Сен-Жермен — шпион и еретик. Когда Шуазель только начал говорить, король нетерпеливо прервал его:

— Я всецело согласен с вами, — сказал Людовик. И повелел немедленно арестовать графа Сен-Жермена. Было приказано утром без суда и следствия отправить графа в Бастилию.

Но уже на рассвете карета Сен-Жермена выехала из роскошного особняка у Люксембургского дворца, который арендовал граф. Карета в сумерках наступавшего осеннего дня миновала заставу Сен-Дени.

В полдень, когда к дому графа подъехали драгуны с арестантской каретой, граф Сен-Жермен был далеко от Парижа.

Сен-Жермен, как я уже много раз вам говорил, знал будущее.

Граф Сен-Жермен: путешествия по миру

Вскоре король нашел у себя на столе весьма изумившее его письмо от графа из-за границы. Граф извинялся за то, что не последовал примеру святого Дениса и не принес собственную голову и что вместо этого осмелился покинуть Францию. Но, покидая страну, он хотел бы сделать для короля последнее доброе дело. Граф просил его прочесть и понять письмо, которое оставил для него перед смертью некто Дамьен, четвертованный на Гревской площади.

(Имя бедного Дамьена тогда знала вся Франция. Это случилось поздним вечером: король направлялся к карете, чтобы отправиться в Париж на маскарад и там славно повеселиться, отыскав очередную прелестницу. Был холодный зимний вечер, и король надел редингот. Он уже поставил ногу на подножку кареты, когда к ней бросился простолюдин по имени Дамьен. Проскользнул мимо ошарашенных гвардейцев к королю и нанес удар кинжалом. Редингот короля был на меху, оттого удар не получился. Лезвие не задело ни одного драгоценного монаршего органа, лишь слегка поцарапало кожу.

На мучительную казнь Дамьена собрался посмотреть весь Париж… Окна, глядевшие на эшафот, сдавались за бешеные деньги. Самые знатные красавицы щеголяли в этих окнах роскошными туалетами. Не обошлось и без галантных происшествий. Казанова рассказывает в мемуарах, как некий хитрый малый, сопровождавший даму, получил повеление дамы приподнять ее платье, чтобы оно не волочилось по пыльному полу. Он приподнял его довольно высоко и, приникнув сзади, умудрился насладиться любовью, в то время когда Дамьена четвертовали.

Впрочем, его примеру следовали и другие, испытав высшее наслаждение, когда стоны нестерпимой боли казнимого соединялись со стонами любви. О человечество, о разумные обезьяны!

Тело Дамьена разодрали на части мчавшиеся в разные стороны лошади королевских гвардейцев.)

«Вас, конечно же, заинтересует, сир, — писал королю Сен-Жермен, — откуда я знаю о существовании письма. Ваше Величество, вам придется поверить — оно приснилось! Чей-то голос читал мне это письмо, о котором прежде я ничего не знал. Потом я отчетливо увидел некое видение. Это был обычный эшафот, но на нем было воздвигнуто необычное сооружение с висящим топором, который падал на приговоренных, беспомощно лежавших под дьявольским орудием смерти. Но самое ужасное — на эшафот стояла длиннейшая очередь обреченных, и в ней были хорошо знакомые вам лица… И подводил к эшафоту странный человек в маске. Нет, не в маске палача, но в черной бархатной маске… Вы, конечно же, знаете об этом человеке, проклявшем перед смертью ваш род».

Прочитав послание графа, король пришел в бешенство и изволил разбить любимую китайскую вазу. После чего спросил о письме Дамьена. Оказалось, письмо и вправду существовало, его просто не осмелились передать королю. Письмо принесли, и король прочел его. Дамьен писал:

«Я глубоко скорблю, Ваше Величество, что имел несчастье к Вам приблизиться и посмел причинить Вам боль. Но если Вы, Ваше Величество, не задумаетесь над несчастьями бедняков, то, может быть, дофин будет последним нашим королем… Он и хорошо знакомые Вам лица неизбежно отправятся на тот же эшафот, который нынче ждет меня, и потеряют драгоценную жизнь, как должен буду потерять ее я».

Король постарался расхохотаться и сказал: «Однако, какой глупец. Пугать будущим! — Именно тогда он добавил ставшее знаменитым: — Да после нас — хоть потоп!» Однако велел Шуазелю разузнать, куда направился граф Сен-Жермен, и «решить дело наглеца наилучшим образом».

Сообщили, что в последний раз графа видели в Булони, где он зафрахтовал корабль в Англию. В Лондон был направлен знаменитый наемный убийца барон Мариньяк. Одновременно у англичан потребовали выдачи графа Сен-Жермена. Но граф в это время уже был в Амстердаме. Шуазель потребовал того же от голландцев, они промолчали, и Мариньяк, этот несравненный мастер «плаща и кинжала», выехал в Амстердам. Но граф в это время уже был в России. Король слишком ценил услуги Мариньяка, он и вернул его в Париж. Сказав при этом, что Сен-Жермен и без того наказан бегством в страну «медведей, снегов и свирепых варваров, вырядившихся в камзолы».

Как я уже рассказывал, граф Сен-Жермен благополучно добрался до Петербурга и там участвовал в перевороте. Маркграф Брандербург-Аншпахский рассказывает в мемуарах, как любовник Екатерины, душа переворота Григорий Орлов представил ему Сен-Жермена. Орлов сказал без обиняков: «Перед нами человек, сыгравший важную роль в нашей революции». В вашей будущей книге (откуда он знал, что я писал в это время о Екатерине!) можете написать:

«В 1762 году, тотчас после смерти императрицы Елизаветы, граф Сен-Жермен появился в России. Вместе с «человеком со шрамом», гвардейцем Алексеем Орловым, участвовал в перевороте… Как известно, был составлен заговор. Однако Екатерина вела себя, как и положено осмотрительной немке, то есть в высшей степени нерешительно. Остальные заговорщики действовали как богатые аристократы, то есть боялись рисковать. Лишь четверо гвардейцев, братья Орловы, жаждали действовать по-русски, то есть напролом. Сен-Жермен, великолепный астролог, вычислил благоприятный день. Накануне этого дня он решил «запалить фитиль»: попросту выдал одного из заговорщиков — офицера Пассека. Как он и предполагал, весть об аресте Пассека тотчас подстегнула остальных заговорщиков, заставила начать немедля действовать.

Огромная заслуга братьев Орловых в успешном перевороте вознесла вчерашних гвардейцев на вершины власти. Страстная любовь Екатерины к Григорию Орлову уверила братьев в ее совершенной покорности, и они даже задумали женить Григория на императрице. Сен-Жермен тщетно пытался излечить их от опасного ослепления. Он говорил им, что Екатерина прежде всего императрица, а потом уже женщина. Объяснял, как неверна милость властителей и кратка их благодарность. Но гвардейцы плохо знали и историю, и Екатерину. Они не смогли оценить ловкость, с которой государыня ускользнула от настойчивых брачных предложений Григория.

Уже в следующий свой приезд в Россию Сен-Жермен с печалью застал своих друзей совсем в ином положении. Князь Григорий был изгнан из постели императрицы. Что же касается Алексея, то Екатерина, справедливо опасаясь этого гиганта, придумала держать его подальше от Петербурга. Алексей Орлов был отправлен на войну с турками. Вчерашний гвардейский офицер, до сего дня не садившийся даже в шлюпку, возглавил русскую средиземноморскую эскадру.

Его корабли готовились сразиться с турками в Чесменской бухте. «Я не поручил бы ему ни жены, ни дочери, но я мог бы свершить с ним великие дела», — справедливо сказал о нем один из его друзей. Граф Сен-Жермен не оставил друга. Под именем генерала Салтыкова он присоединился к графу и участвовал в этой знаменитой битве. Он был на корабле «Святой Януарий» вместе с родным братом Алексея Федором.

— Постарайтесь представить, — сказал месье Антуан, — тот великий день. Вдали даже без подзорной трубы виден остров Хиос и уже в подзорную трубу… видно, как справа темнеет азиатский берег… Между ними на якорях… встали корабли турецкой эскадры. На правом фланге красавец фрегат… корабль капитан-паши.

Но я видел только глаза — глаза без ресниц месье Антуана. Стеклянные глаза недвижно смотрели в одну точку, он рукой в перчатке указывал в пустоту, шептал: «Ну как же… вон же они, сударь… Выстрел пушки… сигнал к нападению… Корабли Орлова легли в линию… Они движутся, плывут вдоль турецкой эскадры… Грохот… Осыпают ядрами… И получают огненные ответы. Проклятье! Дымом заволокло!.. Теперь видно! «Януарий» Орлова… сближается с кораблем капитан-паши… Не вышло… испугались сесть на мель… «Януарий» отошел назад… Кричит Орлов — велит снова сближаться. Грохот пушки… Паруса повреждены… «Януарий» несется на турецкий флагман. Все ближе… столкнулись бортами… Какой грохот! Рушатся мачты… Пошли на абордаж… Русские матросы — на корабле турок… Дым вырывается из кубрика… Турецкий корабль горит. Сейчас взлетит на воздух. Федор Орлов кричит: «Все назад!»