Прости, мой неоцененный друг! (Екатерина II и Е Р Дашкова) - Ольга Елисеева

В мемуарах Дашковой воспроизводится та картина распределения ролей, которую императрица специально разыгрывала перед подругой, сдерживая до времени участие пылкой и неопытной заговорщицы в крупной политической игре. Екатерина Романовна этого не знала, ее героиня действительно "активный" глава заговорщиков. Если прекрасная дама выйдет из своей благожелательной пассивности, она нарушит незримые законы роли. Зачем нужен рыцарь, если обладательница его сердца начнет сама себя спасать? В мемуарах Дашковой Екатерина настолько возвышена, что единственно из душевного благородства не хочет предпринимать никаких шагов к спасению и гибнет на глазах у пламенных патриотов вместе с Россией. Ее "пассивность" -- литературный прием, призванный лишь подчеркнуть ведущую роль главной героини.

Характерно описание ночной встречи подруг накануне смерти Елизаветы Петровны, во время которой Дашкова открыто предлагает Екатерине помощь заговорщиков. "20 января, в полночь, я поднялась с постели, завернулась в теплую шубу и отправилась в деревянный дворец на Мойке, где тогда жила Екатерина... Я нашла ее в постели... "Милая княгиня, -- сказала она, -прежде чем Вы объясните мне, что вас побудило в такое необыкновенное время явиться сюда, отогрейтесь..." Затем она пригласила меня в свою постель и, завернув мои ноги в одеяло, позволила говорить. "При настоящем порядке вещей, -- сказала я, -- когда императрица стоит на краю гроба, я не могу больше выносить мысли о той неизвестности, которая ожидает Вас... Неужели нет никаких средств против грозящей опасности, которая мрачной тучей висит над Вашей головой?.. Есть ли у Вас какой-нибудь план, какая-нибудь предосторожность для вашего спасения? Благоволите ли вы дать приказания и уполномочить меня распоряжением?" Великая княгиня, заплакав, прижала мою руку к своему сердцу. "...С полной откровенностью, по истине объявляю Вам, что я не имею никакого плана, ни к чему не стремлюсь и в одно верю, что бы ни случилось, я все вынесу великодушно..." "В таком случае, -- сказала я, -- Ваши друзья должны действовать за вас. Что же касается до меня, я имею довольно сил поставить их всех под Ваше знамя, и на какую жертву я не способна для Вас?" "Именем Бога, умоляю вас, княгиня, -- продолжала Екатерина, -- не подвергайте себя опасности в надежде остановить непоправимое зло..." "...Как бы ни была велика опасность, она вся упадет на меня. Если б моя слепая любовь к вам привела меня даже к эшафоту, Вы не будите его жертвой""39.

Княгиня фактически просит будущую императрицу перепоручить ей объединение сторонников свержения Петра III и организацию переворота. Екатерина ведет себя крайне осторожно и от всего открещивается. Из текста следует, что она не сказала ни "да", ни "нет", и де факто Дашкова посчитала себя в праве действовать.

Переворот

Однако описание переворота и поведения основных действующих лиц даже под пером самой княгини вступает в явное противоречие с предшествующим распределением ролей. 28 июня Екатерина Романовна попадает во дворец к императрице очень поздно, когда присяга полков и Сената уже совершилась, т.е. собственно переворот произошел. Княгиня едва пробивается через толпу, изрядно помявшую ей платье. Однако в глазах Дашковой, даже этот эпизод становится триумфом. "Перо мое бессильно описать, как я до нее ( до императрицы -- О.Е.) добралась, -- рассказывает Екатерина Романовна. -- Все войска, находившиеся в Петербурге присоединились к гвардии, окружили дворец, запрудив площадь и все прилегающие улицы. Я вышла из кареты и хотела пешком пойти через площадь; но я была узнана несколькими солдатами и офицерами, и народ меня понес через площадь высоко над головами. Меня называли самыми лестными именами, обращались ко мне с умилением, трогательными словами и провожали меня благословениями... вплоть до приемной императрицы, где и оставили меня, как потерянную манжету. Платье мое было помято, прическа растрепалась, но своим кипучим воображением я видела в беспорядке моей одежды только лишнее доказательство моего триумфа"40.

Накануне вечером княгиня не едет за императрицей в Петергоф, а отдает приказания сначала Алексею Орлову, а затем его брату Федору: "Теперь не время думать об испуге императрицы... Лучше, чтоб ее привезли сюда в обмороке или без чувств, чем, оставив ее в Петергофе, подвергать риску... взойти вместе с нами на эшафот"41. Безмолвные исполнители, согласно описанию Екатерины Романовны, "карьером скакали" в загородную императорскую резиденцию, подчиняясь ее повелению. Но что делала она сама?

Оставшись в городе княгиня естественно не предпринимает ни каких шагов, поскольку у юной заговорщицы реально нет рычагов власти, чтоб хоть что-то сделать. Напротив, когда все пружины заговора приведены в действие, а время реальных участников переворота насыщено до предела, Дашкова проводит ночь в душевных терзаниях. "Я предалась самому печальному раздумью. Мысль боролась с отчаянием и самыми ужасными представлениями. Я горела желанием ехать навстречу императрице, но стеснение, которое я чувствовала от моего мужского наряда, приковало меня среди бездействия и уединения к постели. Впрочем, воображение без устали работала, рисуя по временам торжество императрицы и счастье России. Но эти сладкие видения сменялись другими страшными мечтами. Малейший звук будил меня, и Екатерина, идеал моей фантазии, представлялась бледной, обезображенной. Эта потрясающая ночь, в которую я выстрадала за целую жизнь, наконец, прошла; и с каким невыразимым восторгом я встретила счастливое утро, когда узнала, что государыня вошла в столицу и провозглашена главой империи"42.

Княгиня не встречает Екатерину на дороге в столицу, не присоединяется к императрице у казарм Измайловского полка, и все это под вполне веским дамским предлогом -- неготовности мужского платья, в котором юная амазонка хотела явиться среди заговорщиков. Накануне вечером, отослав Орлова "стрелой мчаться" в Петергоф, Екатерина Романовна решила примерить свой наряд, "но портной опоздал". "Когда же я оделась, -- рассказывает Дашкова, -- оно жало и стесняло мои движения. Чтобы не возбуждать подозрения со стороны домашних и прислуги, я легла в постель"43. Этот незначительный эпизод проводит четкую грань между реальными заговорщиками и теми, кто играл в заговор. Наверное, пыльный и усталый Алексей Орлов, всю ночь скакавший туда и обратно по Петергофской дороге, выглядел не слишком респектабельно.

Сама Екатерина, поднятая в 6 часа утра с постели, "даже не сделав толком туалет, села в карету"44, как она писала позднее Станиславу Пониятовскому. Шаг достойный удивления. Екатерина II, всю жизнь так много внимания уделявшая театрализации каждого своего жеста, в решающий момент умеет отодвинуть второстепенное, ради важного, бутафорское, ради настоящего. Только в середине дня 28 июня, оказавшись в Летнем дворце, Екатерина, которой уже присягнули гвардейские полки и Сенат, сумела умыться, переодеться и причесаться как следует. В нужный момент императрица пренебрегает даже правилами приличия, не то что мужским платьем. Зато потом, когда войска двинулись в красочный поход на Петергоф, императрица предстала перед ними в мундире Преображенского полка.