Начало России - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Ох, как мечтал Ольгерд заиметь собственную митрополию! Такую, чтобы располагалась на его территории, митрополит был послушным литовскому государю – и лопнут последние скрепы, связывающие Москву, Новгород, Псков, Тверь, Рязань… Он не сидел сложа руки, обратился в Константинополь. Но патриархия не хотела ссориться с Москвой, оттуда греки получали немалые доходы. Не хотели они портить отношения и с Ордой. Ольгерду отказали. Он рассвирепел, воспринял отказ как личную обиду. Отыгрался на православных, предал мучительной казни нескольких проповедников, святых Антония, Иоанна и Евстафия Литовских. Сыновей от второй жены, тверитянки, Ольгерд стал воспитывать в язычестве, назло православным пустил в Литву католических миссионеров, взял их под покровительство.

Но эмоции улеглись, а здравый смысл подсказывал – католицизм оттолкнет русских. А тут как раз до Ольгерда дошли известия: в Болгарии учреждена своя, Тырновская патриархия. Православная! Почему не попробовать? Литовские гонцы засобирались в Тырново. Болгары обрадовались – их патриархию кто-то признал за границей! Просьбу выполнили, прислали в Киев митрополита, некоего Феодорита. Хотя хитрость не удалась. Русское духовенство не подчинилось непонятному митрополиту. Оно привыкло, что церковью руководит Константинополь, а греки разъясняли, что Тырновская патриархия – самозваная. Встревожились и в Москве. Поняли, кто зазвал Феодорита. Состарившийся митрополит Феогност снарядил посольство в Византию. Описывал достоинства св. Алексия и убеждал после своей смерти поставить на митрополию именно его.

Но все насущные заботы и планы неожиданным образом были скомканы. Издалека, из глубин Китая, подползло кошмарное бедствие. Черная смерть, чума. Разносили ее крысы, отъедались на трупах, размножались, а потом разбегались из вымерших городов. Чума путешествовала на кораблях мореплавателей, с паломниками, купеческими караванами. Разгулялась по Индии, Персии, Средней Азии. Поразила повальным мором Золотую Орду. Через черноморские порты перекинулась в Византию, Италию, страшно опустошила Испанию, Францию, Англию, Германию, Скандинавию – в Европе легла в могилы треть населения. А потом, кружным путем, чума проникла на Русь. Заунывно зазвонили колокола и заголосили по умершим в Пскове, Новгороде, Смоленске, Чернигове. Белозерск и Глухов вымерли до последнего человека. А опустевших деревенек никто и не считал.

Жили люди, строили, добывали хлеб насущный – и в одночасье не оставалось никого. Стояли заброшенные избы, к которым невозможно было подойти от трупного смрада. Пировали в царстве смерти только крысы и воронье. В 1353 г. поветрие обрушилось и на Москву. Одним из первых скосило митрополита. Погибель не разбирала богатых и бедных, боярские хоромы и избы бедноты. Без спросу шагнула и в государев дворец. Почти в одночасье князь Семен лишился двоих сыновей, остался бездетным. А следом за ними чума ужалила государя. Он умирал в муках. С хрипами и стонами, из последних сил диктовал завещание. Старался позаботиться о супруге. Грезил о сыне – несуществующем, но вдруг родится?

Молил братьев, Ивана и Андрея, быть дружными, заботиться о его вдове. Завершил он свою духовную грамоту необычными словами: «А записывается вам слово сие для того, чтобы не престала память родителей наших и свеча бы не угасла». О какой свече он думал в те минуты? О династии московских князей? О возрождении Руси? Или, уходя в смертный мрак, смотрел на путеводный огонек свечи перед ликом Спасителя над своим ложем? Нет, свеча не угасла. Но она еле теплилась. Плакала восковыми слезами среди половодья человеческих слез. Трепетала язычком пламени, готовым померкнуть под первым же порывом ветра…

Семен Иванович не знал, что его слова о свече пройдут сквозь века. Но он не знал и того, что другие его заветы – о дружбе братьев, о разделе владений между ними, не имеют смысла. Из троих сыновей Ивана Калиты чума пощадила лишь среднего, Ивана Красного. Того самого, который был женат на Александре Вельяминовой. Мор не тронул и детей Ивана, дочку Любашу и двухлетнего Дмитрия. А младший брат государя Андрей успел еще порадоваться, успел узнать, что скоро станет отцом. Хотя ребенка уже не увидел, княжич Владимир Андреевич родился сиротой. Его назовут Владимиром Храбрым, а Дмитрия – Донским, но это будет еще не скоро. Кто мог предвидеть их грядущую славу?

Престол унаследовал Иван Красный, то есть красивый. Но что значила красота в царстве смерти? Многим казалось, что настал конец света. Отказывались от всего земного, раздавали имущество, постригались в монахи. Однако убийственное поветрие обладало некими непонятными закономерностями. Выбирало сложные маршруты продвижения, исчезало так же внезапно, как приходило. Вот и по Руси пронеслось и сгинуло. Люди оглядывались, приходили в себя. Получалось, что еще не конец. Получалось – надо жить…

5. Великий князь Иван II Красный

Русь пострадала от чумы очень сильно. Было подорвано хозяйство, замерла торговля, поредели боевые дружины. Сколько хлебопашцев, мастеров, купцов, княжеских и боярских слуг упокоились в наспех вырытых могилах, а то и в своих же домах, на дорогах, если некому было похоронить? Но на людей катастрофа подействовала по-разному. Одни каялись, полнее и глубже обращались к Господу. Осознали, насколько ничтожны любые дрязги, обиды, корыстные соблазны перед лицом Вечности. Другие наоборот, спешили воспользоваться последствиями.

Тут-то и обнаружилось, насколько непрочным было единение, достигнутое Калитой и Семеном Гордым. Государь умер, Москва ослабела! Сразу зашевелились ее противники. Новгородцам досталось горюшка ничуть не меньше, чем москвичам, но «золотые пояса» проявили вдруг невиданную дипломатическую активность. Принялись пересылаться с Ольгердом, с князем Константином Суздальским, снарядили несколько посольств – в Сарай и Константинополь. Византийскому императору и патриарху повезли гору кляуз на Московскую митрополию, на покойного Феогноста, на его ближайшего помощника, святителя Алексия. Перед ханом ходатайствовали, чтобы он дал ярлык на великое княжение Владимирское не Ивану Красному, а Константину. Даже не дожидаясь, как дело решится в Орде, выгнали московских наместников.

Не забыли, как их удерживали в узде Калита и его старший сын, решили сыграть по-крупному. С суздальским князем, разумеется, договорились, какие поблажки он даст республике за поддержку. У новгородцев хватало серебра на подкуп татарских вельмож, да и Константин был правителем отнюдь не бедным, ему принадлежало плодородное Суздальское ополье, крупные торговые города на Волге – Нижний Новгород и Городец. Он имел и формальные права на престол, его дед, хоть и недолго, делил с Калитой титул великого князя. Ну а одновременно «золотые пояса» нацеливались вырваться из-под контроля митрополии, для них открывалась дорога для сближения с Литвой.

Это было слишком опасно. Все усилия по возрождению Руси грозили пойти прахом. Вместо того, чтобы восстанавливать после чумы деревни, городские промыслы, церковные и административные структуры, приходилось вступать в борьбу. Выскребали оскудевшую казну и кладовые, грузили обозы подарками. Святителю Алексию предстоял далекий путь в Византию, Ивану II поближе, в Сарай. Нет, не напрасно Семен Гордый дружил с Джанибеком, исправно собирал для него дань. Хан не видел причин менять сложившиеся порядок. Впрочем, менять его было уже не просто. Ведь система сбора дани, созданная Калитой, была завязана на Москву. Стоило ли нарушать ее? В убытках останешься. В итоге взятки Новгорода и Константина утекли впустую, Джанибек вручил ярлык Ивану Красному.

На родину он возвращался с ханским послом. Именно татарин должен был возвести его на великое княжение в древней столице, Владимире – пускай князья всегда помнят, из чьих рук они получают власть. Но выяснилось, что бедствие Москвы воодушевило не только новгородцев с суздальцами. Рязанцы уже давно косились на соседей враждебно. Сами себя накручивали злостью, что москвичи полвека назад отобрали у них Коломну. Прослышали – Новгород проталкивает в государи Константина, и приняли желаемое за действительное. Сочли, что господство Москвы уже кончилось, пришло время посчитаться. Когда Иван Красный находился в Орде, рязанские бояре возбудили своего юного князя Олега, налетели на Лопасню, московскую крепость на южном берегу Оки. Разорили ее, взяли в плен наместника, измывались над ним, пытали.