Не повышай на меня голос, птичка (СИ) - Рейн Миша

А может все случившееся всего лишь кошмарный сон? И сейчас включится свет, а я в крохотной хрущевке лежу на двухместном диване?

Вот только витающий в воздухе аромат дорогого парфюма разбивает мои надежды в жалкие щепки.

В какой-то степени даже испытываю облегчение, что ничего не вижу. Я просто не хочу возвращаться в холодную реальность. Тем более в таком странном состоянии.

И не вернулась бы. Если бы не дискомфорт в теле, который вынуждает меня выбраться из под толщи сонного царства, однако при первой же попытке поднять голову, замираю, ударившись обо что-то.

Сглатываю. Вот черт! Только сейчас понимаю, что из уголка рта все это время текла слюна, а я лежала у кого-то на коленях.

Ладонью вытираю лицо. Отлично просто…

Растерянно поворачиваюсь в сторону шума. Все как в тумане. С трудом замечаю говорящего по телефону Хаджиева и его безэмоциональное лицо. Безэмоционально хмурое.

Не обращая на меня никакого внимания, он рявкает что-то в трубку, сбрасывает и принимается водить пальцем по экрану, в тоже время по-хозяйски держа вторую руку на моем бедре.

Постепенно принимаю сидячее положение. А вместе с моим пробуждением в душе возобновляется уже привычное мне чувство тревоги. И в добавок к нему усиливающееся раздражение.

Тяжесть мужской ладони исчезает, а где-то внутри меня зарождается волна алчного желания стереть с себя невидимую метку его прикосновения.

Вот только сил нет даже языком пошевелить. Не могу понять, что со мной происходит.

Дышу глубже от «предвкушения» неизвестности и поднимаю затуманенный взор на Хаджиева.

Только в ту же секунду уже жалею об этом.

Смотрит на меня глазами голодного льва. Раздирает на молекулы. От такого взгляда даже волоски на коже оживают.

— Голова кружится?

— Вроде нет, — болезненно вырывается из пересохшего горла. Вру. Кружится. И очень. — Что произошло? — спрашиваю осипшим от сна голосом, осознавая, что мы находимся в машине.

Неужели мы во Владивостоке? Но как же? Я ведь не могла проспать и даже не почувствовать, как меня вытащили из самолета?

В голове закручивается рой вопросов, пока я пытаюсь выровнять биение вмиг обезумевшего сердца.

Ничего не ответив, Марат достаёт платок и как ни в чем не бывало вытирает мои слюни со своих брюк. Неловко. Возможно, я бы и покраснела из вежливости… Но в следующую секунду замечаю вздыбленную ширинку. И от неловкости за оставленные слюни не остается и следа.

Извращенец.

Даже знать не хочу, о чем он думал, пока моя голова покоилась на его коленях.

Дверь открывается и Хаджиев покидает салон первый.

— Тебя долго ждать? — опершись одной рукой о крышу машины, он заглядывает внутрь. — Я устал, Тата. Идем.

Устал он.

Одновременно и боюсь его, и глаза выцарапать хочу.

Вспыхнувшая в крови ярость помогает мне ощутить слабый приток сил.

Но все равно что-то не то.

Игнорирую его протянутую руку и, гордо вздернув подбородок, открываю дверцу со своей стороны. Вот только встав на ноги, они тут же подкашиваются и я чуть не разбиваю лицо об асфальт, вовремя выставив перед собой руки.

— Черт, — шиплю от резкого жжения на ладонях, но я даже подняться не успеваю, как мое тело отрывают от земли.

— Ты невыносима! — цедит он сквозь зубы, крепче прижимая к себе, а у меня и сил то нет отталкивать. Конечности за одно мгновение наливаются тяжестью и они больше мне не подвластны. Напоминаю собой желейную массу, точно такую же, как в моей голове вместо мозгов.

— Чем ты меня накачал? — ослабевшим голосом шепчу я.

— Тупая сука, — бурчит себе под нос, прежде чем опустить меня на каменные ступени.

Это я то тупая сука? Хотя доля правды в этом есть. Я ведь даже от “шлюхи” так не бесилась, зато сейчас напоминаю собой пробудившийся вулкан.

Не знаю как, но я тут же отвешиваю ему звонкую пощечину, вновь повиснув на крепкой шее Хаджиева. В противном случае участи разбитого лица было бы не избежать.

Даже боли не чувствую.

Да что со мной такое?

Резкая хватка на затылке вынуждает меня взвизгнуть, прежде чем он рывком оттягивает меня за волосы назад.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Совсем страх потеряла? — глаза черные, бешеные. Челюсть ходуном ходит. Ей богу, Хаджиев сам уже готов раскрошить мой череп об мраморные ступени.

Хотел меня? Получай, милый.

Абсурд. Но чем дольше я нахожусь рядом с этим мужчиной, тем больше забываю об инстинкте самосохранения.

— Сегодня я тебя не трону, но завтра… — склоняется ниже, опаляя мои губы порывом горячего дыхания, — пиздец тебе будет завтра, Тата.

— Думаешь, стоит тянуть? — провакационно произношу я заплетающимся языком. И видимо, это становится последней каплей в чаше его терпения.

Перекинув через плечо, Марат бесцеремонно заносит меня в дом. Широкими шагами пересекает лестницу. Одну. Вторую. С грохотом открывает дверь, а затем сбрасывает мое тело на кровать.

Перед глазами адская карусель и не в силах справиться с подступившей тошнотой, я едва успеваю свесить голову, как желудок выворачивает наизнанку вместе с его содержимым.

— Блядь! — рычит где-то голос Хаджиева, но мне совершенно безразлично на то, что он злится. — Найди эту тупую суку и узнай, что она дала ей вместо снотворного…

Значит, "тупая сука" было адресовано не мне? Это последнее, что я слышала, а потом меня утащило в тихую бездну спокойствия…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 11. Тимур

С трудом открываю глаза, но при попытке подняться тут же чувствую резкую боль в висках и падаю обратно на подушку, растирая их ладонями.

Облизываю пересохшие губы, ощущая во рту горечь и дикую жажду.

Вдох. Выдох.

Постепенно ко мне возвращается способность воспринимать окружающее, что позволяет более внимательно осмотреть просторную комнату в урбанистическом стиле. Без излишек, но обставленную лаконично. Холодный однотонный текстиль. Кровать, шкаф металлической конструкции и рабочий стол у окна во всю стену. Слишком стерильно. Во всех смыслах.

В голове выстраивается ужасающая череда прошедших событий, когда истощенные нервы уже едва не сдают. Однако я хладнокровно проглатываю подступивший ком в горле.

Слезами тут не поможешь.

Аккуратно свешиваю ноги и, ощутив голыми ступнями прохладный паркет, слегка поеживаюсь и устало опускаю руки между коленей. Кажется, что сегодня я чувствую себя еще паршивей, чем вчера. Но мне стоит привыкнуть к этому состоянию. Теперь оно войдет в привычку. Рядом с этим чудовищем. Кстати о нем…

— Лежите, лежите, — раздается звонкий женский голос с ярким акцентом и, повернувшись, я замечаю вошедшую в комнату средних лет азиатку с подносом в руках. — Господин сказал есть и спать.

Господин.

— Ну и где же он сам? — выдыхаю, ощущая, как внутри оживает раздражение, пока женщина раскладывает на прикроватной тумбе какие-то таблетки.

— Есть и спать. Господин сказал много отдыхать, — вторит мне писклявым голоском и, закончив, незамедлительно направляется на выход.

Класс.

Неужели я так плохо выгляжу? Она даже не взглянула на меня. Убежала как от проклятого огня.

Скептически изучив до жути аппетитное и вкусно пахнущее содержимое подноса, я беру его и опускаю на пол. Подальше от себя. Вдруг опять что подсунул. Или вообще на этот раз отравит. Спасибо. Мне хватило приключений в отключке.

Но все же пересохшее горло буквально гудит от вида стакана с водой. И не выдержав острого желания напиться, я цепляю фужер дрожащими пальцами и поглощаю все до последней капли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А вот таблетки и еду оставляю нетронутыми.

Несмотря на то, что желудок сводит от требования накормить его, а разум буквально вопит о необходимости набраться сил, я игнорирую все посылы. Придется потерпеть. Мне нужно хотя бы поговорить с ним, прежде чем меня опять накачают хер пойми чем.