Большие надежды - Ава Рид

два вдоха. И так, пока не приедет скорая. Я оттачивала эти движения до автоматизма, но мне никогда не приходилось работать в жарком переполненном автобусе посреди незнакомого города, еще и волнуясь так, что желудок болезненно сжимается. А ведь сегодня мой первый день на новой работе!

После переезда мышцы болят, каждое движение дается с трудом, я на пределе возможностей, но сдаваться не собираюсь.

– Ну же, – бормочу я и, перед тем как сделать «вдох», снова проверяю у мужчины горло. Насколько могу судить, признаков попадания постороннего предмета в дыхательные пути нет, но они сильнее распухли. Пострадавший не может дышать – и искусственное дыхание тут не поможет. Выругавшись, продолжаю делать непрямой массаж сердца, но все напрасно. Никакой реакции.

Сколько времени прошло? Две минуты? Три?

Охваченная чувством отвратительного бессилия, сдерживаюсь, чтобы снова не выругаться.

Вдруг у меня не получится его спасти? Вдруг он…

– Вот тебе и на… В кои-то веки решаешь прокатиться на автобусе, садишься вздремнуть… Эй, дайте-ка пройти.

Растерянно поднимаю взгляд и вижу ворчащего мужчину, который протискивается между испуганными пассажирами, чтобы узнать, что происходит. Он немного выше меня, у него голубые глаза и светло-каштановые, спадающие на лоб волосы, на лице сосредоточенное выражение. Его движения, язык тела, манера поведения…

– Вы врач!

Это утверждение, а не вопрос. Мужчина бросает на меня быстрый взгляд и криво усмехается, наблюдая, как я ритмично нажимаю на грудь пострадавшего, пытаясь заставить его сердце биться.

– Симпатичная и смышленая. Ну надо же, – отзывается он и тут же забывает про меня. Чувствую прилив злости, хотя передо мной лежит человек, который сражается за жизнь, и на нас смотрят пассажиры автобуса.

– Подвиньтесь, – приказывает нахал и перегибается через меня.

Приходится прекратить массаж сердца.

– Если не продолжить реанимацию, которую вы сейчас прервали, мы его потеряем, – говорю сердито. – Скорая уже едет, и вы… Боже правый, что вы творите?!

В полном недоумении смотрю, как нахальный врач поднимает с пола мой термос, вынимает стальную соломинку и выпивает остатки фраппучино. Вот почему он хотел, чтобы я подвинулась!

– Вау, с карамелью, – он приподнимает брови. – Неплохо. Сами приготовили?

Не дожидаясь ответа, вытаскивает из кармана брюк перочинный нож, ловким движением выдвигает лезвие и придвигается к пациенту. Я возвращаюсь на прежнее место и продолжаю делать массаж сердца, но не могу оторвать взгляд от незнакомца, который держит в руках нож и мою соломинку. Через мгновение понимаю, что он задумал.

– Только не говорите, что собираетесь сделать коникотомию, используя нестерильную соломинку и крошечный инструмент, который достали из штанов!

Он смеется. Что здесь смешного?

– Мне кажется или ваши слова прозвучали двусмысленно? И для общего сведения, «инструмент», который у меня в штанах, отнюдь не крошечный.

Чувствую, как заливаюсь краской. Позади хихикают.

– О, – вдруг говорит он, неопределенно указывая на меня, – да вы же врач.

– Симпатичный и смышленый. Ну надо же, – передразниваю я и наклоняю голову, наблюдая за его движениями. Этому остряку необязательно знать, что я – всего лишь интерн и сегодня у меня первый рабочий день.

– Давайте вместе пообедаем, – внезапно говорит он, начиная искать место для коникотомии. Что он несет? Он точно врач, а не городской сумасшедший, который насмотрелся сериалов и теперь думает, что разбирается в медицине?

– Послушайте, у него может быть анафилактический шок. Он не дышит, сердце не бьется, слишком рискованно проводить коникотомию. Как я уже сказала, скорая в пути и…

– Хватит причитать. Если вы не заметили, разрез я уже сделал. Дыхательные пути распухли, поэтому все ваши манипуляции бессмысленны. Чтобы запустить сердце, необходим кислород. Ему нужно дышать, и я помогу. И потом, посмотрите в окно. Как думаете, когда приедет скорая и сколько мы будем добираться до больницы?

Приходится скрепя сердце признать, что нахальный врач прав. Движение остановилось. Похоже, где-то произошла авария.

В любом случае уже поздно спорить: он уверенным движением сделал надрез и теперь сосредоточенно вставляет в него соломинку. Когда соломинка оказывается достаточно глубоко и я заканчиваю реанимационный цикл, он вдыхает в нее воздух. Мы продолжаем реанимацию, но ничего не происходит… Секунды проходят. Сердце не отвечает.

– Дайте мне, – говорит незнакомый врач и сменяет меня. – А вы вдувайте воздух в соломинку.

Отстраняюсь и вдыхаю полные легкие воздуха. Мне начинает казаться, что я делаю недостаточно. Чувствую тошноту, напряжение медленно парализует тело, мои руки слегка дрожат. А вдруг этот мужчина не выживет? Вдруг я сделала что-то не так? Ошиблась или действовала недостаточно быстро? В голове полный хаос…

– Эй-эй! Не раскисайте! Я, конечно, не прочь сделать искусственное дыхание и вам – вы пахнете куда лучше, чем этот парень, и целуетесь, думаю, лучше, но с двумя одновременно мне не справиться!

Вскидываю голову и смотрю на наглого врача. Его слова вытаскивают меня из водоворота мыслей и заставляют рассмеяться.

Я вдыхаю воздух в соломинку, потом отстраняюсь.

– Думала, вы выносливый. Какая жалость, – произношу с трудом, стараясь выровнять дыхание.

– О, вы даже не представляете, насколько выносливый, – нахально отвечает он, но все его внимание сосредоточено на пациенте. Не могу не восхититься – каждое его движение наполнено уверенностью, в то время как я поддалась панике. После стольких лет учебы, после года практики на мгновение у меня в голове стало пусто. Рядом с этим незнакомцем я чувствую себя дурой.

Проходят секунды, но ничего не происходит.

– Давай же! – рычит он, потом наклоняется и, забрав у меня соломинку, вдыхает в нее воздух, продолжая бороться за чужую жизнь. – К слову, коллега, – усмехается он, – без коникотомии и без меня у него не было бы шансов.

Глава 6

Лора

Едва стою на ногах. Прошлой ночью спала я мало, ворочаясь в постели и пытаясь успокоить круговорот мыслей, потом эта сумасшедшая поездочка на автобусе… и теперь, совсем не ожидая, я опоздала на работу. В первый день. М-да, зря принимала утром душ…

– Извините, – бормочу я, случайно задев кого-то плечом и чуть не уронив свой рюкзак. В семь часов мне нужно было присутствовать на вводном брифинге. Уже двадцать минут восьмого. Ругаюсь так, что даже Джесс бы покраснела, услышав меня. Надеюсь, больше я не потеряюсь. Эта больница намного больше тех, в которых мне доводилось стажироваться, поэтому мне понадобилась целая вечность, чтобы найти комнату, где хранится форма…

Тот мужчина выжил – скорее всего, благодаря коникотомии нам удалось запустить его сердце. Не знаю, что раздражает меня больше: то, что я побоялась сделать коникотомию, или моя уверенность, будто без нее можно было обойтись. Как и следовало ожидать, пробка рассосалась быстрее,