Язык до Китежа доведет - Дмитрий Хорунжий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А почему бы и нет? — неожиданно для себя согласился я. — Вещь стильная, можно даже сказать — эксклюзивная. Будет, чем перед друзьями похвастаться.
— Вот и чудесно, — подмигнул мне профессор. — Сейчас только вспомню, как это делается… — Накинув на голову капюшон, он прокашлялся и торжественно произнёс: — На колено, воин!
Голос его утратил мягкие нотки, в нём зазвенела сталь. Мне даже стало страшновато, как перед экзаменом в универе. Хмыкнув от неловкости, я, словно рыцарь, опустился на одно колено и склонил голову.
— Ныне свершается то, что предсказано встарь! По давнему завету предка твоего, я, Михей Муромец, предаю тебе, Арсений, сын Петров, внук Берендеев, этот Знак, как символ рода! Владей им по праву, и да хранит тебя его добрая сила в трудный час!
С этими словами Михаил Семёнович набросил мне на шею цепочку. Я выпрямился и встал. Кулон с медвежьей головой удобно устроился в центре груди, как там и был. Странно, но при всей его массивности вес почти не ощущался.
— Спасибо, дядя Миша!
— Носи на здоровье, — выдохнул тот, бросая плащ на диван и вытирая со лба пот. — Я бы тебе весь этот костюм отдал, но, сам понимаешь, телосложение у нас слишком разное. Не влезешь. Зато теперь можешь считать себя полноправным представителем клана Берендеев. К слову, следующая игровая встреча планируется на начало июля. На днях всё уточню и сообщу тебе место и время. Только черкни мне свои координаты. Если что — бумага вон, у компьютера, ручки-карандаши рядом, в стакане. Запиши, а я пока самовар подогрею. Остыл совсем, — сказал профессор и удалился на кухню.
Взяв лист бумаги из принтера, я быстро нацарапал номер мобильного с «вайбером». Немного подумав, добавил домашний адрес, скайп и электронную почту. Так, на всякий случай. Вдруг Оля захочет со мной связаться?
Хозяин всё не возвращался. Оставив свёрнутый листок под ноутбуком, я устроился в мягком кресле у окна, и от нечего делать принялся крутить в руках свой Знак Берендея.
Заметно, что кулон носили, и носили поверх кольчуги. Об этом говорила лёгкая потёртость и мелкие царапины на тыльной стороне. Они придавали Знаку вид добротного предмета старины. Ещё бы искусственно состарить, убрать этот блеск, и вполне сойдёт за антиквариат. Даже можно выдавать за фамильную реликвию.
— Что задумался, Арсений? — Спросил Муромский, ставя на стол кипящий самовар.
— Да вот, любуюсь. Хорошая работа! У вас очень талантливые студенты. И увлекающиеся.
— Ты даже не представляешь, насколько, — вздохнул Михаил Семёнович, доливая нам чай. — Мифология, а особенно — берендеевская тема, превратились для них в настоящую навязчивую идею. К примеру, один третьекурсник весной мне черновик курсовой работы принёс. Попросил высказать своё мнение…
— Курсовая? Неужели тоже о берендеях?
— Не совсем. О сказке «Красная Шапочка».
— Чьей? Шарля Перро или братьев Гримм?
— Скорее, о народном первоисточнике. Ты когда-нибудь обращал внимание, что среди славянских сказок аналога «Красной Шапочки» нет? А во Франции и Германии — есть. И это притом, что истории о волках и других животных у нас очень похожи. К примеру, сюжет о лисе с рыбой и волке над прорубью имеется ещё в «Рейнеке-лисе», а это, согласись, прекрасный образец старинной европейской литературы. «Волк и семеро козлят» — тоже международный сюжет. А «Красная шапочка» уникальна, она — чисто западноевропейская.
— Интересно, почему?
— Начнём с того, что волк там — не дикий лесной зверь, а самый настоящий оборотень, хитрый и жестокий. Он опередил девочку, убил бабушку и приготовил из неё обед, которым потом накормил Красную Шапочку. Мрачная была сказка, по-настоящему жуткая. Великий Шарль Перро адаптировал её для детей. Он заменил оборотня волком, убрал элемент каннибализма. Кстати, в варианте Перро и девочка, и её бабушка погибали. История заканчивалась шутливой стихотворной моралью из разряда «девочки, не заговаривайте с незнакомцами в безлюдных местах». А спасение лесорубами — это уже братья Гримм. Момент вскрытия волчьего брюха они позаимствовали из «Семерых козлят», и сказка получила счастливый конец.
— То есть, получается, что оригинальная сказка заканчивалась довольно печально?
— Да. Но если копнуть глубже, вся эта история ещё более печальна. Это и попытался изложить студент во вступительной части к своей работе.
— А можно подробнее? Интересно! — Я взял чашку, бросил на тарелку пару печенек и приготовился слушать.
— На самом деле, волк никого не убивал, и уж тем более не съедал. Он только укусил старушку, заразив её своим проклятьем. Укусил и был таков. А бедная Красная Шапочка застала бабушку в момент обращения. Оттуда и странные вопросы о больших ушах, больших зубах… Девочка успела сбежать — её спасло то, что даже в зверином облике старая больная женщина не смогла подняться с кровати.
— Но это же счастливый конец! Разве нет?
— Для девочки — да. А вот бабушка к утру скончалась. Кстати, оборотнем оказался дворянин, владелец тех земель. Бедняга никому не желал зла. Он всего лишь пытался спрятаться, чтобы сохранить свою ужасную тайну и переждать обращение подальше от людей. И никак не ожидал, что в ветхой развалюхе на опушке леса может кто-то жить…
— Ничего себе! Честно, никогда не смотрел на эту сказку с подобной точки зрения…
— Я тоже — до чтения этой курсовой работы. А теперь возвращаемся к вопросу: почему в славянском фольклоре нет аналога «Красной шапочки»?
— Может, на Руси не было оборотней?
— Именно! Точнее, были, но не те, образ которых навязан кинематографом и комиксами. Наши оборотни, или перекидыши, волкодлаки, от фаз Луны не зависили. Они могли превращаться по собственному желанию — благодаря специальному магическому ритуалу. При этом не теряли человеческий разум и не совершали кровавых безумств. А вот покусанные ими — те да, становились настоящими монстрами. Но повальных эпидемий оборотничества, как в Западной Европе, у нас не случалось.
— Да? А почему?
Муромский выдержал паузу и коротко ответил:
— Берендеи.
— А берендеи-то тут причём? — Не понял я.
— Как уже упоминалось, не все они ушли
