Motörhead. На автопилоте - Лемми Килмистер

В конце концов в начале 1967 года я ушел из The Rocking Vicars. Ребята потом долго еще продолжали что-то делать в формате этакого кабаре – еще семь-восемь лет назад они этим занимались[17]. Но, изволите видеть, у меня были планы поинтереснее. Покорить север Англии – этого мне стало мало. Я хотел покорить Лондон.

Глава 4. Метрополис

Я ушел из The Rocking Vicars с мыслью, что немедленно стану сам себе звездой. Что все будет расчудесно и роскошные женщины будут ублажать меня, вооружившись сырой морковкой, – в общем, понятно. Конечно, на самом деле вышло немного иначе.

В мой первый приезд в Лондон я продержался там месяц – после того как проснулся на диванчике, принадлежавшем маме Рона Вуда. Я жил у приятеля по имени Мерфи, мы были знакомы еще с тех пор, когда он жил в Блэкпуле. Этот мелкий ирландец, фолк-певец, тоже был «доссером». Приятный человек. Мы водили знакомство с парой портных, они были геи и шили нам всю одежду – они всегда измеряли длину ноги по пять раз. Мерф им нравился, и время от времени они тусовались вместе. Но он с ними не трахался – по крайней мере, я так думаю. Они сшили ему костюм Бэтмена с капюшоном и крыльями, которые крепились к рукавам и талии. В качестве рекламного трюка он намеревался слететь с Блэкпульской башни.

Блэкпульская башня – практически копия Эйфелевой башни, только в четыре раза меньше. Правда, она все равно слишком высока, чтобы с нее прыгать, – а вдруг полет не удастся? Но Мерф облачился в свой костюм Бэтмена, и мы все пошли вместе с ним к башне и направились прямиком к кассе.

– Здравствуйте! – говорит Мерф, – я Мерф, Человек – летучая мышь! Дайте мне пройти!

– Зачем это? – флегматично спрашивает чувак на кассе.

– Я спланирую с этой башни на землю! – заявляет Мерф.

– Нет, ты этого не сделаешь.

– Еще как сделаю! – упорствует Мерф.

– Не сделаешь.

– Прочь с дороги! – приказывает этот бэтмен с высоты своих 165 сантиметров.

– Послушай, приятель, – говорит кассир, – давай так: ты заплатишь за билет и взлетишь на башню; если сможешь это сделать, я верну тебе деньги. Идет?

В общем, не дал он прославиться бедному Мерфу. Отнял у него этот мимолетный шанс заявить о себе. Как бы то ни было, когда я собрался ехать в Лондон, Мерф уже был там. Он жил в паршивой квартирке в Санбери-на-Темзе. Ну то есть сама квартира была не так уж плоха, но в ее четырех или пяти комнатах жило человек двадцать «доссеров», и не было горячей воды. Еды и денег тоже не было. Мы пытались организовать группу: я, Мерф и барабанщик по имени Роджер – барабанов у него не было, и он колотил по диванным подушкам! Вскоре мое терпение лопнуло, и я уехал на север. Однажды утром я проснулся на пляже в Саут-Шилдс, ел холодные печеные бобы прямо из банки – вилкой мне служила расческа. От жизни наверняка можно взять больше, решил я, после чего отправился домой и немножко отъелся. В следующий раз я увидел Мерфа только лет через тридцать, и меня приятно удивило, что годы практически не повредили его рассудок (по крайней мере, то, что от него оставили шестидесятые). Он теперь писатель; при встрече подарил мне свой роман. Когда-нибудь прочитаю и скажу вам, хорош ли он!

Вскоре после моего возвращения домой The Birds играли в Нортвиче, недалеко от Манчестера, и я уехал с ними обратно в Лондон. Там я позвонил по единственному номеру, который у меня был (не считая номера Джона Лорда!), – Невиллу Честерсу. Он раньше работал техником у The Who и The Merseybeats. Я спросил, можно ли мне перекантоваться у него на полу, и он сказал: приезжай. В то время Невилл работал у The Jimi Hendrix Experience и делил квартиру с басистом Хендрикса, Ноэлем Реддингом. Им был нужен еще один техник, и недели три спустя я получил эту работу.

Джими Хендрикс в то время был суперзвездой в Англии – два его сингла заняли первое место, – но в Америке о нем еще никто не слыхал. Я работал с его группой около года – на всех телешоу и в турах по Англии. К сожалению, за границу я с ним не ездил, потому что вся моя работа была – таскать тяжелые предметы. Но все равно это был замечательный опыт. Хендрикс был самым потрясающим гитаристом в истории, тут и сомневаться нечего. Он был чертовски хорош во всем – играл просто умопомрачительно и к тому же отлично держался на сцене. У него была кошачья, змеиная грация! Когда он играл, у девчонок натурально ехала крыша. Я видел, как с ним в спальню заходили пять девчонок сразу, – и каждая, выходя обратно, улыбалась. Конечно, дорожной команде тоже перепадало. Хендрикс был настоящим жеребцом; я человек простой и, по-моему, это очень хорошо. Что плохого в том, чтобы быть жеребцом? Это уж точно веселее, чем не быть жеребцом! К сожалению, мне почти не довелось пообщаться с ним не по работе – я не был частью его жизни. Я просто на него работал. Но я помню, что он был очень приятным, очень милым парнем. Хотя люди вообще были тогда дружелюбнее. Это была очередная эпоха невинности, если угодно. Люди еще не начали умирать.

Остальные двое в Experience мне тоже нравились. Ноэль Реддинг был нормальным чуваком, правда, он спал в ночной рубашке, и у него были ночные туфли с загнутыми носами, как у Аладдина, и ночной колпак с кисточкой. Живописное зрелище. Митч был псих, он, собственно говоря, и сейчас такой. Стою я однажды на разделительном островке посреди Оксфорд-стрит, и ко мне подбегает Митч: белая шуба, белые брюки, белая рубашка, белые ботинки и носки – прямо как привидение. «Привет, я не знаю, кто я!» – произнес он и помчался дальше. Меня он, наверное, тоже не узнал.

Конец шестидесятых был фантастическим временем для британского рок-н-ролла. С тех пор никогда больше не бывало столько талантов одновременно. The Beatles, The Rolling Stones, The Hollies, The Who, Small Faces, Downliners Sect, Yardbirds – все они появились в течение трех лет. «Британское вторжение» навсегда изменило лицо рок-музыки, и мы в Лондоне были в самом центре событий. Еще было много блюза: Savoy Brown (которые в Америке были гораздо популярнее, чем у себя дома) и Foghat начинали как блюзовые группы, а еще на некоторое время в моду вошел джаз-блюз. Тогда еще работал Грэм Бонд, а в его группе играли Джек Брюс и Джинджер Бейкер, которые потом основали Cream. The Beatles только что выпустили Сержанта Пеппера – вот вам настоящий вкус сезона! Двоих из них как раз арестовали, так что они определенно были на коне: Джон Леннон словно мученик и Йоко рядом с ним – картина оскорбленной невинности[18].

Куда ни посмотришь, всюду были хорошие группы. Теперь все гораздо печальнее: по-настоящему классную группу надо еще поискать, а ужасных групп вокруг тысячи. Тогда тоже были тысячи групп, но половина из них уж точно были отличные. Вот вам пример: с 14 ноября по 5 декабря 1967 года я ездил с Хендриксом в его второй тур по Великобритании. Вторыми хедлайнерами в этом туре были The Move, у которых только что вышло два сингла подряд, которые тоже заняли первое место; еще в этом же туре были: Pink Floyd – их последний тур с Сидом Бэрретом; Amen Corner, которые тогда добрались до второго места; The Nice, с которыми играл молодой органист по имени Кит Эмерсон; и Eire Apparent, которые потом трансформировались в группу Джо Кокера The Grease Band. И увидеть все это великолепие стоило семь шиллингов шесть пенсов (или 70 американских центов). И это было в то время в порядке вещей.

Вы же не думаете, что я буду рассказывать про Лондон шестидесятых и ни словом не обмолвлюсь о наркотиках? Не на того напали! Вся наша команда на протяжении всего этого тура была на кислоте. И работали мы при этом отлично. А еще – оргазм под кислотой это нечто, просто фантастика, и я не упускал случая это испытать. Кстати говоря, кислота тогда не была запрещена законом. Законы против нее приняли не раньше конца 67-го. Что же касается марихуаны, то можно было спокойно идти по улице и курить косяк, а полицейские, как правило, знать не знали, что это такое. Один мой знакомый сказал полицейскому, что курит безникотиновую сигарету, и тот купился. Весь Лондон, казалось, был тогда обдолбан. Мы закидывались и шли в парк, разговаривали там с деревьями – и иногда деревьям удавалось тебя переспорить. Мы слышали, что кислота не действует два дня подряд, но мы выяснили, что если удвоить дозу, то она и на второй день прекрасно подействует!

В Лондоне были отличные клубы – Electric Garden, Middle Earth. Как ни придешь туда – все под ЛСД. В Middle Earth прямо у входа, у кассы, стояла девушка и раздавала кислоту. Она давала ее бесплатно каждому или каждой, кто входил в клуб. Иногда мы брали кристалл кислоты, которого хватало на сто трипов, и растворяли его в ста каплях дистиллированной воды в бутылке. Затем брали пипетку и капали этим раствором на газетный лист, рядами. Когда этот лист высыхал, мы вкладывали его обратно в газету, шли на улицу и продавали кусочки этого листа по фунту каждый. Иногда попадались удачные кусочки – на два трипа; а иногда просто отсыревший кусочек бумаги.

Настоящие кислотные трипы в то время были не похожи на все это хипповское дерьмо про мир во всем мире. Мой первый трип длился восемнадцать часов, и все это время я ничего не видел. То есть я не видел, что на самом деле происходило вокруг, – одни галлюцинации. От любого звука, от любого шороха: можно было щелкнуть пальцами – и пффффф! ты видел настоящий калейдоскоп. Твои глаза превращались в цветные стробоскопы, приводимые в действие звуком. И все время такое ощущение, что твой мозг на американских горках: сперва замедляешься, пока поднимаешься к очередной вершине, а потом – ффууууух! Зубы шкворчат, будто поджариваются на сковородке, и если засмеешься, то ужасно трудно остановиться. В общем, кислота мне скорее нравилась. Но это опасный наркотик – если будешь неосторожен, он разбудит в тебе что-то такое, чему ты можешь не обрадоваться. Если ты не очень твердо стоишь обеими ногами на земле, кислота может стать для тебя катализатором – а может сделать так, что ты уйдешь и больше не вернешься. У тебя отберут галстук, вытащат шнурки из обуви и ремень из штанов и посадят тебя в комнату без окон и с мягкими стенами. Многих моих знакомых из-за кислоты увезли на чумовозе.