Строгий режим - Дёмочка Виталий

— Чё ж ты так? С воли на суд шёл и даже не собрал ничего с собой?

— Ты бы хоть из насущного чего с собой собрал, — сказал другой, не отрывая голову от каких-то бумаг у себя на коленях.

— Из насущного, это что? — не понял Юрий.

— Чай, курить. Мыло, паста и всё из первой необходимости. А ты даже чашку с кружкой с собой не взял. Думал здесь всё выдадут, как раньше?

Ответить Юрий не успел, звонко щёлкнул метал и открылась кормушка в двери камеры. Все сразу зашевелились и стали подниматься даже те, кто спал, кроме четверых человек у окна. Зазвенели железные и алюминиевые чашки и все потянулись к двери. Вид у некоторых заключённых был ужасный, но после всего увиденного и пережитого в отстойнике Юрий чувствовал себя нормально. К тому же здесь было гораздо чище и поведение людей говорило, что они приучены к порядку. Не было никакой толкотни возле кормушки, все по очереди подавали свои чашки и отходили в сторону. Один мужичок с бородкой принёс сразу несколько чашек и относил их, наполнив, на окно, где Леший сразу взял одну из чашек и принялся есть.

Все остальные тоже стали, звеня ложками, поглощать отвратительную на вид пищу. У Юрия чашки и ложки не было, как, впрочем, и аппетита после всего происшедшего за вчерашний день. Но он не ел уже вторые сутки, и ему уже становилось не по себе. Объявлять голодовку он не собирался, понимая, что ничего не добьётся и что нужно есть эту грязную на вид еду, которую здесь называют баландой. Но никто из поглощённых едой заключённых не предложил ему свою чашку и даже не обращал на него внимания.

«Ну и ладно, всё равно есть не хочу», — подумал Юра и, так как все сидячие места были заняты, присел на корточки возле небольшого железного стола.

Начальник оперативной части следственного изолятора майор Дунаев, которого на жаргоне называли кумом не только заключённые, но и сотрудники, беседовал в кабинете с одним из своих подчинённых, оперативником Шаповаловым.

— Солома просит его в восемь семь сводить, — говорил Дунаев. — А чё ему там надо не знаю, повод какой-то левый придумал. Есть у тебя там кто-нибудь?

— Ну Валерий Степаныч, — начал оправдываться Шаповалов, — вы же знаете, там одни коммерческие сидят…

— Ну так подсади к ним кого-нибудь… А то мы так и не будем знать, что там у них происходит.

— Да… как подсадить? Его ж греть потом придётся, и не чем-нибудь, а центрами… икрой красной и прочее… вы же знаете… иначе раскусят махом…

— А пока раскусят, мы его обратно куда-нибудь перебросим, — усмехнулся Дунаев и, пока Шаповалов не нашёл ещё какую-нибудь отговорку, добавил серьёзным голосом: — Давай-давай, закинь кого-нибудь на время. Нужно узнать, какие такие вопросы Солома с ними порешать хочет, что по малявам не хочет обсуждать.

Шаповалов опустил голову и стал думать, кого из своих агентов можно выдать за коммерсанта. Он прекрасно понимал, что человек этот будет засвечен и больше не принесёт ему никакой пользы. Поэтому для него это был нелегкий шаг и думалось ему тяжело. Дунаев, видя его озадаченное лицо, решил перевести разговор на другую тему, предоставив ему самому потом решать больные вопросы.

— Что ты там, кстати, с Плетнёвым? Разобрался, куда его определить? — спросил Дунаев.

— А куда его? Даже в красную хату если бросить, его и там порвут. Солома прогон сделает, а те могут захотеть подняться в глазах черных, что якобы не чужды к людскому.

— Ну и чё? Последнюю одиночку на него истратить что ли? — спросил Дунаев, вскинув брови.

Шаповалов пожал плечами и опустил голову. Потом поднял и нерешительно спросил:

— Может в семь три его? К ментам?

— Нас потом с работы выгонят, если узнают, что уголовника к ним бросили. Думай, что говоришь.

— Тогда я не знаю, не к петухам же его кидать, — опять опустил глаза Шаповалов.

— Ладно-ладно, — подбодрил его Дунаев, — не грузись. Оставь его пока в отстойнике, пусть там сидит, пока синяки не сойдут. Потом посмотрим, может прогона не будет насчёт него. А я пока подумаю, где он нам пригодиться может. Скажи каптёру, пусть выдаст ему одеяло и подушку, и пускай там чалится. Ну всё, иди прямо щас ему скажи.

— Есть, — коротко ответил Шаповалов и, развернувшись, вышел из кабинета.

Ольга лежала на шконке и смотрела в грязный потолок. Она не спала, да и не хотела спать, несмотря на проведённую без сна ночь. Легла только потому, что ноги плохо держали её после всех переживаний. Так же она и не ела, когда был ужин, хоть Вера взяла на неё в свою чашку и предлагала ей. Ольга была благодарна ей за поддержку, но из-за случая с Лерой уже побаивалась немного свою новую подругу. Вдруг ей тоже от неё что-то надо? Хотя из фирменных вещей на ней уже ничего не осталось, это чувство всё же не покидало её. Смешиваясь со всеми переживаниями на вчерашнем суде это чувство заставляло её сердце биться и не давало спать.

Что-то сильно застучало и, подняв голову она увидела, как железная дверь с грохотом открылась. В неё вошли несколько офицеров с резиновыми дубинками в руках, у одного из них была толстая раскрытая папка. Посчитав всех женщин, он что-то отметил в ней и сказал Косе, чинно сидящей на шконке и мило улыбающейся ему.

— Ну-ка пихни вон подруг своих сверху. Живые они там?

Но девушки на верхних шконках у окна сами разом зашевелились и повернули головы к нему. Офицер сразу развернулся и вся процессия удалилась.

Коса, разозлясь на игнорирование своей особы, скорчила ему вслед рожицу и добавила в сердцах:

— Урод толстомордый.

— Да он педик, наверное, — поддержала её Ленка, — если на нас внимания не обращает.

— Да ладно вам, — свесила ноги с верхней шконки у окна их подруга Зинка-Звезда. — На кой хер вам его внимание. Давайте лучше чаю заварим, попьём.

С таким же предложением обратилась, встав, и Вера к Ольге, всё ещё лежащей на спине и глядящей в потолок. Ольга отрицательно покачала головой в ответ.

— Вставай, хоть чаю попей. Не ела же ничего. Давай-давай, это придаст тебе силы. Сколько дали-то, что так убиваешься?

— Пять лет, — сказала Ольга, нехотя вставая и опускаясь на пол. Её не покидала мысль, что Вера не просто так к ней навязывается, и она смотрела на неё с опаской.

— Пять? Серьё-о-зно, — покачала головой Вера и воткнула маленький кипятильник в розетку. — А за что?

— Ни за что, — еле выговорила в ответ Ольга и с трудом удержалась, чтобы не заплакать.

— Ну это понятно, тут все ни за что, — равнодушно говорила Вера, спокойно суетясь за небольшим железным столом в углу камеры. Она насыпала чай с пакета на листок бумаги и посмотрела на Ольгу, закрывшую лицо руками. — Оль, да ты что? Держись, пять не так много. Амнистии по мамочкам почти каждый год, УДО и всякие скощухи прут… Всё нормально будет. Забеременеть тебе надо. У тебя парень есть?

Ольга покачала головой, не отрывая рук от лица. На этот раз слёз она не сдержала, ведь её Юрка тоже сидел в тюрьме.

— Не плач, — Вера почему-то понизила голос, — здесь дубак один есть, если твой парень ему заплатит, тот может устроить вам встречу в ихней раздевалке. Забеременеешь и… все поблажки тебе гарантированы.

— Мой Юрка тоже здесь сидит, — не отрывая ладоней от лица ответила Ольга, она беззвучно плакала.

— Да ты что? — обрадованно прошептала Вера. — Так это ещё легче. Мусору проблем меньше будет, чем с воли его сюда затаскивать. Лишь бы у него бабки были, у Юрки твоего, или у тебя.

Ольга убрала руки от лица и уставилась на Веру, вытирая слёзы. Перспектива встретиться с любимым заволновала её и лицо её просветлело. В этот момент кружка на столе закипела и Вера встала, чтобы засыпать в неё заварку. Ольга уже неотрывно смотрела на неё взглядом, полным надежды. Она хотела поговорить с ней на эту тему. Но когда Вера приготовила чай и разлила его по кружкам, к ним присоединилась ещё одна девушка по имени Рина, с которой спала на одной шконке сначала Вера, а потом лежала рядом Ольга. Чай они пили втроём. Вера раздала им по одной карамельке и завела разговор на другую тему. И лишь когда они уже закончили пить чай, она сказала Ольге: