Разведчик морской пехоты - Виктор Леонов

— Руки вверх поднимать не приучены! — крикнул я невидимому за камнями пулеметчику.

— Ясно! А кто такие? — спросил тот же голос.

— А ты кто такой! — не удержался Степан и рванулся вперед. — Ослеп, что ли? Ты и по егерям так стреляешь, орел?

Пулеметчик высунул голову:

— Ладно, проходи стороной. Там разберут, что ты за орел.

— Курица общипанная! — ругался Степан. Но словесная перепалка сразу оборвалась — появился лейтенант. И, опознав нас, рассмеялся:

— Уж очень вы подозрительно выглядите. Не то финны, не то немцы…

Мы были в лыжных матерчатых шапочках с длинными козырьками, в меховых куртках и брюках с вывернутой наизнанку оленьей шерстью. Не удивительно, что, завидев нас издалека, пулеметчик открыл огонь.

Пришел капитан, заместитель командира батальона, и я доложил ему обстановку.

Морские пехотинцы знали, что своими действиями на высоте 415 мы сковали силы неприятеля и тем самым помогли десанту выполнить задание в тылу врага. Сейчас штаб батальона располагал только взводом охраны. Подразделения еще не вернулись с заданий. Как только придет взвод минометчиков, его тотчас же бросят к нам на выручку. И капитан спросил нас, сумеем ли удержаться на высоте еще одни сутки. Что мы могли ему ответить?

— Надо, — сказал я, — значит выстоим.

И стал договариваться о маршруте движения минометчиков, о корректировке огня и других способах связи.

Нам предложили отдохнуть. Плотно перекусив и начисто опорожнив портсигар лейтенанта, мы собрались в обратный путь. Проходя мимо знакомого пулеметчика, Степан подмигнул ему:

— Эй, ловец на мушку, гляди в оба! Попадешь к разведчикам, тебя научат не только руки поднимать, но и на четвереньках ползать.

Пулеметчик не обижался. Он провожал нас сочувствующим взглядом.

Мы возвращались с добрыми вестями и поэтому, превозмогая усталость, торопились к своим.

День выдался ясный, снег на сопках стаял. Но он еще лежал в лощине, которую егеря просматривали и простреливали. Разведчики, чтобы мы могли безопасно проскочить через лощину к подножию высоты 415, затеяли ложную атаку и привлекли к себе внимание противника. Василий Кашутин, Семен Агафонов и Зиновий Рыжечкин пошли нам навстречу, подсобили быстрее преодолеть подъем.

Пока я докладывал командиру о связи с морскими пехотинцами, мои спутники уже повалились спать. Я забрался между Мотовилиным и Лосевым. Тесно прижавшись, согревая друг друга телами, мы беспробудно спали до утра. Никто не тревожил наш сон, хотя в эту ночь егеря особенно яростно штурмовали высоту 415 и кое-где вплотную приблизились к ее вершине.

…Пошел пятый день нашего пребывания в тылу врага. С каждым часом возрастало напряжение боя. Порой казалось, что наступает предел испытаниям. Мы экономно расходовали патроны и разделили последний сухой паек. Снег стаял, и мы лишились воды. Кашутин, разбудив меня утром, облизывая сухие, потрескавшиеся на ветру губы, спрашивал:

— Виктор, вы тут вчера вокруг да около ходили. Не приметили ручейка?

— Так ведь озерцо рядом.

— Там уже егеря воду пьют… Худо, Виктор! Вдруг он повернул голову, и я увидел в его глазах жадный блеск. Рядом с нами, на большом плоском камне, темнела маленькая лужица. Вася Кашутин смотрел на нее, как загипнотизированный.

— Грязная очень, — говорю Кашутину.

Подходит Павел Барышев. Ему самому до смерти хочется пить, но находка принадлежит Кашутину, и Барышев пускается на хитрость:

— Брось, Вася! Вчера тут никакой воды не было. Может, Коликов ночью с перепугу…

— Э, была, не была!

Кашутин становится на колени, закрывает глаза, и через минуту на камне темнеет только влажное пятно.

Опять, но уже совсем рядом с нами, разгорается бой. Егеря стреляют почти в упор, хотя их и не видно. Прильнув к каменной глыбе, Манин высовывает наружу краешек своего треуха, и его начисто срезает пулеметной очередью. Тогда я подползаю к Манину, приказываю ему пробраться к командиру, чтобы доложить обстановку, а сам веду наблюдения.

Внимательно осматриваю местность и замечаю холмики из камней, которых вчера не было на склоне высоты. Какой-то матрос бежит в мою сторону, вот он уже почти рядом, но короткая и близкая пулеметная очередь сразила его. И хотя я заметил огненные вспышки в камнях одного из холмиков, но не могу удержаться: инстинктивно вскакиваю и тут же, оглушенный ударом в голову, теряю на мгновение сознание.

К счастью, егерь стрелял не очень метко. Пулеметная очередь прошла рядом и лишь одна пуля, срикошетив о камень, поразила левую щеку. Конец пули торчал во рту.

Я отполз в сторону.

— Бывает же такое! — удивлялся лейтенант медицинской службы Заседателев, пытаясь извлечь пулю из щеки. Ему это не удалось. Обмотав мою голову бинтами, он оставил только два отверстия — для рта и глаз.

Я побежал к Инзарцеву и рассказал, где маскируются вражеские пулеметчики и автоматчики.

— Старый прием! — догадался Инзарцев. — Ночью, во время атаки, их оставили вблизи нас. Накрыли плащ-палатками, камнями. Сейчас мы их выкурим.

Семен Агафонов из снайперской винтовки ударил по одному холмику, потом по другому. Оттуда выскочили автоматчики, завопили и побежали. «Ожили» и другие холмики — егеря покатились вниз.

Как раз в это время над одной из сопок взвилась красная ракета, и мы услышали многоголосое «ура». С помощью подоспевшего взвода морских пехотинцев мы очистили весь склон высоты.

Егеря закрепились на соседней сопке, и началась нудная минометная перестрелка.

Разведчики получили запас патронов и продуктов. Пехотинцы закрепились на флангах высоты 415. Теперь можно воевать.

А у меня сильно разболелась голова, и я даже не мог открыть рта, чтобы принять глоток свежей озерной воды. Заседателев потребовал, чтобы меня с сопровождающим отправили в санбат. Я вспомнил томительное пребывание в госпитале после первого ранения и поэтому, приняв бравый вид, заявил командиру, что сам дойду до берега, где курсирует санитарный бот, а в базе доложу обстановку. Инзарцев согласился.

Долго сидел я на берегу, ожидая, когда появится санитарный бот. Наконец, он показался, заметил мои сигналы и пошел к берегу. Но неожиданно бот круто повернул и показал корму. А я не могу кричать — трудно подать голос. Я только неистово размахиваю руками, потом даю очередь из автомата. Куда там! Бот ускорил ход и скрылся по другую сторону нависшей над водой скалы.

Я почувствовал себя куда хуже, чем под пулями егерей. Оставалось только, напрягая последние силы, лезть на скалу в надежде, что с ее вершины меня опять приметят и возьмут на борт. Кое-как перевалил через хребет и увидел матросов, убирающих сходню. Они кричали, показывая в мою сторону:

— Вот он! Вот он!

Оборачиваюсь — позади никого нет: что за наваждение?

К счастью, в боте находился раненый офицер моряк, который узнал меня:

— Стойте! Какой, к черту, фашист вам мерещится? Это же Леонов! Из отряда морских разведчиков…

Я спасен!

Измученный, спотыкаясь на каждом шагу, подхожу к берегу.

— Кто их разберет, этих разведчиков! — ворчал уже потом капитан бота. Нацепят на себя всякую дрянь, — он даже погрозил мне пальцем. — Я ведь тебя за егеря принял и, грешным делом, думал, что враги у берега — в засаде, а ты нас заманиваешь…

Заманиваю!.. Экипаж бота, даже раненые, хохочут. Я бы, наверное, тоже посмеялся над таким злоключением, но мне даже улыбнуться больно. Мотаю забинтованной головой, и только по глазам люди догадываются о моих переживаниях.

Через четыре часа бот был в базе, а через двое суток отряд вернулся с задания.

Санитарная часть пополнилась разведчиками, которые получили легкие ранения или обморозились в этом майском рейде. Таков уж май в нашем Заполярье!

Врачи нас быстро вылечили. Лосева, Манина, Мотовилина и меня выписали одновременно. Я помню, как мы бодро шествовали в отряд и Манин горячо говорил:

— Воевали днем, воевали ночью и в каких только разведках не бывали! Семь дней дрались в обороне. Семь щей! Нам сейчас ничто не в диковинку!

Мы, конечно, соглашались с Маниным и считали, что выдержали самый суровый экзамен на стойкость. Теперь сам черт — нам не брат!

Если бы наш разговор подслушал первый наставник отряда бывалый разведчик майор Добротин, он бы снисходительно улыбнулся и, быть может, намекнул бы нам на присущую молодости беззаботность, беспечность и даже некоторую самонадеянность. Да, мы были молоды и не очень опытны. Мы меньше всего думали о неожиданных и коварных опасностях, которые подстерегают разведчиков в тылу врага.

А между тем самые трудные испытания и самые тяжелые бои были впереди.

В отряд прибыл новичок

С небольшой партией новичков к нам, в отряд морских разведчиков, прибыл Макар Вабиков, старшина первой статьи, бывший писарь из дивизиона береговой обороны, которого я раньше изредка встречал в политотделе.