Врата вечности - Вадим Иванович Кучеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К чему ты рассказал мне это? — озадаченно спросил Бесарион. — Мы не собираемся вступать в войну с муравьями.
— К тому, что как ни ужасны муравьи, но люди страшнее их, — ответил Джелани. — И я хорошо понимаю это. Как и то, что только объединившись духи природы смогут противостоять нашествию людей и собственному вымиранию. Поэтому я принял посланников Совета тринадцати. Я согласен, что мы должны объединиться, Африка со всем остальным миром. Но, признаюсь, у меня есть сомнения. Я слышал много такого о Совете тринадцати, что заставляет меня колебаться. И это lapis offensionis. Камень преткновения.
— Ложь и клевета, — буркнул Бесарион. — Происки недоброжелателей кобольда Джеррика.
— Auscultare disce. Учись слушать, — в глазах Джелани, словно вспышка молнии, блеснула угроза. — Я впитал эту мудрость с молоком матери. И, поверь, я умею слушать и отделять истину ото лжи.
— Не сомневаюсь в этом, Джелани. Однако…
— Однако я готов рискнуть, — надменно перебил его Джелани. — Ради блага своего народа. Но с одним условием.
Бесарион насторожился, с немым вопросом в глазах взглянув на нгояма.
— Я встречусь с главой Совета тринадцати в Берлине через одну луну только в том случае, если меня будет сопровождать гамадриада Дапн. А поскольку совершать в такое короткое время столь утомительное путешествие дважды ей будет крайне утомительно, то на все эти дни она останется моей гостьей, в Basse Santa Su, в этом доме. Dixi. Я сказал все, что хотел, и добавить к сказанному мне нечего.
Бесарион с облегчением вздохнул. Он со страхом ожидал, что скажет Джелани, и это условие показалось ему смехотворным. Но затем очокочи с тревогой взглянул на гамадриаду — что ответит она? Захочет ли эта изнеженная нимфа провести целый месяц в африканской глуши, в которой нет ничего, кроме зноя, мух и ядовитых змей, да еще и Тафари впридачу, как будто было мало всех прочих неприятностей. Сам Бесарион не согласился бы на такое ни за какие обещанные ему в будущем блага мира.
Но неожиданно для очокочи Дапн не возражала. Ему даже показалось, что она восприняла ультиматум Джелани с радостью, легкокрылой тенью промелькнувшей по ее лицу. Однако ручаться в этом Бесарион не стал бы. Он сомневался во всем и всегда, когда речь заходила о таких непостижимых для его разума существах, как женщины. Сам он прекрасно обходился без них, предпочитая любовному свиданию дружескую попойку.
Когда соглашение было достигнуто, оставаться в доме Джелани Бесариону не было смысла. Да его никто и не задерживал. В сопровождении все того же Тафари и на том же запыленном Mobius оne очокочи уже через полчаса выехал в аэропорт. Он хотел успеть на самолет, который вылетал в Берлин этим вечером. Очокочи спешил навсегда проститься с Африкой, которая произвела на него самое гнетущее впечатление из всех, какие он когда-либо испытывал в своей жизни.
Когда Бесарион, стремительно поднявшись по трапу, вошел в салон самолета, зная, что грозно молчавший всю дорогу Тафари остался в аэропорту, очокочи вздохнул с невыразимым облегчением. У него было такое чувство, словно он чудом избежал грозившей ему смертельной опасности.
Но окончательно успокоился Бесарион только тогда, когда самолет оторвался от взлетной полосы и взмыл в африканское небо, цветом напоминавшее бледно-голубую тунику гамадриады Дапн с прорехами белых облаков.
Глава 4
Гном Вигман и леший Афанасий, посовещавшись, предпочли добираться до острова Эйлин-Мор на парусном судне. Оба одинаково боялись полетов в громоздких металлических гробах, как леший пренебрежительно называл самолеты и вертолеты, и, в силу своего возраста, не хотели прибегать к телепортации, изматывающей стареющих духов и физически, и духовно. После телепортации на протяжении еще нескольких дней они обычно чувствовали себя утомленными, а разговор, который им предстоял, требовал недюжинного здоровья, как иронично заметил Вигман. Гном почти инстинктивно боялся эльфа, памятуя о том, что не так давно один из его сородичей пал от руки Фергюса.
Леший, исконный лесной житель, не любил и морских круизов. Его укачивало на волнах, иногда до тошноты. Не забыл он и о том, что еще несколько лет тому назад вблизи берегов Шотландии часто бесследно исчезали морские суда. Моряки утверждали, что виноват в этом «Летучий голландец». А однажды в битве с этим призрачным кораблем даже пошли на дно два фрегата, патрулировавшие по приказу Совета XIII местные воды. С ними погиб и адмирал Сибатор, достойнейший представитель народа млитов, любимым изречением которого было воинственное «si vis pacem, para bellum!», что означало, насколько Афанасий помнил, «хочешь мира, готовься к войне». Это была ужасная трагедия для всего мира духов природы. Правда, после этого суда вдруг перестали пропадать в морской пучине в этом районе, во всяком случае, так часто. Однако это уже не могло изменить опасливого отношения Афанасия к этим местам.
Но выбирать уже было не из чего, и леший смирился. К острову Эйлин-Морони отправились на одном из фрегатов военно-морских сил Совета XIII, главным достоинством которого была надежность.
На их счастье, во время всего путешествия море было спокойным, а погода ясной, что случается в районе Гибридского архипелага довольно редко. Леший не сходил с капитанского мостика фрегата, подставляя лицо ветру и глубоко вдыхая запах моря. Вигман предпочел остаться в каюте, потягивая из шарообразного бокала бесцветный коньяк «l'Hommage» столетней выдержки и перебирая кое-какие финансовые бумаги, которые он захватил с собой.
Но когда на горизонте показались слегка размытые очертания острова Эйлин-Мор, и капитан фрегата объявил об этом, Вигман также вышел на палубу и взобрался на капитанский мостик. Это был низенький и плотный гном с длинной густой бородой, которую он в торжественных случаях заплетал в две массивные косы и украшал разноцветными драгоценными камнями. На этот раз он обошелся без украшений и сменил привычный смокинг на просторную двубортную куртку с меховой подстежкой. Вигман опасался морской влажности и сквозняков.
Выпитый в изрядном количестве коньяк настроил гнома на лирический лад.
— Афанасий, — произнес он, вглядываясь в морскую даль. — Мне это кажется, или этот островок действительно похож на гигантскую голую бабу? Если бы она не была каменной, то, признаюсь тебе…
— Ты прав, — перебил его леший,
