Поговорим о демографии - Лев Бобров

Вот по ней-то и определяется одна из кардинальнейших демографических величин, отражающих жизнеспособность населения в целом. Или отдельных его групп, скажем, всех мужчин или всех женщин.

Еще Гегеля смущала «загадочность определения посредством числа». А тут получается пара «голых цифр». Но что это за число! Им одним можно охарактеризовать очень многое. Всю «систему жизнеобеспечения» с многоразличными ее факторами — экономическими, социальными и прочими. Тут не только материальное благосостояние, чтобы удовлетворить любые потребности, но и благоразумие, чтобы устоять перед соблазнами излишеств. Не только высокая образованность, но и элементарная бытовая культура. Не только возможности, предоставленные медициной, но и умение воспользоваться ими (например, злоупотребление лекарствами вредно для организма). И так далее. Причины, как видно, не только объективные, но и субъективные, зависящие не только от общества, но и от личности. И все это в той или иной мере отражает величина, о которой идет речь, — средняя продолжительность жизни.

Что же она означает? Как вычисляется?

Конечно же, это не пополам поделенная дистанция между рекордом и «антирекордом» долголетия. Такая «середка на половинку» дала бы нам примерно 85 лет, если вспомнить, что максимум здесь приближается к 170 годам (Ширали Мислимов), а минимум — к нулю.

Тогда, быть может, это средний возраст всех до единого, кто живет и здравствует в стране? Такие суждения приходится слышать. Верны ли они?

Представим себе фантастический супернебоскреб, вместивший всех граждан государства. На каждом этаже — лишь сверстники. На первом — все младенцы, от только что родившихся до без пяти минут годовалых. На втором — все, кому год или больше, но меньше двух лет. И так далее. На последнем окажется самый старый из жителей, если он один.

Мысленно заселить это воображаемое здание-государство можно по итогам переписи, которая дает «моментальный снимок» всех возрастов с точной численностью каждого поколения на какую-то определенную дату. Значит, нам заранее известно, сколько всего жителей в доме и сколько на каждом этаже. Остается отсчитать ровно половину населения, скажем, снизу вверх. Номер этажа, где закончится счет, даст величину, которая называется медианой (от латинского «середина»). Составляя, допустим, 26 лет, как в СССР 1959 года, она делит нас на 2 равные группы: на тех, кто моложе 26, и на тех, кто старше. Так вот, средний арифметический возраст всех живущих обычно близок к медианному, хотя и вычисляется иначе. У нас он близок к 30 годам. А средняя продолжительность жизни — 70 лет. Но, может, тогда правы те, кто принимает ее за средний возраст умерших? Тоже нет. Ее определяют иначе.

А рассчитывают ее по уже знакомым нам таблицам (такого типа, как на странице 40), толькр возрастные интервалы берут не 20-летние, а годичные (как в таблице на странице 33). Не поленимся заглянуть в них еще раз. «Да это же наш небоскреб! Только вверх дном. И к тому же разделенный на женскую и мужскую половину», — так и просится на язык, не правда ли? Конечно, тут требуются некоторые уточнения, но общее есть.

Действительно, строчки таблицы легко представить себе рядами окон. Пусть в нашем высотном здании на каждого его обитателя приходится по комнате, которую может занимать только он один. Если человек жив, окно в ней освещено, если нет — зашторено. И тогда одно из 2 соседних чисел — количество горящих окон, второе — погасших. Так мы снова очутились в некоем Здании Жизни. Пусть не смущает нас, что это таблицы смертности, Они называются и по-другому — «таблицы доживаемости». А то и попросту «таблицы жизни», что, право же, лучше.

И еще: они составляются по итогам переписи. То есть по «фотопортрету» всего населения, сделанному с короткой выдержкой и запечатлевшему сразу все поколения — в том количестве и качестве, в каковом они оказались на какой-то определенный момент. Или по данным текущего учета.

Нас же интересует не тот вчерашний день и даже не сегодняшний, а завтрашний. Ведь средняя продолжительность жизни — перспектива для новорожденных (для старших возрастов она иная). Но грядущее одного определенного поколения можно увидеть в настоящем старших поколений.

Взглянем на наш супернебоскреб. Все верхние этажи — некая «модель судьбы» для нижнего, первого. Его населенность 10 лет спустя станет примерно такой же, какова она сейчас на 11-м, а 20 лет спустя — как на 21-м. И так далее.

— А если численность новорожденных с каждым годом увеличивается? Допустим, в 1970 году она была больше, чем в 1950-м. Значит, в 1990 году поколение 1970 года окажется многочисленнее, чем его «модель» для того времени — поколение 1950 года в 1970 году, то есть группа 20-летних!

— Вот потому-то вместо всех новорожденных (их миллионы) берется их условная совокупность (100 000), всегда одна и та же.

— Еще вопрос. Наши отцы прошли через войну. Как же по их сегодняшней численности судить о нашей завтрашней?

— Демографы вносят соответствующие коррективы.

Оказывается, в Здании Жизни есть верхние этажи, которые населеннее нижних, находящихся непосредственно под ними. Дело тут вот в чем.

В годы войны рождаемость упала. Поколения, появившиеся на свет именно тогда, оказались изначально малочисленней предшествующих и последующих. И это не единственная аномалия в возрастной структуре населения.

Дети того времени давно уже повзрослели, возмужали, сами стали обзаводиться потомством. Но ведь они, теперь уже мужья и жены, отцы и матери, по-прежнему малочисленней, чем можно было бы ожидать (в случае, если бы не сказалась война). Отсюда и малышей меньше: сокращенное пополнение родительского контингента означает и пониженную рождаемость. Так снова дает о себе знать военная гроза, вернее, ее «демографическое эхо». Оно должно звучать через каждые 20–30 лет, правда, все глуше и глуше.

Все такие отклонения, не характерные для нормального развития, для мирных условий, принимаются в расчет, с тем чтобы внести соответствующие поправки.

Так составляются таблицы жизни. Вернемся к ним на страницу 33.

Вы уже обратили внимание: вместо всех малышей, появившихся на свет в 1959 году, берется их условная совокупность — 100 000 новорожденных. Здесь, правда, не оба пола вместе, а порознь мужской и женский, но суть дела от этого не меняется. Примером для нас будет служить женский пол.

Если бы все 100 000 девочек доживали до года, на них пришлось бы, очевидно, 100 000 человеко-лет. В действительности же во второй строке мы видим иное число — 96 323 (за вычетом 3677 умерших). Значит, получается не 100 000 человеко-лет, а 96 323. Еще через год прибавляется 95 526 человеко-лет. Потом еще 95 171. И так далее. Все значения складываются. В нашей таблице их, правда, всего 18, но остальные — до 100 лет включительно — вы найдете в таблицах при «Итогах всесоюзной переписи населения 1959 года».

Сумма человеко-лет делится на 100 000 человек. Получаются годы — средняя продолжительность жизни (для новорожденных, в нашем случае — для девочек). Она равна 71,68. Округленно — 72 годам. Для мальчиков — 64,42. Округленно — 64 годам. В среднем для обоих полов — около 69 лет. По тогдашним данным. Сейчас она несколько увеличилась. Но рассчитывается точно так же. Смысл процедуры прост. Запас времени, который накоплен гипотетическим поколением, как бы повторившим в каждом возрасте результаты всех поколений-современников, раскладывается поровну между всеми новорожденными. Независимо от того, кого какая ожидает судьба, от того, кто какой вклад внесет в общий фонд.

Так же исчисляется и средняя продолжительность предстоящей жизни для любого иного поколения, только тогда исходная совокупность в 100 000 человек берется именно из его представителей (скажем, из всех 20-летних мужчин), а не из новорожденных.

Есть и вероятная продолжительность жизни. Она характеризуется возрастом, до которого доживает ровно половина всех родившихся (на 100 000). По данным переписи 1959 года, эта величина составляла 75 лет для обоих полов, 78 лет для женщин и 70 для мужчин.

Наконец, модальная продолжительность жизни. Ее еще называли «нормальной». Она показывает, каков самый типичный возраст смерти в старости — тот, на который приходится больше всего умерших. В 1959 году он падал на 80 лет для обоих полов, на 81 год для женщин и 77–78 лет для мужчин.

— Выходит, какой показатель ни возьми, продолжительность жизни для женщин всюду и всегда выше, чем для мужчин! Наши демографы ведут дебаты, как преодолеть этот разрыв, а он ведь, кажется, не ликвидирован ни в одной стране мира?

— Однако не везде он одинаков. Ориентиром может служить его минимум, но уж никак не максимум.

— Допустим, удастся поднять жизнестойкость мужчин. Не повлечет ли это за собой ее увеличение и для женщин? Автоматически, по каким-то биологическим законам?