Гордость черного дракона - Альвина Волкова

— Почему ты плачешь? — смотреть на ее горе было не просто больно, мне выворачивало душу.

— Он убил их. Всех моих деточек.

— Кто он?

— Он. И его сородичи.

Весьма невразумительный ответ, но выспрашивать, как-то не очень хочется. Она прижала мою голову к своей пышной груди и мысли испарились. Было так хорошо и уютно, словно не незнакомка обнимает меня, а мама.

— Ничего моя девочка, — перебирая мои короткостриженые волосы, шептала незнакомка, — Моя хорошая девочка… Я с тобой.

— Расскажи, — попросила я.

— Мои деточки, — ее тихий, полный боли и тоски, вздох заставил обнять ее и прижаться теснее, — Неразумные дети мои. Мне больно вспоминать… Время… Как давно это было… Небо принимало их в свои объятья, ветер поддерживал, даря крыльям легкость, солнце грело переливающиеся серебром шкуры, земля открывала для них свои недра, чтобы ни в чем они не нуждались. У них была Сила. Сила способная разрушать и создать. Гордые создания — мои дети. Сильные и прекрасные… Но такие глупые.

Женщина замолчала, а я слушала, как бешено, бьется ее сердце.

— Они возгордились, — едва слышно продолжила она, — Пожелали быть как боги… Творить… Их убили… Он убил их всех. Заманил в ловушку и убил. Всех, даже неуклюжих и беззащитных подростков.

— Зачем? — всхлипнула я, с недоумением, замечая, что ощущаю ее боль, как свою, — Неужели нельзя было по-другому?

— Так пожелали боги, — сереброволосая прижалась губами к моей макушке и боль, затаившаяся глубоко внутри, пропала, — Я знаю. Боги не терпят тех, кто идет против них. И они приказали ему… Я умоляла их не идти, умоляла на коленях. Но они не послушали меня… И он убил их. Моих деточек. Осталась только я… Я оплакиваю их каждый день. Каждый день прихожу сюда… Это озеро моих слез.

— Мне очень жаль.

Бедная женщина, она совсем одна, здесь в этой пещере. И все что она может — это оплакивать своих детей. Как же бесчеловечно жестоко с ней поступили. Мое сердце разрывается на части.

— Моя девочка, — женщина взяла мое лицо в руки и посмотрела в глаза, — Ты такая хрупкая. Такая ранимая. Твое сердце плачет вместе со мной.

— Да, — я смотрела в ее глаза, и мне казалось, что это может длиться вечность.

— Ничего, моя девочка, — она утерла слезы с моих щек красивыми длинными пальцами с серебряными ноготками, — Больше никто не причинит тебе боли… Он… Не обманет тебя.

— Кто он?

Но сереброволосая женщина не слушала, она смотрела куда-то вдаль, и улыбалась.

— Так и будет, — женщина улыбалась все радостней, — Больше никто… Моя девочка. Моя хорошая.

Ее красивое лицо, озаренное нежной улыбкой, завораживало, как и ее голос тихий, нежный, обволакивающий. Он притуплял голос разума, голос инстинктов, которые уже трубили во все духовые инструменты, предупреждая, об опасности. Но ее руки такие нежные, и, в тоже время, такие сильные.

— Не сопротивляйся, — предупредила она, когда ощутив в области груди разрастающийся комок, я попыталась вырваться, — Будет немножко больно.

— Что это? — вскрикнула я, увидев как возникшее на ее ладонях пламя, наползает на мое лицо.

— Не дергайся, моя хорошая, — кончиками пальцев поглаживая мои полезшие на лоб брови, — Пламя души не причинит тебя вреда. Расслабься и все пойдет быстрее.

— Мне страшно.

— Не бойся. Тебе нечего бояться.

Мысли путались, мельтешили, не давая сосредоточиться, и понять, что происходит. Я, конечно, сообразила, что должна бы уже сгореть. Пламя, окутавшее с ног до головы, только приятно покалывало кожу. Но страх штука не логичная, и я дергалась, пытаясь сбить пламя. Комок внутри прорывался наружу, он становился все больше и больше. Ему уже не хватало места. Я закричала. Сделала попытку вырваться из стальных объятий, но женщина держала крепко.

— Нет, моя хорошая. Нельзя. Еще рано.

— Больно, — кричала я, извиваясь.

Внутренности жжет, как будто я проглотила раскаленную головешку.

— Ты сопротивляешься, — утешающая прохлада ее ладоней на плечах — Так только больнее. Расслабься.

Какая же она сильная. Мне не вырваться, как ни стараюсь.

— Не могу. Отпусти.

— Не отпущу.

— Пожалуйста, — слезы катятся градом.

Кажется, меня выворачивает наизнанку. Я кричу, царапаю ногтями ее плечи, а она все равно держит. Держит так крепко, что легче вырвать конечности из суставов, чем освободиться из ее хватки. Боже, за что мне все это!

— Терпи, девочка, терпи. Уже скоро.

Что скоро? Не понимаю. Отпустите меня! Но это уже начало происходить. Огненный шквал, зародившийся в груди, обрушился на меня со всей своей необузданной дикой силой, сжигая мысли и чувства.

— Мама!! — в последний раз отчаянно завопила я, дернулась, и замерла, не в силах даже дышать.

Возникло ощущение, словно в моем теле открыли сталелитейный завод, там все горело и выплавлялось. Я открывала, и закрывала рот, но, ни звука не издала.

— Сейчас, — кивнула своим мыслям женщина, и, подхватив мое скорчившееся в агонии тело, как если бы оно ничего не весило, швырнула в центр озера.

Я начала тонуть, и сил не было, что-то предпринять. Вода стремительно наполняла легкие, гася пышущий жаром горн в груди. Я расслабилась, и меня потянуло вниз.

— Наконец-то ты не сопротивляешься, — раздалось у меня в голове, — Упрямая девчонка. Надо было просто расслабиться. Но так даже лучше, с болью приживется быстрее. Открой глаза.

Я послушно разлепила веки и увидела, что женщина плывет на встречу. Ее легкое одеяние намокло и теперь не скрывало стройное подтянутое тело с приятными изгибами. Она подплыла ближе, коснулась лица, и в голове вновь возник ее голос.

— С рождением тебя, моя девочка. Теперь ты можешь отдохнуть.

Вода подтолкнула вверх, и мое тело всплыло на поверхность озера. Я так устала, что долгожданный обморок стал почти спасением.

— Ни'ийна, держись, — отчаянно, кричал эльваф, бросаясь в озеро, не смотря на то, что сам едва стоял на ногах, — Я сейчас.

Спонтанный портал выкинул их в пещеру с озером. Лельтасиса хорошенько приложило о булыжник, что он на некоторое время отключился, а когда пришел в себя, увидел, что девушка плавает на гладкой поверхности кристально чистого озера, белая как полотно. Он тут же поспешил к ней. Вода в озере была почти горячей, но поразмыслить над этим феноменом, эльвафу было не суждено. Прекрасное в своей безмятежности лицо человечки испугало Лельтасиса до судорог. Он быстрее погреб к берегу, уложил ее на гладкую поверхность камня, разорвал ворот рубашки, и опустил голову, прислушиваясь. Тишина. Сердце не билось.