Наблюдения провинциала - Борис Давыдов

Глава 11. Мои мысли

(они будут встречаться и в других главах), которые я писал на собственных книгах родственникам и знакомым.

Почти каждая женщина нежна, как лепесток роз. Но она порой должна напоминать крапиву – чтобы приводить мужчин в чувство.

Я молод был, мне кажется, ещё вчера. Но наша жизнь всего лишь миг. Секунда! Только подумал, сделал, помечтал. А годы и не годы вовсе – зигзаг молнии.

Забыть человека легче, чем помнить его. Хотя память наша бесконечна, как пространство.

Плохое долго помнится, а хорошее не забывается всю жизнь.

Помню, у меня пылали глаза, когда смотрел на тебя.

Но я знал: ты замужем и я женат…

Красивой и гордой – благодаря самому Господу.

Аристократической и цельной – благодаря генам.

Воспитанной и нежной – благодаря книгам и себе.

Приятен человек, когда он мягок.

А правдивый мягок не всегда.

Одна женщина подталкивает нас к добрым делам, другая заставляет думать о хлебе насущном. А есть женщины, которые молчат, они считают: молчание – золото. Мудро и тут и там.

А мы всё равно чем-то недовольны, некоторые даже думают: может, женщины и работать будут за нас, мужчин?

                   ХОРОШЕМУ УЧИТЕЛЮ

Вы учитель, значит, вы – Человек.

И спорить, что это не так – недостойно.

Учитель учит – не мучает

Он сам мученик.

                   ХОРОШЕМУ ВРАЧУ

Вы не только врач, но и Человек.

И лечите не только тело, но и душу.

Душевный бальзам – это нечто бесценное, божественное. Его невозможно купить ни в одном магазине, зато можно получить в дар – от любимого человека.

Глава 12. Записки из прошлого

Примерно в 1991 году я перебирал папки с бумагами и вдруг нашёл листочки с каракулями – это мои наблюдения, записанные в разных местах: и дома, и в гостях; записывал даже на улице. Отдельные листочки я находил и позднее, а многое было утеряно.

Что-то из записей я вставил в книгу «Логика Жизни» и в роман «Обочина». Кое-где, кстати, по забывчивости не указан год. Текст оставляю таким, каким он был. Каким он был, таким остался…

Расслабился

(1971 г.)

Я встал из-за стола и пошёл уже к выходу, как одна из женщин сказала:

– А ты, Боря, любитель порассуждать.

– Не ты первая говоришь мне об этом, – без излишней скромности ответил я, снова возвращаясь к столу. – Вот в детстве, например, – опять с воодушевлением начал, как будто и не собирался уходить. – И было-то мне, наверное, не больше пяти лет, а уже ду-у-мал. Набегаешься летом, помню, по деревне, умаешься. Около одиннадцати вечера на кровать и – на правый бочок. Анализируешь, где какие огрехи в течение дня сделал и вообще, тем ли занимался. А ведь никто этому не учил. Читать, естественно, в том возрасте не умел, писать тоже. Слышишь, как мама рядом легла, как поправляет на тебе одеяло и, с ошибками дня, засыпаешь.

Утром спозаранку проснёшься, оказывается, на полу лежишь в обнимку с подушкой, вдобавок описанный. Да, бывало такое лет до шести-семи, пусть и крайне редко. Я шмыг на улицу, трусики на забор, а тут мать идёт, только что скотину-кормилицу в стадо проводила. «Ба, сынок, ты никак обдулся?..»

А как не обдуться, если день-деньской по полям да долам бегал, а то в мутной воде купался, где всего-то по колено. Это мы, пацанята, запруды сами для себя делали. Ручеёк в овраге протекал, вот там и мастрячили. До Волги хоть и было в пределах километра, но туда повзрослее пацаны не пускали, отшугивали. А то не дай Бог… Плавать-то умели только по-собачьи – и то не все. Вот и отводили душу в запрудах.

Позднее, уже после второго класса с одной запрудой… точнее не с запрудой, а со мной курьёз получился. Учились мы в деревенской школе, одновременно первый класс с третьим, а второй – с четвёртым. Как-то в июне лень было до Волги бежать, и решил я с мелкотой в запрудёнке искупаться. Положил белые трусики на травку, и давай барахтаться в сей луже. Вдруг вижу, три девочки приближаются, которые старше меня, как раз на два класса. А одна из них мне о-о-чень нравилась.

Они не видят пока, что я голый, поскольку всё, что ниже моего живота, земляная насыпь скрывала. Всё думаю, хана. За трусишками бежать нельзя, увидят. Стыд-то будет, позор! Два класса окончил, а голый купается. Ну, думаю, не на того нарвались, обхитрю. Р-раз в мутную водицу на спину, руками о дно поддерживаюсь, лежу писькой вверх… Вот этого я как раз и не предвидел, иначе бы по-другому лёг.

Лежу, значит, глазёнки закрыл, слышу, девочки совсем рядом и слышу, о чём-то шепчутся и хи-хи-хи, хи-хи-хи. Посмеялись они над чем-то и ушли. Слава, Богу, думаю, пронесло. Глаза боязливо открываю, а моё тело над водой. Не тело, а маленький шпиндель над водой торчит. Так и свалился я от срамоты, попой на грязное дно.

Ох, и ругал потом себя: вот, думаю, что любовь делает. Да, любовь виновата. Зато перед сном дал себе разгон: «Как же так, – думаю, – ежедневный анализ делал, а в простецкой ситуации осечку дал. Почему? Значит, где-то расслабился».

Еврейка

(1972 г.)

Я с малых лет не выговаривал букву «р». Например, вместо здравствуйте, говорил «Здхасьти». Вместе с тем я был очень примерный мальчик и со всеми – будь то на улице, либо в другом месте, вежливо раскланивался: «Здхасьти!» И всегда делал это с удовольствием. Люди немолодого возраста были без ума от меня, не мальчик – само обаяние. А вот то, что я картавил, никого не интересовало, и никто меня по этому поводу не дразнил. Только мой старший брат, если в каком-то случае был недоволен мною, обзывал меня «еврей». Я не знал, обидное это прозвище или нет, поэтому не обижался на брата. Примерно до шестого класса я вообще не обращал внимания, что не выговариваю одну букву. Вдруг «прозрел», а всё из-за девочек – начал их стесняться. Отвечаю у доски нормально, гладко, но как только встречается в слове «р» – тормоз. Кручу извилинами, какую же букву можно использовать вместо «р». Стал краснеть, волноваться. Учительша: «Боря, ты почему молчишь? Отвечай». А я слово не могу придумать без этой буквы. Через полгода или даже больше, всё же научился выговаривать «р». А до этого, где только не упражнялся: «Вор-р-она, кар-р-кнула…» Или: «Товар-р-ищ стар-р-шина, товар-р-ищ…» Много мне крови попортила эта буковка. По этой причине уроки довольно часто прогуливал, учителям дерзил. Но почему я заговорил про эту злополучную букву? А вот для чего.

В деревню к нам в летнее время года (в деревне мы стали жить после смерти отца) приходила старенькая и сгорбленная, но подвижная еврейка. Поздоровавшись с моей матерью, она сразу проходила во двор и выбирала себе курицу. И что меня удивило, так это то, что она не по внешнему виду отбирала курочку, а чего-то щупала сзади у неё.

Однажды, помню, подходит она к нашему дому и, увидев меня, стоящего в одних трусиках, с улыбкой говорит: «Здхаствуй, мальчик!» Я в ответ: «Здхасти!» И стою, хлопаю большими глазищами, таращусь на её морщинистое, с желтоватым оттенком лицо. Она недовольным взглядом окинула меня, что-то пробормотала и засеменила во двор. Еврейка наверняка подумала, что я передразнил её. Правда, немного позднее она поняла, что я не выговариваю букву «р», после чего стала одаривать меня подарками: то пряников принесёт, то ирисок (я обожал их), а то «петушков» – красных, жёлтых… (их сладость на всю жизнь запомнил). И всегда с особой любовью смотрела на меня. Почему-у… Может, что-то родное во мне увидела?

Отец

(1976г.)

Уже около года не собирались дети у своего старенького, больного отца. Не собирались все вместе, как когда-то.

Жители деревни видели, что угасает старик, на ладан дышит.

Иногда он плакался соседям: «Вот, когда здоровье было, да мать была жива, часто приезжали. Как здоровья не стало…» Потом начинал оправдывать их: «Да и то сказать, какой резон сейчас ко мне ездить. Про болезни говорить? Кому интересно это».

Приходил и радостный: «Вот, опять сон хороший приснился, должны в субботу приехать».

А в субботу вечером к соседям подойдёт и, склонив голову, задумчиво начинает: «Вчера сон видел – нет, не приедут мои сегодня».

Соседи после его «снов» не знали, что и делать. Но скопом проанализировав ситуацию, дали ему совет: выслать детям «страшную» телеграмму. Он согласился.

Не откладывая вопрос в долгий ящик, отправили послание: «Отец умер, приезжайте…»

Было это в субботу. А в воскресенье 19-го августа престольный праздник – Преображенье Господне.

Приехали дети, внуки, другие родственники. У всех глаза на лоб: как?!

А он утверждает, что знать ничего не знает, и ведать не ведает. Какая-то ошибка.