Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны - Миле Белаяц

Намерение сербского правительства улучшить отношения с Австро-Венгрией отмечал и поверенный в делах российского посольства в Белграде Василий Штрандтман. В ситуации, когда Монархия использовала каждую проблему для усиления напряженности, сербская сторона выразила готовность предоставить ей концессии на строительство путей в новых областях. С этой целью в Белград прибыли представители венской железнодорожной дирекции. Переговоры с ними прервала новость о Сараевском покушении[85].

Будучи в курсе того, что Австро-Венгрия весьма недоброжелательно взирает на планы Сербии и Черногории относительно заключения реальной унии, оба сербских правительства прервали переговоры. Сделать это через посланника в Белграде Гартвига потребовал русский министр Сазонов, до которого дошли тревожные вести из Берлина и Вены[86].

Содержание переговоров Штрандтмана с престолонаследником Александром и премьером Пашичем свидетельствует о том, что они осознавали неготовность Сербии к новым кризисам и тем более к войне. Их главным аргументом было истощение в результате Балканских войн военных ресурсов, восстановить которые не представлялось возможным даже в течение трех лет. В последней шифрованной телеграмме из Белграда, отправленной 23 июля 1914 г., поверенный в делах Штрандтман детально изложил видение Пашичем сложившейся ситуации. Безусловно, Сербия задумывалась об освобождении своих братьев в Боснии и об объединении с ними. Однако международные условия, этому благоприятствующие, могли сложиться только в отдаленном будущем. Актуальной задачей оставалось усиление собственных позиций путем развития связей с Румынией, Черногорией, Грецией и в перспективе с Болгарией. Имелись и внутренние проблемы, решение которых тоже требовало времени. Считалось, что три года потребуются только для того, чтобы собрать необходимое военное снаряжение и построить мост на Дунае, который связал бы сербский берег с румынским. Более продолжительное время заняло бы строительство железных дорог на юге и в Санджаке, а также надежных и скоростных путей сообщения, ведущих из центра к окраинам. В заключение Штрандтман пишет: «Из сказанного нетрудно заключить, что возникновение в данную минуту и в ближайшем времени событий, могущих до крайности обострить австро-сербские отношения, считается в Белграде не только не желательным, но и опасным для самого существования Королевства. К такого рода событиям следует отнести убийство наследного эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супруги – убийство, спутавшее все планы Сербии и поставившее вопрос о военном столкновении ее с великой державой в самую неблагоприятную для нее минуту (курсив мой – М. Б.). Понятна была поэтому тревога, охватившая не только сербское правительство, но и тем более королевича-регента, который в полном сознании недостатков сербской армии считал, что, с точки зрения австрийской, было бы “большой глупостью” не воспользоваться сложившимися обстоятельствами, чтобы предъявить Сербии неприемлемые требования и вызвать вооруженный конфликт… Принимая во внимание все вышеизложенное… можно с уверенностью сказать, что королевское правительство по случаю ожидаемого выступления Австро-Венгрии в Белграде пойдет навстречу тем могущим быть ей предъявленным требованиям, совместимым мало-мальски с достоинством самостоятельного государства»[87].

О неготовности Сербии к войне сообщали и австро-венгерские представители в Белграде.

За подходящим к концу разделом, озаглавленным нами «Нужны ли были Сербии международный кризис и война в 1914 г.», мог бы последовать раздел «Хотела ли Австро-Венгрия в 1914 г. кризис и войну?». Ответ, написанный заглавными буквами, гласил бы: «ДА». Мировой литературе давно известны планы и мотивы министра А. Эренталя, возглавлявшего МИД с начала 1906 г., и графа Берхтольда, унаследовавшего ему в 1912 г., и ближайшего соратника графа Я. Форгача – бывшего посланника в Белграде, страстно ненавидевшего Сербию. Нельзя скрыть или игнорировать активность одиозной «военной партии», подстрекательство со стороны начальника Генерального штаба Конрада фон Гетцендорфа, которого генерал Оскар Потиорек на все лады расхваливал ответственному за Боснию министру Билинскому. Конрад в своих дневниках вел подсчет требованиям начать войну против Сербии. 24 раза – только с января 1913 г. по июнь 1914 г. В ответ на рекомендации Билинского ускорить решение аграрной проблемы, чтобы избежать повторения восстаний, аналогичных разразившемуся в 1910 г. в северном Посавье, Потиорек 28 мая 1913 г. отправил свое приобретшее известность письмо. Оно свидетельствовало о том, что в Австро-Венгрии присутствовал какой-то фаталистический страх в связи с надвигавшейся войной, что, разумеется, не было новостью для обоих государственных деятелей. Однако Потиорек считал нужным приблизить конфликт, ибо считал невозможным добиться дружественных отношений с Сербией даже ценой максимальной предупредительности. «Если настоящую ситуацию не использовать, как, по-видимому, и произойдет, для того чтобы сделать Сербию безопасной для нас путем объединения с Монархией хотя бы в форме заключения торговой, таможенной и военной конвенции, придется считаться с тем, что это государство во время каждой предстоящей войны будет сражаться как явный и ожесточенный противник на стороне прочих наших неприятелей»[88], – в таком витиеватом ключе военачальник предлагал предпринять превентивную войну и осуществить план, который был утвержден в общих чертах еще при Эрентале и которому Вена, увы, не склонна была следовать. Билинского рекомендации наместника в Боснии навели на мысль о том, что тот одержим ненавистью как к Сербии, так и к сербским подданным Монархии[89].

Председатель итальянского правительства Джованни Джолитти (Giovanni Giolitti), выступая перед парламентом, утверждал, что Австро-Венгрия готовила нападение на Сербию еще летом 1913 г. Остановило ее лишь отсутствие поддержки со стороны прочих великих держав. Историк Милорад Экмечич пишет, что, если бы не случилось Сараевского покушения, «нашелся бы другой предлог для развязывания Первой мировой войны, о котором нам доподлинно известно. Таковым надлежало стать восстанию албанцев, назначенному на осень 1914 г. Я в свое время изучал в сараевском Государственном архиве материалы, описывающие планы экономической мобилизации на случай Третьей балканской войны, которая должна была состояться “осенью этого года”. По всей Боснии и Герцеговине скупались стада коров и коней, отсылались в порты Далмации, откуда их легко можно было перебросить в Албанию»[90].

В июне 1913 г. министр иностранных дел Берхтольд передал в Берлин, что Австро-Венгрия полагает, что даже без российской провокации следует вмешаться, если Сербия одержит решающую победу и возникнет угроза создания некой «Великой Сербии». Когда германский посол Генрих фон Чиршки, принявший это послание, спросил, что такое «Великая Сербия», то Берхтольд в качестве единственного ее признака смог назвать общую границу с Грецией. Более четкого определения не последовало. Берлин в ответ на инициативу Вены заявил, что та непозволительно допускает, чтобы ее действия определял какой-то «кошмар Великой Сербии»[91].

Эффект разорвавшейся бомбы произвели поражение Болгарии и заключение Бухарестского мирного договора в Вене и Будапеште, воспринимавших случившееся как удар по «престижу великой державы». 22 июля 1913 г. профессор Редлих записал в своем дневнике: «Официальные круги пребывают в глубокой депрессии». В тех же словах положение в министерстве иностранных дел описывал и граф Кормонас: «Балльхаусплатц охвачен глубочайшей депрессией». Мать воинственного графа Алиса фон Гойос восклицала: «Если бы этот Бетман-Гольвег (германский рейхсканцлер – М. Б.) был мужчиной, он бы вмешался в войну между Сербией и Болгарией»[92].

В августе 1913 г. Вена не смогла смириться с условиями Бухарестского мира, которые не только означали усиление Сербии, Черногории и Румынии за счет Болгарии, но и нарушали планы ее экспансии в южном направлении. 10 августа – в тот же день, что был подписан договор, – австро-венгерские представители сообщили Германии и Италии о намерении напасть на Сербию. Об этом итальянский министр иностранных дел маркиз Антонино ди Сан-Джулиано (Antonino Parteno-Castello di San Giuliano) доложил премьеру Джолитти в телеграмме, которая гласила: «Австрия сообщила нам и Германии, что собирается напасть на Сербию; она представляет это как оборонительную операцию и надеется, что Тройственный союз расценит это как casus foederis, что, по-моему, невозможно. Мы вместе с Германией попытались отговорить Австрию от этих действий…». Джолитти ответил министру: «Casus foederis не наступит в результате нападения Австрии на Сербию. Это отнюдь не оборонительный, а продиктованный ее личными соображениями шаг… Об этом следует заявить Австрии со всей ясностью. Будем надеяться, что Германия предпримет меры, дабы отвратить Австрию от этой весьма опасной авантюры»[93].