Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

По его словам выходило, что вчера он обедал с губернатором Санкт-Петербурга, позавчера с мэром Москвы, а третьего дня только было собрался отобедать с президентом и не смог, дела задержали в Вашингтоне. Пришлось президенту одному обедать.

Лера Любанова, которая до сего дня не была близко знакома ни с кем из «правых», все время ловила себя на мысли, что если уж лидер фракции такой болван, то немудрено, что на парламентских выборах эта самая фракция получила полтора места, да и то по чистой случайности.

Впрочем, может, он не болван, а просто считает, что именно так должно производить впечатление на даму?..

— Может быть, еще кофе?

— Да, пожалуйста.

Садовников махнул рукой официантке — учительнице французского — и стал раскуривать сигару.

Должно быть, в книге прочитал, что Уинстон Черчилль, политик всех времен и народов, любил сигары, и теперь тоже любит. Как Черчилль.

— Я ведь так понял, — сказал Садовников, на миг прервав свое занятие, — что вы получили из Лондона недвусмысленные указания, и наша с вами встреча на самом деле чистой воды проформа.

— Указания? — пробормотала Лера и посмотрела на Полянского. Тот моментально поднял брови, да так и оставил их поднятыми, в знак чрезвычайного изумления.

— Указания из Лондона, — повторил Садовников терпеливо и стал опять раскуривать сигару, окружив себя облаком дыма. — Мы просто должны подписать бумаги, так сказать, скрепить то, что уже определено.

— Вы думаете?

— А разве не так? Указания получены, и вам остается только их выполнить.

— А… кто получил указания из Лондона? — уточнила Лера. — Роман, ты получал из Лондона указания относительно Германа Ильича?

Полянский уверил, что ничего такого не получал.

— И я не получала. Вот Герман Ильич говорит про какие-то указания! Или парламентская фракция «Россия Правая» всегда живет в соответствии с указаниями из Лондона?

Садовников сладко пыхнул сигарой, прикрыл глаза и усмехнулся.

Он терпеть не мог амбициозных, стервозных баб, уверенных, что они чего-то стоят! Чего ты стоишь, дура? Ну, трахаешься ты с лондонским сидельцем, небось каждую субботу на сеанс летаешь, ну, держит он тебя как главного редактора, ну, ты хоть отчет-то себе отдавай! Да он тебя мог кем угодно назначить, хоть главным редактором, хоть главной балериной Большого театра, хоть главным начальником всех начальников! Сиди себе тихонечко, хлопай своими глазищами, деловую хватку не изображай! Откуда у тебя, бабы, может быть хватка? Еще скажи, что у тебя мозги есть! Нет, ей-богу, он, Герман Садовников, всех баб посадил бы по домам, раздал бы каждой в правую руку ложку, а в левую кастрюлю или сковороду, на выбор, и пусть себе сидят! Вон как у мусульман! Все правильно организовали ребята — на голову платок, на улицу без мужа ни ногой. Если хорошо себя ведут, их кормят, а плохо, так их в реке топят, и все идет отлично! Его, Германа, третья жена, дура дурой, впрочем, как и две первые, так и делала — просиживала бикини на пляже в Ницце и на Кипре, тратила отцовские миллиончики. То виллу купит, то «Ламборджини», то вдруг шубу из невиданного меха. Не видать ее, не слыхать, где там она, ау-у-у! Впрочем, прислуга доносит: выпивать начала, зараза, от скуки и безделья, а заняться нечем. Чем ее займешь?.. Ребенка ей он уже сделал одного, так она его в глаза не видала, этого ребенка-то! Мамки, няньки, гувернеры, бонны, да в конце концов тесть с тещей татарских кровей уволокли его к себе на воспитание. Воспитывать они его будут!.. Тесть в прошлой жизни начальником вахты был на вышке, из него воспитатель дай бог каждому! А теща в тресте ресторанном за арифмометром сидела, тоже воспитательница аристократов, она навоспитывает, пожалуй!.. Бриллианты пудовые, в Париж на завивку летает, зубы в Лондоне вставляет, а носовой платок до сей поры в рукаве носит, засунутый за обшлаг, и сморкается, как в водопроводную трубу дует!..

— Валерия Алексеевна, — начал Герман, потешаясь, — мы прекрасно понимаем друг друга, не делайте вид, что не знаете, о чем идет речь. И давайте уже заканчивать наши с вами беседы. Я только вчера прилетел, меня губернатор ждал, пришлось сразу к нему ехать!.. Бумаги о том, что ваша газета… как она называется? «Бизнес и власть»?

— «Власть и Деньги», — тихо напомнил Полянский.

— Да-да, именно, как это я запамятовал?.. Так вот, бумаги о том, что газета поддерживает на выборах нашу фракцию, уже готовы. Если господин Сосницкий не считает нужным вводить вас в курс деда, то я не имею на это никаких полномочий! — И он мило улыбнулся. — Но тем не менее уверяю вас, что наше предполагаемое сотрудничество будет происходить с его полного одобрения. Он мне сам позавчера…

— Что? — уточнила Лсра.

— Он позавчера мне по телефону сказал, что все наши предварительные договоренности остаются в силе, и он даст вам указание просто подписать несколько листочков с разными пунктами. Такие листочки называются договором.

— Позавчера у Вадима не работал телефон, — сердечно сказала Лера. — Какие-то проблемы со спутником.

Но мелкий бабий укус Садовникова ничуть не обескуражил.

— Ну, может быть, я ошибся. Значит, не позавчера, а накануне. Знаете, у меня столько работы, что я иногда путаю дни недели. Так что, если у вас нет ко мне никаких вопросов, встречу можно заканчивать.

— Зачем тогда было ее начинать? — спросила Лера. — Я убеждена, что мы на самом деле должны договориться.

— Ну, мы с Вадимом уже обо всем договорились, уверяю вас!..

Тут подряд произошло два события.

Широкие двери старинного лифта, который важно ходил в золотой клетке под часами, неторопливо разъехались, и из него вышла очень высокая молодая женщина в джинсовом костюме. У нее был замученный вид, а на носу темные очки.

— Мила! — закричала Лера и полезла через ноги Полянского. Тот посторонился. — Милка!

Высоченная остановилась и посмотрела по сторонам в недоумении.

— Милка, ты же сказала, что утром будешь уже в Москве!

Мелисса Синеокова подняла на лоб очки и повернулась совсем в другую сторону, не в ту, где была Лера, и неуверенно улыбнулась равнодушной тетке иностранного вида. Тетка удивленно улыбнулась в ответ.

Лера подлетела и дернула ее за плечо:

— Дура, ты куда смотришь! Разве я оттуда кричу?

— Лерка! Откуда ты взялась?!

— У меня переговоры, — зашептала Лера Любанова и незаметно показала на Садовникова с Полянским, которые не отводили от них глаз. — Во-он с тем козлом. Козел называется Герман Садовников, он лидер правой думской фракции. Он меня уже извел, честное слово!

— Да, — сказала Мелисса Синеокова негромко, и глаза у нее сузились. — Я его знаю. И вправду козел.

— Почему ты не в Москве?

— Съемки внезапно отложили. Я их жду.

Лера подбоченилась.

— Как это ты их ждешь?!

— Ну, продюсер позвонил и сказал: извините, пожалуйста, у нас все откладывается на два дня. Ну, не отменять же, раз уж я все равно здесь. Вот я теперь жду. — Она говорила и отводила глаза, совершенно точно зная, что Лера сейчас будет ругаться.

Лера принялась ругаться:

— Слушай, Синеокова ты моя, все-таки ты ненормальная! Ты же звезда первой величины, черт тебя побери! Какого рожна ты торчишь в Питере и ждешь съемок, если они отменились, как ты выражаешься! Немедленно садись на самолет и дуй в Москву! Тебе больше делать нечего, только съемок ждать?!

— Да, но я все равно уже здесь…

— Здесь! Ты сейчас здесь, а через два часа будешь в Москве! Васьки на тебя не хватает! Звони ему немедленно, пусть он тебя встречает!

— Валерия Алексеевна! — негромко, но очень-очень внушительно позвал Садовников. Внушительность его голоса перекрыла даже звук ручейков, растекавшихся от арфы.

Лера повернулась к нему спиной.

— Звонить я не буду, — сказала Мелисса Синеокова, знаменитая писательница. — Я на него обиделась.

— Ну и дура. Он тебя что, побил?

— С ума сошла?!

— Значит, оскорбил словом?

— Не хочу я рассказывать!

— Послал бог подругу, — под нос себе пробормотала Лера Любанова, — ничего толком не добьешься, двух слов не может связать! Сидит одна в гостинице в Питере, ждет съемок! Угораздило же!

— И вообще у меня температура, — сказала Мелисса Синеокова печально. — Тридцать восемь и семь. Представляешь?

Лера закатила глаза.

— А куда тебя несет, сокровище, с такой температурой?! Тебе лежать надо! Возвращайся в номер и ложись немедленно, я к тебе сейчас приду. Ты в каком?

— В четыреста шестнадцатом, только лежать я больше не могу, полдня лежу. Я в скверик выйду, на солнышке посижу и вернусь. А ты приходи ко мне. Только одна, без… этих.

— Еще мне не хватало этих по чужим номерам водить! И как это так получается, что как только Васька отвернется, тебя обязательно по башке стукнет? В прошлом году упала так, что ходить не могла, из машины вывалилась, помнишь! А он только за сигаретами отошел!